Последним, кого он видел в приемной, был Брандскугель,
загородившийся в углу креслом, оскаленный, присевший, с рукой в
заднем кармане брюк. А потом он увидел директора.
Директор оказался стройным ладным человеком лет тридцати
пяти, в превосходно сидящем дорогом костюме. Он стоял у
распахнутого окна и сыпал хлебные крошки голубям, толпившимся
на подоконнике. Кабинет был абсолютно пуст, не было ни одного
стула, не было даже стола, и только на стене против окна висела
уменьшенная копия "Подвига лесопроходца Селивана".
-- Внештатный сотрудник Управления Перец? -- чистым
звонким голосом произнес директор, поворачивая к Перецу свежее
лицо спортсмена.
-- Д- да... Я... -- промямлил Перец.
-- Очень, очень приятно. Наконец-то мы с вами
познакомимся. Здравствуйте. Моя фамилия Ахти. Много о вас
наслышан. Будем знакомы.
Перец, наклонившись от робости, пожал протянутую руку.
Рука была сухая и крепкая.
-- А я вот, видите, голубей кормлю. Любопытная птица.
Огромные в ней чувствуются потенции. А как вы, мосье Перец,
относитесь к голубям?
Перец замялся, потому что терпеть не мог голубей. Но лицо
директора излучало такое радушие, такой живой интерес, такое
нетерпеливое ожидание ответа, что Перец совладал с собою и
соврал:
-- Очень люблю, мосье Ахти.
-- Вы их любите в жареном виде? Или в тушеном? Я,
например, люблю в пироге. Пирог с голубями и стакан хорошего
полусухого вина -- что может быть лучше? Как вы думаете?
И снова на лице мосье Ахти появилось выражение живейшего
интереса и нетерпеливого ожидания.
-- Изумительно,-- сказал Перец. Он решил махнуть на все
рукой и со всем соглашаться.
-- А "Голубка" Пикассо! -- сказал мосье Ахти.-- Я сразу же
вспоминаю: "Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать, мгновения
бегут неудержимо..." Как точно выражена эта идея нашей
неспособности уловить и материализовать прекрасное!
-- Превосходные стихи,-- тупо сказал Перец.
-- Когда я впервые увидел "Голубку", я, как и многие,
вероятно, подумал, что рисунок неверен или, во всяком случае,
неестественен. Но потом по роду службы мне пришлось
приглядеться к голубям, я вдруг осознал, что Пикассо, этот
чудодей, схватил то мгновение, когда голубь складывает крылья
перед приземлением. Его лапки уже касаются земли, но сам он еще
в воздухе, в полете. Мгновение превращения движения в
неподвижность, полета в покой.
-- У Пикассо есть странные картины, которых я не
понимаю,-- сказал Перец, проявляя независимость суждений.
-- О, вы просто недостаточно долго смотрели на них. Чтобы
понимать настоящую живопись, недостаточно два или три раза в
год пройти по музею. На картины нужно смотреть часами. Как
можно чаще. И только на оригиналы. Никаких репродукций. Никаких
копий... Вот взгляните на эту картину. По вашему лицу я вижу,
что вы о ней думаете. И вы правы: это дурная копия. Но вот если
бы вам довелось ознакомиться с оригиналом, вы бы поняли идею
художника.
-- В чем же она заключается?
-- Я попытаюсь вам объяснить,-- с готовностью предложил
директор.-- Что вы видите на этой картине? Формально --
получеловека-полудерево. Картина статична. Не виден, не
улавливается переход от одной сущности к другой. В картине
отсутствует главное -- направление времени. А вот если бы вы
имели возможность изучить оригинал, вы бы поняли, что художнику
удалось вложить в изображение глубочайший символический смысл,
что он запечатлел не человеко-дерево и даже не превращение
человека в дерево, а именно и только превращение дерева в
человека. Художник воспользовался идеей старой легенды для
того, чтобы изобразить возникновение новой личности. Новое из
старого. Живое из мертвого. Разумное из косной материи. Копия
абсолютно статична, и все, изображенное на ней, существует вне
тока времени. Оригинал же содержит время -- движение! Вектор!
Стрелу времени, как сказал бы Эддингтон...
-- А где же оригинал? -- спросил Перец вежливо.
Директор улыбнулся.
-- Оригинал, разумеется, уничтожен, как предмет искусства,
не допускающий двоякого толкования. Первая и вторая копии тоже
из некоторой предосторожности уничтожены.
Мосье Ахти вернулся к окну и локтем спихнул голубей с
Скачать книгу [0.17 МБ]
Пирамида