БЫТЬ, имеет, поправился он тут же и раскрыл свой кейс. Я хочу записать его
на пленку, потому что, вполне возможно, мы с вами, МЫ С ВАМИ, подчеркнул
он, будем потом заново прослушивать этот наш разговор, и дополнять его, и
анализировать. С этими словами он извлек из недр кейса маленький черный
(японский, видимо) магнитофончик, включил его (красный огонек загорелся) и
демонстративно положил на середину скатерти, а кейс убрал под стол.
Я знаю, что вы боитесь меня, продолжал майор, - нет, не майор, а
совершенно штатский человек, Вениамин Иванович Красногорский, явно
ощущающий себя сейчас не в своей тарелке, явно нервничающий, совсем ни в
себе и ни в чем не уверенный. Я знаю, что вы думаете сейчас, что я хочу
вас как-то обмануть, втянуть в грязное дело, завербовать... Нам с вами
надо как-то проскочить этот этап. Очень скоро вы поймете, что все у нас
обстоит совсем не так и что я вас тоже боюсь и имею для этого весьма
серьезные основания.
Сначала беседа наша будет похожа на допрос, продолжал (становясь уже
совсем не похожим на себя, - нервно постукивая костяшками обеих рук по
скатерти и улыбаясь почти искательно) Вениамин Иванович. Но вы скоро
поймете, что никакой это не допрос, а просто мне надо убедиться
спервоначалу в правильности своих догадок... То есть, я и так в них
убежден, иначе бы я не пришел сюда и не заводил бы с вами... Короче,
сначала я хочу, чтобы вы искренне и точно ответили на несколько очень
простых вопросов. Все они требуют - для начала - только бинарного ответа:
да - нет. Они абсолютно вас ни к чему не обязывают. Некоторые ответы я
знаю заранее, некоторые - нет, но тут возможны разные варианты, которые я
не способен просчитать...
Видимо, именно неестественность, даже - противоестественность
ситуации побудила Станислава сказать хоть что-нибудь - остановить этот
непонятный поток слов и эмоций, который пугал даже больше, чем
отвратительный (пусть!), но незамысловатый при этом, нажим в целях сломать
и вербануть.
- На одной руке вы сколько раз можете подтянуться? - спросил он
неожиданно для себя и уж конечно - для майора.
Вениамин Иванович замолчал на полуслове, потрясенно мигнул, а потом
обрадовался вдруг, разулыбался, засиял:
- Шесть раз! - сказал он с гордостью. - Но только на правой. А на
левой - один, много - два.
- Что ж вы так... - заметил Станислав, совершенно не понимая, что ему
теперь делать с полученной информацией. - Надо бы и на левой тоже...
- Не получается, - признался Вениамин Иванович со вздохом, но тут же
спохватился. - Я рад, что вы чувство юмора не потеряли, - сказал с
искренней доброжелательностью. - Знаете, если люди шутят - дело пойдет.
Станислав не был в этом так уж уверен (да и не шутил он вовсе -
просто сорвалась с языка глупость какая-то), но спорить не стал. А
Вениамин Иванович продолжал просительно:
- Ну, вы позволите?.. Несколько вопросов?.. - и, не дожидаясь
согласия, спросил: - Имя такое - Калитин Александр Силантьевич - вам
знакомо?
- Да, - сказал Станислав и, не удержавшись добавил: - Я же вам уже
говорил.
- Он был вашим хорошим другом, правильно?
- Да.
- А почему он вдруг уехал в Москву, вы не знаете?
- Знаю. Но разговаривать об этом не буду.
- Почему?
- Не хочу.
- Но вы не поссорились с ним?
- Нет, конечно. С чего это вдруг?
- Ну, я не знаю... Всякое бывает, согласитесь... Ладно. А Шерстнева
Константина Ильича вы знали?
- Уже говорил вам: нет.
- Но вы все-таки попробуйте вспомнить. Я вам сейчас напомню. В
пятидесятом вы поступали на физфак, помните?
- Ну.
- Проходили собеседование, так?
- Да. И меня не приняли. Без объяснения причин.
- Но вы помните, как все это было? Попытайтесь вспомнить. Вот вы
вошли в комнату. Там сидела комиссия...
Станислав честно попытался вспомнить.
- Не помню ничего, - сказал он. - По-моему, там было темно и
накурено, как в пивной. Сидели какие-то люди за столом. Человек пять.
Очень недоброжелательные. Я совершенно не понял, почему они на меня так
наезжают, но ясно было, что дела мои - говно, простите за выражение...
- Ну-ну.
- Все. Никто мне не представлялся, знаете ли. Так что если и сидел
там этот ваш Шерстнев, то это осталось для меня тайной, покрытой мраком...
- И вы никого из них не запомнили?
- Нет, конечно. Там один на меня особенно злобно наезжал - белокурый
такой, помнится, был, молодой... А все прочие - на одно лицо.
Вениамин Иванович некоторое время молчал, взгляд у него остановился,
словно кто-то там у него внутри ударил вдруг по тормозам.
- Это и был Шерстнев, - сказал он наконец.
- Да? Ну и сука! Он же меня тогда совершенно зажрал. Вопросов сто,
наверное, задал, гад белоглазый. Видимо, была ему дана установочка -
завалить чесэвээна. Вот он и завалил, молодчага. "Молодец и здоровляга и
уж навернОе не еврей!.."
- Вы думаете, он был еврей?
- Господи, да нет, конечно. Это присловка есть такая, вот и все...
Откуда в те годы еврей на физфаке?!
Он спохватился, что ведь запись идет, на пленку, и прикусил язык.
Однако, поздно. Идиот, сказал он себе. Кретин.
- Я хочу сказать, тогда шла борьба с космополитизмом, - пояснил он, -
ныне осужденная. Культ личности.
- Да, действительно... - медленно проговорил Вениамин Иванович. -
Так. Ну, хорошо. Теперь - Каманин Николай Аристархович?
- Уже говорил вам. Книжки его читал. Очень люблю у него "Охотников за
невозможным". Рассказы есть у него блистательные. Но лично - незнаком. И
даже не видел никогда. Разве что по телеку, но не помню.
- Он не любил выступать по телевидению.
- Тем более. Значит, и по телеку не видел.
- Но вы ему симпатизировали, правильно я понял? Хотя и заочно, так
Скачать книгу [0.31 МБ]
Пирамида