Он усмехнулся.
- Я это заслужил. Народ это заслужил. Никто не посмеет
попрекнуть нас. Мы будем есть и пить, сколько пожелаем, мы
будем жить в настоящих домах, мы скажем народу: теперь вы
свободны, развлекайтесь!
- И ни о чем не думайте, - добавил я. - А вам не
кажется, что это все может выйти вам боком?
- Бросьте! - Сказал он. - Это демагогия. Вы демагог. И
догматик. У нас тоже есть всякие догматики, вроде вас.
Человек, мол, потеряет смысл жизни. Нет, отвечаем мы,
человек ничего не потеряет. Человек найдет, а не потеряет.
Надо чувствовать народ, надо самому быть из народа, народ
не любит умников! Ради чего же я, черт побери, даю себя
жрать древесным пиявкам и сам жру червей? - Он вдруг
довольно добродушно ухмыльнулся. - Вы, наверное, на меня
обиделись немного. Я тут обозвал вас сытыми и еще как-то...
Не надо, не обижайтесь. Изобилие плохо, когда его нет у
тебя и оно есть у соседа. А достигнутое изобилие - это
отличная штука! За него стоит подраться. Все за него
дрались. Его нужно добывать с оружием в руках, а не
обменивать на свободу и демократию.
- Значит, все-таки ваша конечная цель - изобилие?
Только изобилие?
- Ясно!.. Конечная цель всегда изобилие. Учтите
только, что мы разборчивы в средствах...
- Это я уже учел... А человек?
- Что человек?
Впрочем, я понимал, что спорить бесполезно.
- Вы никогда здесь не были раньше? - Спросил я.
- А что?
- Поинтересуйтесь, - сказал я. - Этот город дает
отличные предметные уроки изобилия.
Он пожал плечами.
- Пока мне здесь нравится. - Он снова отодвинул пустую
тарелку и придвинул полную. - Закуски какие-то незнако-
мые... Все вкусно и дешево... Этому можно позавидовать. -
Он проглотил несколько ложек салата и проворчал: - мы
знаем, что все великие революционеры дрались за изобилие. У
нас нет времени самим теоретизировать, но в этом и нет
необходимости. Теорий достаточно и без нас. И потом
изобилие нам никак не грозит. Оно нам еще долго не будет
грозить. Есть задачи гораздо более насущные.
- Повесить Бадшаха, - сказал я.
- Да, для начала. А потом нам придется истребить
догматиков. Я чувствую это уже сейчас. Потом осуществление
наших законных притязаний. Потом еще что-нибудь объявится.
А уж потом-потом-потом наступит изобилие. Я оптимист, но я
не верю, что доживу до него. И вы не беспокойтесь,
справимся как-нибудь. Если с голодом справимся, то с
изобилием и подавно... Догматики болтают: изобилие, мол, не
цель, а средство. Мы отвечаем на это так: всякое средство
было когда-то целью. Сегодня изобилие - цель. И только
завтра оно, может быть, станет средством.
Я встал.
- Завтра может оказаться поздно, - сказал я. - И
напрасно вы ссылаетесь на великих революционеров. Они бы не
приняли ваш лозунг: теперь вы свободны, развлекайтесь. Они
говорили иначе: теперь вы свободны, работайте. Они ведь
никогда не дрались за изобилие для брюха, их интересовало
изобилие для души и головы...
Рука его опять дернулась к кабуре, и опять он
спохватился.
- Марксист! - Сказал он с удивлением. - Впрочем, вы же
приезжий. У нас марксистов почти нет, мы их сажаем...
Я сдержался.
Проходя мимо витрины, я еще раз взглянул на него. Он
сидел спиной к улице и снова ел, растопырив локти.
Когда я пришел домой, гостиная была уже пуста.
Простыни и подушки ребята свалили в углу. На письменном
столе лежала прижатая телефоном записка. Детским корявым
почерком было написано: "Берегитесь. Она что-то задумала.
Возилась в спальне". Я вздохнул и сел в кресло.
До встречи с Оскаром (если она состоится) оставалось
еще около часа. Ложиться спать не имело смысла, да было и
небезопасно - Оскар мог пожаловать не один, и пораньше, и
не через дверь. Я достал из чемодана пистолет, вставил
обойму и сунул в боковой карман. Потом я залез в бар,
сварил себе кофе и снова вернулся в кабинет.
Я вынул слег из своего приемника и из приемника
Римайера, положил перед собой на стол и снова попытался
вспомнить, где же я видел точно такие детали и почему мне
кажется, что я видел их даже неоднократно. И я вспомнил. Я
сходил в спальню и принес оттуда фонор. Мне даже не
понадобилась отвертка. Я снял с фонора футляр, сунул
указательный палец под раструб одоратора и, зацепив ногтем,
извлек вакуумный тубусоид FH-92-U, четырехразрядный,
статичного поля, емкость два. Продается в магазинах бытовой
электроники по пятьдесят центов за штуку. На местном
жаргоне - слег.
Так и должно быть, подумал я. Нас сбили с толку
разговоры о новом наркотике. Нас постоянно сбивают с толку
разговоры о новых ужасных изобретениях. Мы уже несколько
раз садились в аналогичную лужу. Когда Мхагана и Бурис
обратились в ООН с жалобой на то, что сепаратисты применяют
новый вид оружия - замораживающие бомбы, мы кинулись искать
подпольные военные фабрики и даже арестовали двух самых
настоящих подпольных изобретателей (шестнадцати и девяноста
шести лет). А потом выяснилось, что эти изобретатели
совершенно ни при чем, а ужасные замораживающие бомбы были
преобретены сепаратистами в Мюнхене на оптовом складе
Скачать книгу [0.14 МБ]
Пирамида