— Чего это ты сегодня с утра в вечернем платье? — спросил Александр. — И на
каблуках?
— А что, мне не идет?
— Черное тебе очень идет, — сказал он и осторожно потерся щекой о мою щеку. —
Впрочем, и белое тоже.
Вместо поцелуев мы иногда терлись друг о друга щеками. Раньше меня смешила эта
его манера — в ней было что то детское, щенячье. Потом он признался, что
принюхивается к моей коже, которая по особому трепетно пахнет за ухом. С тех пор
во время этой процедуры я испытывала легкое недовольство — мне казалось, что
меня используют.
— Мы идем в театр? — спросил он.
— Кое что поинтересней. Мы едем на охоту.
— На охоту? На кого же мы будем охотиться?
— Охотиться буду я. А ты будешь смотреть.
— А на кого ты будешь охотиться?
— На кур, — сказала я с гордостью.
— Ты проголодалась?
— Не смешно.
— А зачем тебе тогда охотиться на кур?
— Просто я хочу, чтобы ты узнал меня чуть лучше. Собирайся — мы едем за город.
— Прямо сейчас?
— Да, — сказала я, — только прочти вот это. Тебе делают коммерческое
предложение.
И я протянула ему распечатку письма, которое утром получила от И Хули по
электронной почте.
«Привет рыженькая,
Pursuant к нашей вчерашней (такой милой!) встрече. Оказывается, когда мы
оставили наших мальчиков одних и принялись вспоминать старое, у них состоялся
спор об искусстве. Брайан показал Александру фотографии работ, которые он
планирует выставить совместно с галереей Saatchi . Во первых, это инсталляция
«Освобождение Вавилона» — макет ворот Иштар, на фоне которых стоят симу лякры
десантных шотландских волынщиков с задранными юбками. Эти гипсовые фигуры
навязывают свое сексуальное возбуждение наблюдателю, атакуют его восприятие и
превращают его самого в подобие выставленного на обозрение экспоната. Таким
образом зритель осознает свое физическое и эмоциональное присутствие в
пространстве, искривленном гравитацией этого художественного объекта.
«Освобождение Вавилона» Александру понравилось, чего нельзя сказать об
остальном.
Видела ли ты хит Венецианской биеннале — стог сена, в котором четыре года
прятался от участкового первый белорусский постмодернист Мыколай Климаксович?
Александр обозвал эту работу плагиатом и рассказал про аналогичный стог
Владимира Ульянова ( Lenin ), находящийся на постоянной экспозиции в деревне
Разлив. Брайан заметил, что повторение — не обязательно плагиат, это суть
постмодерна, а если шире — основа современного культурного гешталъта,
проявляющаяся во всем — от клонирования овец до ремейка старых фильмов. Чем еще
заниматься после конца истории ? Именно цитатностъ, сказал Брайан, превращает
Климаксовича из плагиатора в постмодерниста. Александр возразил, что от
российского участкового этого Климаксовича не спасла бы никакая цитатцостъ, и
если в Белоруссии история кончилась, то в России перебоев с ней не предвидится.
Затем Брайан показал Александру работу Asuro Keshami , к которой он относится
особенно трепетно, не в последнюю очередь из за серьезных инвестиций, которых
требует ее изготовление и монтаж. Работа Хешами, навеянная творчеством
небезызвестной тебе Camille Paglia , представляет собой огромную трубу из
эластичного красного пластика с белыми выступами клыками внутри. Ее
предполагается установить под открытым небом на одном из лондонских стадионов.
Одна из самых серьезных проблем в мире современного искусства — придумать
оригинальную и свежую вербальную интерпретацию работы. Нужны бывают буквально
несколько фраз, которые затем можно будет перепечатывать в каталогах и обзорах.
От этого кажущегося пустяка часто зависит судьба произведения. Здесь очень важна
способность увидеть объект с неожиданной, шокирующей стороны, а это замечательно
получается у твоего приятеля с его варварски свежим взглядом на мир. Поэтому
Брайан хотел бы получить разрешение использовать мысли, высказанные вчера
Александром, для концептуального обеспечения инсталляции. Сопроводительный
текст, который я прилагаю — это как бы сплав идей Брайана и Александра:
«В работе Асуро Кешами „ VD 42 CC “ сочетаются разные языки — инженерный,
технический, научный. На базовом уровне речь идет о преодолении: физического
пространства, пространства табу и пространства наших подсознательных страхов.
Инженерный и технический языки имеют дело с материалом, из которого изготовлен
объект, но художник говорит со зрителем на языке эмоций. Когда зритель узнаёт,
что какие то люди дали этому маленькому педику пятнадцать миллионов фунтов,
чтобы растянуть пизду из кожзаменителя над заброшенным футбольным полем, он
вспоминает, чем занимается по жизни он сам и сколько ему за это платят, потом
глядит на фото этого маленького педика в роговых очках и веселой курточке, и
чувствует растерянность и недоумение, переходящие в чувство, которое германский
философ Мартин Хайдеггер назвал „заброшенностью“ ( Geworfenheit ). Зрителю
предлагается сосредоточиться на этих переживаниях — именно они являются
эстетическим эффектом, которого пытается добиться инсталляция».
Брайан предлагает Александру гонорар в одну тысячу фунтов. Это, конечно,
небольшая сумма, но вариант сопроводительного текста не окончательный, и полной
уверенности, что он будет использован, нет. Поговори с Александром, ОК? Можете
написать ответ лично Брайану на этот же адрес, я сейчас с ним в легкой ссоре. Он
в дурном настроении — ночью его не пустили в заведение, называющееся « Night
Flight ». Сначала его остановил face control (не понравились спортивные туфли),
потом из недр этого вертепа вышел какой то голландский сутенер и велел Брайану
одеться « more stylish ». Брайан сегодня ведь день повторяет: « Stylish ? Тот,
который передо мной прошел? В зеленом пиджаке и синей рубашке?» И срывает свое
плохое настроение на мне. Ну да ничего : =)))
Самое главное, не забудьте про пропуск в храм Христа Спасителя!
Люблю и помню,
твоя И».
Александр внимательно прочитал распечатку. Затем сложил лист бумаги вдвое, затем
еще раз вдвое, а затем порвал его.
— Тысяча фунтов, — сказал он. — Ха. Он, видимо, не вполне понимает, с кем имеет
дело. Знаешь, напиши ему ты. Ты все таки лучше владеешь английским.
— Спасибо, — сказала я скромно. — А что написать? Мало предложил?
Он смерил меня взглядом.
— Обложи его хуями по полной программе. Но только так, чтобы было аристократично
и изысканно.
Пирамида