может оправдаться... Я вдруг почувствовал скверный холодок
внутри. Ну хорошо, ну мы выловим эту шайку. И что
изменится? Дрожка останется, лопоухий Лэн будет по-прежнему
не спать по ночам, Вузи будет приходить домой пьяная до
безобразия, а таможенник Пети будет зачем-то падать мордой
в битое стекло... И все будут заботиться о "благе народа".
Одних будут поливать слезогонкой, других вколачивать по уши
в землю, третьих превращать из обезьян в то, что вполне
сойдет за людей... А потом дрожка выйдет из моды, и народу
подарят супердрожку, а вместо изъятого слега подсунут
суперслег. Все будет для блага народа. Веселись, страна
дураков, и не о чем не думай!..
За соседний столик уселись с подносами двое в
накидках. Один из них показался мне чем-то знакомым. У него
было породистое высокомерное лицо, и, если бы не толстый
белый пластырь на левой скуле, я бы обязательно узнал его -
во всяком случае, у меня было такое ощущение. Второй был
румяный человек с большой плешью и суетливыми движениями.
Разговаривали они негромко, но не потому, что хотели скрыть
что-нибудь, и их было отлично слышно с того места, где я
сидел.
- Поймите меня правильно, - убедительно посоветовал
румяный, торопливо поглощая шницель. - Я вовсе не против
театров и музеев. Но ассигнования на городской театр в
прошлом году недоиспользованы, а в музеи ходят одни
туристы...
- Похитители картин, - вставил человек с пластырем.
- Оставьте, пожалуйста. У нас нет картин, которые
стоило бы похищать. Слава богу, "Сикстинских мадонн" пока
еще не научились синтезировать из опилок. Я хочу обратить
ваше внимание на то, что распространение культуры должно в
наше время идти совсем другим путем. Культура должна не
входить в народ, а исходить из народа. Народные капеллы,
кружки самодеятельности, массовые игры - вот что нужно
нашей публике...
- Нашей публике нужна хорошая оккупационная армия, -
сказал человек с пластырем.
- Ах, оставьте, пожалуйста, вы ведь так не думаете...
Охват кружками у нас на безобразном уровне. Боэла мне
жаловалась вчера, что на ее чтения ходит только один
человек, и тот, кажется, с матримониальными намерениями. А
нам надо отвлекать народ от дрожки, от алкоголя, от
сексуальных развлечений. Нам надо поднимать дух...
Человек с пластырем прервал его:
- что вам от меня нужно? Чтобы я сегодня поддерживал
ваш проект против этого осла, нашего уважаемого мэра? Ради
бога! Мне абсолютно все равно. Но если вы хотите знать мое
мнение о духе, то духа нет, дорогой советник! Дух давно
умер! Он захлебнулся в брюшном сале. И на вашем месте я бы
считался с этим и только с этим!
Румяный человек, казалось, был убит. Некоторое время
он молчал, потом вдруг застонал:
- боже мой, боже мой, чем вы вынуждены заниматься! Но
я спрашиваю вас, кто-то все-таки летит ведь к звездам!
Где-то строят мезонные реакторы! Где-то создают новую
педагогику! Боже мой, совсем недавно я понял, что мы даже
не захолустье, мы - заповедник! В глазах всего мира мы -
заповедник глупости, невежества и порнократии. Представьте
себе, в нашем городе второй год сидит профессор рубинштейн.
Социальный психолог, мировое имя. Он изучает нас, как
животных... "Инстинктивная социология разлагающихся эконо-
мических формаций" - так называется его работа. Его
интересует человек как носитель первобытных инстинктов, и
он мне жаловался, как трудно ему было набирать материал в
странах, где инстинктивная деятельность искажена и
подавлена системой педагогики. А у нас он блаженствует! По
его словам, у нас вообще нет никакой деятельности, кроме
инстинктивной. Я был оскорблен, мне было стыдно, но боже
мой, что же я мог ему возразить?.. Вы поймете меня. Вы же
умный человек, мой друг, вы холодный человек, я знаю, но не
могу же я поверить, чтобы вам до такой степени было все
равно...
Человек с пластырем высокомерно глядел на него и вдруг
дернул щекой. И я сразу же узнал его: это был тот самый тип
с моноклем, который так ловко облил меня светящейся
гадостью вчера у меценатов. Ах ты стервец! - Подумал я. -
Ах ты вор! Оккупационная армия ему понадобилась! Дух,
видите ли, захлебнулся в сале...
- Простите, советник, - брезгливо произнес человек с
пластырем. - Я все это понимаю, и именно поэтому мне
совершенно ясно, что все вокруг нас - это маразм. Последние
судороги. Эйфория.
Я встал и приблизился к их столику.
- Разрешите? - Спросил я.
Они удивленно воззрились на меня. Я сел.
- Простите меня, пожалуйста, - сказал я. - Я,
собственно, турист и здесь у вас недавно, а вы, по-моему,
местные и даже имеете какое-то отношение к городскому
управлению... Вот я и решился побеспокоить вас. Я все слышу
вокруг: меценаты, меценаты... А что это такое, никто толком
не знает...
Человек с пластырем снова дернул щекой. Глаза его
расширились - он тоже узнал меня.
- Меценаты? - Сказал румяный советник приветливо. -
Есть, есть такая варварская организация у нас. Очень
печально, но есть. (Я кивал и рассматривал пластырь. Мой
знакомый уже оправился и с прежним высокомерным видом кушал
желе.) По сути дела, это современные вандалы. Мне просто
трудно подобрать другое слово. Они скупают на паях
ворованные картины, скульптуры, рукописи неопубликованных
Скачать книгу [0.14 МБ]
Пирамида