- Что именно? - спросил Сережа в траву.
- Национализацию "Юнайтэд Рокэт Констракшн".
- "Данную акцию мистера Гопкинса одобряю. Жду следующих в том же духе.
Кондратьев", - сказал Сережа. - Телеграмму послать наложенным платежом,
валютой через Советский Госбанк.
"В ``Юнайтед Рокет'' хорошие инженеры. У нас тоже хорошие инженеры.
Самое время сейчас им всем объединиться и строить прямоточники. Все дело
сейчас за инженерами, а уж мы свое дело сделаем. Мы готовы". Сережа
представил себе эскадры исполинских звездных кораблей на старте, а потом
в Пространстве, у самого светового барьера, на десятикратных, на
двадцатикратных перегрузках, пожирающих рассеянную материю, тонны
межзвездной пыли и газа... Огромные ускорения, мощные поля искусственной
гравитации... Специальная теория относительности уже не годится, она
встает на голову. Десятки лет проходят в звездолете, и только месяцы на
Земле. И пускай нет теории, зато есть пи-кванты в суперускорителях,
пи-кванты, ускоренные на возлесветовых скоростях, пи-кванты, которые
стареют в десять, в сто раз быстрее, чем им положено по классической
теории. Обойти всю видимую Вселенную за десять - пятнадцать локальных лет
и вернуться на Землю спустя год после старта... Преодолеть Пространство,
разорвать цепи Времени, подарить своему поколению Чужие Миры, вот только
скотина-врач запретил перегрузки на неопределенный срок, черт бы его
подрал!..
- Вон он лежит, - сказал Панин. - Только он в депрессии.
- Он очень огорчен, - сказал Гургенидзе.
- Ему запретили тренироваться, - объяснил Панин.
Сережа поднял голову и увидел, что к ним подошла Таня Горбунова со
второго курса факультета Дистанционного Управления.
- Ты правда в депрессии, Сережа? - спросила она.
- Да, - сказал Кондратьев. Он вспомнил, что Таня - Катина подруга, и
ему стало совсем нехорошо.
- Садись с нами, Танечка, - сказал Малышев.
- Нет, - сказала Таня. - Мне надо с Сережей поговорить.
- А, - сказал Малышев.
Гургенидзе закричал:
- Ребята, пойдем разнимать болельщиков!
Они поднялись и ушли, а Таня села рядом с Кондратьевым. Она была
худенькая, с веселыми глазами, и было просто удивительно приятно смотреть
на нее, хотя она и была Катиной подругой.
- Ты почему сердишься на Катю? - спросила она.
- Я не сержусь, - угрюмо сказал Кондратьев.
- Не ври, - сказала Таня. - Сердишься.
Кондратьев помотал головой и стал смотреть в сторону.
- Значит, не любишь, - сказала Таня.
- Слушай, Танюшка, - сказал Кондратьев. - Ты любишь своего Малышева?
- Люблю.
- Ну вот. Вы поссорились, а я начинаю вас мирить.
- Значит, вы поссорились? - сказала Таня.
Кондратьев промолчал.
- Понимаешь, Сергей, если мы с Мишкой поссоримся, то мы обязательно
помиримся. Сами. А ты...
- А мы не помиримся, - сказал Кондратьев.
- Значит, вы все-таки поссорились.
- Мы не помиримся, - раздельно сказал Кондратьев и поглядел прямо в
Танины веселые глаза.
- А Катя и не знает, что вы поссорились. Она ничего не понимает, и мне
ее просто жалко.
- Ну а мне-то что делать, Таня? - сказал Кондратьев. - Ты-то хоть меня
пойми. Ведь у тебя тоже так случалось, наверное.
- Случилось однажды, - согласилась Таня. - Только я сразу ему сказала.
- Ну вот видишь! - сказал Сережа обрадованно. - А он что?
Таня пожала плечами.
- Не знаю, - сказала она. - Знаю только, что он не умер.
Она поднялась, отряхнула юбку и спросила:
- Тебе действительно запретили перегрузки?
- Запретили, - сказал Кондратьев, вставая. - Тебе хорошо, ты девушка,
а вот как я скажу?
- Лучше сказать.
Она повернулась и пошла к любителям четырехмерных шахмат, где Мишка
Малышев что-то орал про безмозглых кретинов. Кондратьев сказал вдогонку:
- Танюшка... (Она остановилась и оглянулась.) Я не знаю, может быть,
это все пройдет... У меня голова сейчас совсем не тем забита.
Он знал, что это не пройдет. И он знал, что Таня это понимает. Таня
улыбнулась и кивнула.
После всего, что случилось, есть Кондратьеву совсем не хотелось. Он
нехотя обмакивал сухарики в крепкий сладкий чай и слушал, как Панин,
Малышев и Гургенидзе обсуждают свое меню. Потом они принялись есть, и на
несколько минут за столом воцарилось молчание. Стало слышно, как за
соседним столиком кто-то утверждает:
- Писать, как Хемингуэй, сейчас уже нельзя. Писать надо кратко и
давать максимум информации. У Хемингуэя нет четкости...
- И хорошо, что нет! Четкость - в политехнической энциклопедии...
- В энциклопедии? А ты возьми Строгова, "Дорога дорог". Читал?
- "Четкость, четкость"! - сказал какой-то бас. - Говоришь, сам не
знаешь что...
Панин отложил вилку, поглядел на Малышева и сказал:
- А теперь расскажи про китовые внутренности.
До школы Малышев работал на китобойном комбинате.
- Погоди, погоди, - сказал Гургенидзе.
- Я вам лучше расскажу, как ловят каракатиц на Мяоледао, - предложил
Малышев.
- Перестаньте! - раздраженно сказал Кондратьев.
Все посмотрели на него и замолчали. Потом Панин сказал:
- Ну нельзя же так, Сергей. Ну возьми себя в руки.
Гургенидзе встал и сказал:
- Так! Значит, пора выпить.
Он пошел к буфету, вернулся с графином томатного сока и возбужденно
сообщил:
- Ребята, Фу Дат говорит, что семнадцатого Ляхов уходит в Первую
Межзвездную!
Скачать книгу [0.02 МБ]
Пирамида