Несчастный так ослабел, что его пришлось сейчас же снова уложить.
Несколько часов он находился в состоянии полной прострации, похожем на
смерть. Фергюссон не отходил от него и не мог сдержать своего
волнения: он чувствовал, что эта жизнь уходит. "Неужели,- думал
доктор,- мы так скоро потеряем того, кого вырвали из рук мучителей?"
Доктор снова перевязал ужасные раны и принужден был пожертвовать
большей частью своего запаса воды, чтобы освежить пылающее в
лихорадочном жару тело страдальца. Вообще он самым нежным и разумным
образом ухаживал за ним. К французу мало-помалу возвращалось сознание,
но, увы, не жизнь.
Умирающий прерывистым голосом рассказал доктору свою историю.
Когда он начал, Фергюссон попросил его говорить на родном языке:
- Я понимаю его, а вас это менее утомит.
Миссионер был молодой человек родом из Бретани, из бедной семьи.
Деревня Драдон, где он вырос, находилась в центре департамента
Мобриана. Он очень рано почувствовал влечение к духовному поприщу. Ему
мало было самоотверженной жизни священника, он хотел опасностей и
вступил в орден миссионеров, основателем которого был св.
Винцент-Павел.
В двадцать лет он покидает свою родину для негостеприимных
берегов Африки, и оттуда, преодолевая всякие препятствия, перенося
всевозможные лишения, молясь, он пешком добирается до поселений диких
племен, живущих по притокам Верхнего Нила. Прошло два года, а дикари
все еще не внимали его проповедям, не откликались на его пылкие
призывы, неверно истолковывали его человеколюбие. И вот он попадает в
плен к одному из самых свирепых племен - ньямбара, где с ним очень
плохо обращаются. И все же он учит, наставляет, молится. Когда однажды
племя, у которого он был в плену, после одного из частых побоищ с
соседями, разбегается, бросив его на поле битвы, как мертвого, он
все-таки не считает возможным вернуться на родину и, верный
евангельским заветам, продолжает скитаться по Африке. Самым спокойным
временем для него было то, когда его считали сумасшедшим. Он и на
новых местах изучает местные наречия и упорно продолжает свое дело.
Еще два долгих года он странствует по этим местам, повинуясь
сверхчеловеческой силе, дарованной ему богом. Последний год проводит
он среди "барафри", одного из самых диких племен - ньям-ньям.
Несколько дней тому назад умер их вождь, и злосчастного миссионера
почему-то обвиняют в его неожиданной смерти. И вот решают принести его
в жертву. Уже в течение почти двух суток длятся его пытки, и ему
предстоит, как верно предвидел доктор, умереть на следующий день при
ярком свете солнца, как раз в полдень. Услышав звук ружейных
выстрелов, он инстинктивно кричит: "Ко мне! Ко мне!" А когда до него
доносятся с неба слова утешения, ему кажется, что все это сон.
- Я не жалею,- прибавил он,- о жизни, которая уходит; она
принадлежит богу.
- Не теряйте надежды,- сказал ему доктор.- Мы подле вас и вырвем
вас у смерти, как вырвали у ваших мучителей.
- Так много я не прошу,- кротко ответил миссионер.- Слава богу,
что мне дана перед смертью великая радость пожать дружеские руки и
услышать родную речь.
Миссионер снова ослабел. День прошел между надеждой и страхом.
Кеннеди был очень подавлен, а Джо украдкой утирал слезы.
"Виктория" еле подвигалась; самый ветер, казалось, хотел дать
покой умирающему.
Под вечер Джо объявил, что на западе виден какой-то очень яркий
свет. Действительно, небо было словно в огне. На более северных
широтах, пожалуй, можно было бы принять это за северное сияние. Доктор
стал внимательно наблюдать за таким редким явлением.
- Это не может быть не чем иным, как действующим вулканом,-
наконец, проговорил он.
- А ветер как раз. несет нас туда,- заметил с тревогой Кеннеди.
- Ну, и что же? - отозвался доктор.- Мы пролетим над ним на такой
высоте, где будем в безопасности.
Прошло каких-нибудь три часа, и "Виктория" уже неслась над
горами. Она была на 24o 15' восточной долготы и 4o 42' северной
широты. Под нею из огнедышащего вулкана лились потоки расплавленной
лавы и высоко взлетали обломки скал... Казалось, какая-то огненная
влага низвергается ослепительным каскадом. Зрелище было великолепное,
но опасное, ибо ветер продолжал упорно гнать "Викторию" в сторону этой
раскаленной атмосферы.
Раз нельзя было обойти это препятствие, надо было перелететь
через него. Горелка заработала вовсю, и "Виктория", поднявшись на
высоту шести тысяч футов, пронеслась саженях в трехстах от вулкана.
Умирающий миссионер мог со своего ложа созерцать действующий вулкан,
откуда вырывались ослепительные снопы огня.
- Как это прекрасно,- произнес он,- и как бесконечно могущество
всевышнего. Мы чувствуем его даже в самых страшных явлениях природы.
Потоки раскаленной лавы покрывали склоны горы словно огненным
ковром. Нижняя часть "Виктории", отражая море пламени, сияла в ночной
темноте. В корзине чувствовался сильный жар, и доктор Фергюссон
стремился как можно скорее уйти от этого опасного места. К десяти
часам вечера вулкан казался лишь красной точкой на горизонте, а
"Виктория", опустившись в более низкую зону, спокойно продолжала свой
полет.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Гнев Джо.- Смерть праведника.- Бдение над покойником.- Безводная
местность.- Погребение.- Глыбы кварца.- Галлюцинация Джо.-
Драгоценный балласт.- Открытие золотоносных пород.-
Джо в отчаянии.
Чудесная ночь спустилась на землю. Обессиленный миссионер тихо
дремал.
- Нет, он больше не придет в себя,- проговорил Джо.- А ведь он
так еще молод, бедняга, ему тридцати нет.
- Да, он умрет на наших руках,- подтвердил доктор с отчаянием.-
Дыхание его все слабеет, и я бессилен сделать чтолибо для его
спасения.
Скачать книгу [0.20 МБ]
Пирамида