«Употребляй настоящее время, Роберт, – сказал он себе. – Надо говорить:
существует антихристианская организация, члены которой действуют в банковской
системе, политических кругах и университетах».
– Значит, вы считаете, что Ватикан мог навеки похоронить любое доказательство
существования угрозы церкви со стороны иллюминатов?
– Не исключено. При этом речь может идти о любой опасности – действительной или
воображаемой. Если люди узнают о ней, это подорвет их веру в могущество церкви.
– И последний вопрос, – глядя на него, как на марсианина, сказала Виттория, – вы
действительно во все это верите?
– Во что? – спросил Лэнгдон. От неожиданности он даже остановился.
– Вы действительно верите, что вам все это удастся? Лэнгдон так и не понял, что
прозвучало в ее словах – ирония, жалость или страх?
– Вы сомневаетесь, что я найду «Диаграмму»? – в свою очередь, спросил он.
– Нет, дело не только в «Диаграмме». Ведь речь идет о том, что нам следует найти
книгу, обнаружить в ней segno, которому исполнилось четыре сотни лет,
расшифровать какой то математический код и пройти по древней тропе искусства,
которую способен заметить лишь самый изощренный ум... И на все это нам отпущено
лишь четыре часа.
– Я готов выслушать любые альтернативные предложения, – пожал плечами Лэнгдон.
Глава 50
Роберт Лэнгдон стоял у архивного хранилища номер 9 и читал прикрепленные к
полкам ярлыки: БРАГЕ ... КОПЕРНИК... КЕПЛЕР ... НЬЮТОН...
Повернувшись к Виттории, изучавшей содержимое соседнего хранилища, Лэнгдон
сказал:
– Я нашел нужную рубрику, но Галилея в ней нет.
– Его там нет, – сказала она, переходя к следующему стеклянному кубу, – но не
огорчайтесь. Он здесь. Надеюсь, вы не забыли прихватить очки? Они вам
понадобятся, поскольку все это хранилище посвящено нашему герою.
Лэнгдон подбежал к девушке и убедился, что та права. Все указатели хранилища
номер 10 содержали лишь два слова:
IL PROCESSO GALILEANO
Лэнгдон даже присвистнул, увидев, что Галилею отведен целый блок.
– «Дело Галилея»! – восхитился он, вглядываясь сквозь стекло в темные ряды
полок. – Самый продолжительный и самый дорогой судебный процесс в истории
Ватикана. Четырнадцать лет и шестьсот миллионов лир. И все это собрано здесь.
– То еще собрание юридических документов!
– Похоже, что юристы за последние четыреста лет не очень изменились.
– Не больше, чем акулы.
Лэнгдон надавил на большую желтую кнопку, и за стеклом под самым потолком
вспыхнула батарея темно красных ламп, превратив хранилище в светящийся багровый
куб с темным лабиринтом полок.
– Бог мой, – произнесла Виттория, – так мы будем загорать или работать?
– Пергамент под воздействием света обесцвечивается, поэтому все хранилища имеют
приглушенное освещение.
– Да мы там просто свихнемся.
Или даже хуже того, подумал Лэнгдон, подходя к единственному входу в стеклянный
куб.
– Хочу вас предупредить. Поскольку кислород является окислителем, его содержание
в атмосфере хранилища существенно снижено. В кубе соблюдается частичный вакуум,
и ваше дыхание будет затруднено.
– Не волнуйтесь. Если даже старцы кардиналы выдерживают эту атмосферу...
«Верно, – подумал Лэнгдон. – Может, и нам повезет».
В хранилище вела единственная вращающаяся дверь. В шахте двери ученый заметил
четыре кнопки, по одной в каждом отсеке. Когда нажимали на кнопку, управляемая
электроникой дверь приходила в движение. Совершив пол оборота, она
останавливалась в соответствии со стандартной процедурой сохранения постоянного
атмосферного давления в помещении.
– После того как я войду, – продолжал Лэнгдон, – нажмите на кнопку и следуйте за
мной. Учтите, что влажность там не превышает восьми процентов, поэтому будьте
готовы к появлению сухости во рту и горле.
Лэнгдон зашел в открытую секцию и надавил на кнопку. Дверь издала громкий сигнал
и начала вращаться. Следуя за двигающейся панелью, Лэнгдон готовил себя к шоку,
который он всегда испытывал, оказываясь в помещении с пониженным атмосферным
давлением. Такое ощущение может испытать человек, мгновенно оказавшийся на
высоте 20 000 футов. Столь резкий перепад давления довольно часто сопровождается
легкой тошнотой и головокружением. «В глазах двоится, в ушах шумит», – вспомнил
он присказку архивистов, ощутив хлопок в ушах. Послышалось шипение, и дверь
замерла.
Он был в архиве.
Воздух в кубе оказался даже более разреженным, чем он предполагал. Похоже, что в
Ватикане относились к своим архивам несколько бережнее, чем в большинстве других
учреждений. Лэнгдон поборол рефлекторное желание вдохнуть как можно глубже и
замер. Капилляры его легких вскоре расширились, и напряжение сразу спало.
«Превращаемся в дельфина», – сказал он себе, с благодарностью вспоминая те
пятьдесят дистанций, которые он каждый день проплывал в бассейне. Выходит, он
напрягался не зря. Когда дыхание почти полностью восстановилось, Лэнгдон
огляделся по сторонам. Несмотря на то что стены помещения были стеклянными, к
нему вернулось привычное чувство тревоги. «Я заперт в ящике, – думал он. – В
кровавой красной коробке».
За его спиной снова раздался сигнал, и Лэнгдон обернулся. В хранилище вошла
Виттория. Ее глаза сразу же начали слезиться, а дыхание стало тяжелым.
– Потерпите минутку, – сказал Лэнгдон, – а если кружится голова, слегка
наклонитесь.
– У... меня... – задыхаясь, начала Виттория, – у меня такое ощущение... что я
ныряю с аквалангом... а баллоны заполнили не той газовой смесью.
Лэнгдон подождал, пока девушка придет в себя. Он знал, что с ней все будет в
полном порядке. Виттория Ветра находилась в потрясающей физической форме и
являла собой полную противоположность той престарелой выпускнице Редклифа,
которую Лэнгдону пришлось спасать, делая ей искусственное дыхание методом «изо
рта в рот». Случилось это, когда он знакомил старушку с архивным хранилищем
Гарвардской библиотеки. Бедняга тогда едва не погибла, подавившись своей
искусственной челюстью.
– Ну как? – спросил американец. – Вам уже лучше? Виттория утвердительно кивнула.
– Мне пришлось лететь на вашем проклятом стратоплане, а долг, как известно,
платежом красен.
– Сдаюсь, – с трудом выдавив улыбку, произнесла она.
Лэнгдон запустил руку в стоящий у дверей ящик и извлек оттуда пару белых нитяных
перчаток.
Пирамида