-- А что? -- закричал Вольдемар.
-- Имеется кефир!
-- Я не один!
-- Валите все! На всех хватит! Запаслись -- знали, на что
идем!
Шофер Вольдемар повернулся к Перецу.
-- А что? -- восхищенно сказал он.-- Пошли? Кефиру выпьем,
может быть, в теннис сыграем... А?
-- Я не играю в теннис,-- сказал Перец.
Вольдемар крикнул:
-- Сейчас идем! Только лодку надуем!
Он быстро, как обезьяна, выкарабкался из кабины и
завозился в кузове, лязгая там железом, роняя что-то и весело
посвистывая. Потом раздался плеск, царапанье ногами по борту, и
голос Вольдемара откуда-то снизу позвал: "Готово, господин
Перец! Сигайте сюда, только мандолину захватите!" Внизу, на
блестящей поверхности жидкой грязи, лежала надувная лодка, в
ней, как гондольер, широко раздвинув ноги, с большой саперной
лопатой в руке стоял Вольдемар и, радостно улыбаясь, глядел
вверх на Переца.
...В старом ржавом бронеавтомобиле времен Вердена было
жарко до тошноты, воняло горячим маслом и бензиновым перегаром,
горела тусклая лампочка над железным командирским столиком,
изрезанным неприличными надписями, под ногами хлюпала грязь,
ноги стыли, мятый жестяной шкаф для боеприпасов был набит
бутылками с кефиром, все были в ночном белье и чесали пятерней
волосатые груди, все были пьяны, и зудела мандолина, и башенный
стрелок в бязевой рубахе, которому не хватало места внизу,
ронял сверху табачный пепел и иногда падал сам спиной вниз, и
каждый раз говорил: "Пардон, обознался...", и его с гоготом
подсаживали обратно...
-- Нет,-- сказал Перец,-- спасибо, Вольдемар, я здесь
останусь. Мне кое-что постирать надо... да и зарядки я еще не
делал.
-- А,-- сказал Вольдемар с уважением,-- тогда другое дело.
Тогда я поплыву, а вы, как со стиркой обернетесь, сразу
крикните, мы за вами приедем... Мандолину бы мне только.
Он уплыл с мандолиной, а Перец остался сидеть и смотрел,
как он сначала пытался загребать лопатой, но от этого лодка
только крутилась на месте, и тогда он стал отталкиваться
лопатой, как шестом, и дело пошло на лад. Луна обливала его
мертвым светом, и он был похож на последнего человека после
последнего Великого Потопа, который плавает между верхушками
самых высоких зданий, очень одинокий, ищущий спасения от
одиночества и еще полный надежд. Он подплыл к броневику,
загремел кулаком по броне, из люка высунулись, весело заржали и
втянули его внутрь вниз головой. И Перец остался один.
Он был один, как единственный пассажир ночного поезда,
ковыляющего своими тремя облупленными вагончиками по отмирающей
железнодорожной ветке, в вагоне все скрипит и шатается, в
намертво перекошенные разбитые окна дует и несет паровозной
гарью, подпрыгивают на полу окурки и скомканные бумажки, и
качается на крючке забытая кем-то соломенная шляпа, а когда
поезд подойдет к конечной станции, единственный пассажир выйдет
на гнилую платформу, и его никто не встретит, он точно знает,
что его никто не встретит, и он побредет домой, и дома зажарит
себе на плитке яичницу из двух яиц с третьеводнишней
позеленевшей колбасой...
Броневик вдруг затрясся, застучал и озарился судорожными
вспышками. Сотни светящихся разноцветных нитей протянулись от
него через равнину, и в сиянии луны и блеске вспышек стало
видно, как от броневика по гладкому зеркалу болота пошли
широкие круги. Из башни высунулся некто в белом и, надрываясь,
провозгласил: "Милостивые государи! Дамы, господа! Салют наций!
С совершеннейшим почтением, ваше сиятельство, честь имею
оставаться, многоуважаемая княгиня Дикобелла, вашим покорнейшим
слугой, техник-смотритель, подпись неразборчива!.." Броневик
снова затрясся, засверкал вспышками и снова затих.
"Напущу я на вас неотвязные лозы,-- подумал Перец,-- и род
ваш проклятый джунгли сметут, кровли обрушатся, балки падут, и
карелою, горькой карелой дома зарастут."
...Лес надвигался, взбирался по серпантину, карабкался по
отвесной скале, впереди шли волны лилового тумана, из них
выползали, окутывая и сжимая, мириады зеленых щупалец, а на
улицах разверзались клоаки, и дома проваливались в бездонные
озера, и прыгающие деревья вставали на бетонных взлетных
площадках перед битком набитыми самолетами, где люди лежали
вперемешку с бутылками кефира, с серыми грифованными папками и
с тяжелыми сейфами, и земля под утесом расступилась и всосала
его. Это было бы так закономерно, так естественно, что никто не
был бы удивлен, все были бы только испуганы и приняли бы
уничтожение как возмездие, которого каждый в страхе ждал уже
давно. А шофер Тузик, как паук, бегал бы между шатающимися
Скачать книгу [0.17 МБ]
Пирамида