на него, прижимаясь обожженным лицом к кожаной куртке, стремясь задавить,
втереть в землю, обеими руками держа за длинные волосы дергающуюся голову
и бешено колотя носками ботинок и коленями по ногам, по земле, по заду. Он
смутно слышал стоны и мычание, доносившиеся из-под него, и свой
собственный хриплый рев: "Лежи, жаба, лежи, убью...". А сверху на него все
наваливали и наваливали груды раскаленного угля, и уже полыхала на нем
одежда, и трещала, вздуваясь пузырями и лопаясь, кожа на ногах и боках, и
он, уткнувшись лбом в серый пепел, судорожно уминая грудью голову этого
проклятого сопляка, не выдержал и заорал изо всех си л...
Он не помнил, когда все это кончилось. Понял только, что снова может
дышать, что воздух снова стал воздухом, а не раскаленным паром, выжигающим
глотку, и сообразил, что надо спешить, что надо как можно скорее убираться
из-под этой дьявольской жаровни, пока она снова не опустилась на них. Он
сполз с Артура, который лежал совершенно неподвижно, зажал обе его ноги
под мышкой и, помогая себе свободной рукой, пополз вперед, не спуская глаз
с черты, за которой снова начиналась трава, мертвая, сухая, колючая, но
настоящая, - она казалась ему сейчас величайшим обиталищем жизни. Пепел
скрипел на зубах, обожженное лицо то и дело обдавало остатками жара, пот
лил прямо в глаза, наверное, потому, что ни бровей, ни ресниц у него
больше не было. Артур волочился следом, словно нарочно цепляясь своей
проклятой курточкой; горели обваренные руки, а рюкзак при каждом движении
поддавал в обгорелый затылок. От боли и духоты Рэдрик с ужасом подумал,
что совсем обварился и теперь ему не дойти. От этого страха он сильнее
заработал свободным локтем и коленками, только бы доползти, ну еще
немного, давай, Рэд, давай, Рыжий, вот так, вот так, ну еще немного...
Потом он долго лежал, погрузив лицо и руки в холодную ржавую воду, с
наслаждением вдыхая провонявшую гнилью прохладу. Век бы так лежал, но он
заставил себя подняться, стоя на коленях, сбросил рюкзак, на четвереньках
подобрался к Артуру, который все еще неподвижно лежал в шагах тридцати от
болота, и перевернул его на спину. Н-да, красивый был мальчик. Теперь эта
смазливая мордашка казалась черно-серой маской из смеси запекшейся крови и
пепла, и несколько секунд Рэдрик с тупым интересом разглядывал продольные
борозды на этой маске - следы от кочек и камней. Потом он поднялся на
ноги, взял Артура под мышки и потащил к воде. Артур хрипло дышал, время от
времени постанывая. Рэдрик бросил его лицом в самую большую лужу и
повалился рядом, снова переживая наслаждение от мокрой ледяной ласки.
Артур забулькал, завозился, подтянул под себя руки и поднял голову. Глаза
его были вытаращены, он ничего не соображал и жадно хватал ртом воздух,
отплевываясь и кашляя. Потом взгляд его сделался осмысленным и остановился
на Рэдрике.
- Ф-фу-у... - сказал он и помотал лицом, разбрызгивая грязную воду. -
Что это было, мистер Шухарт?
- Смерть это была, - невнятно произнес Рэдрик и закашлялся. Он ощупал
лицо. Было больно. Нос распух, но брови и ресницы, как это ни странно,
были на месте. И кожа на руках тоже оказалась цела, только покраснела
малость.
Артур тоже осторожно трогал пальцами свое лицо. Теперь, когда
страшную маску смыло водой, физиономия у него оказалась тоже противу
ожиданий почти в порядке. Несколько царапин, ссадина на лбу, рассечена
нижняя губа, а так, в общем, ничего.
- Никогда о таком не слышал, - проговорил Артур и посмотрел назад.
Рэдрик тоже оглянулся. На сероватой испепеленной траве осталось много
следов, и Рэдрик поразился, как, оказывается, короток был тот страшный,
бесконечный путь, который он прополз, спасаясь от гибели. Каких-нибудь
метров двадцать-тридцать, не больше, было всего от края до края выжженной
проплешины, но он сослепу и от страха полз по ней каким-то диким зигзагом,
как таракан по раскаленной сковороде, и спасибо еще, что полз, в общем,
туда, куда надо, а ведь мог бы заползти на "комариную плешь" слева, а мог
бы и вообще повернуть обратно... Нет, не мог бы, подумал он с
ожесточением. Это молокосос какой-нибудь мог бы, а я тебе не молокосос, и
если бы не этот дурак, то вообще ничего бы не случилось, обварил бы себе
ноги, вот и все неприятности.
Он посмотрел на Артура. Артур с фырканьем умывался, покряхтывал,
задевая больные места. Рэдрик поднялся и, морщась от прикосновений
задубевшей от жары одежды к обожженной коже, вышел на сухое место и
нагнулся над рюкзаком. Вот рюкзаку досталось по-настоящему. Верхние
клапаны просто-напросто обгорели, пузырьки в аптечке все полопались от
жара к чертовой матери, и от жухлого пятна несло невыносимой медициной.
Рэдрик отстегнул клапан, принялся выгребать осколки стекла и пластика, и
тут Артур у него за спиной сказал:
- Спасибо вам, мистер Шухарт! Вытащили вы меня.
Рэдрик промолчал. Какой еще черт спасибо! Сдался ты мне спасать тебя.
- Я сам виноват, - сказал Артур. - Я ведь слышал, что вы мне
приказали лежать, но я здорово перепугался, а когда припекло, совсем
голову потерял. Я очень боли боюсь, мистер Шухарт...
- Давай, вставай, - сказал Рэдрик, не оборачиваясь. - Это все были
цветочки... Вставай, чего разлегся!
Зашипев от боли в обожженных плечах, он вскинул на спину рюкзак,
продел руки в лямки. Ощущение было такое, будто кожа на обожженных местах
съежилась и покрылась болезненными морщинами. Боли он боится... С чумой
тебя пополам вместе с твоей болью!.. Он огляделся. Ничего, с тропы не
сошли. Теперь эти холмики с покойниками. Поганые холмики стоят, гниды,
торчат как чертовы макушки, и эта лощинка между ними... Он невольно
потянул носом воздух. Ах, поганенькая лощинка, вот она-то самая погань и
есть. Жаба.
- Лощинку между холмами видишь? - спросил он Артура.
- Вижу.
- Прямо на нее. Марш!
Тыльной стороной ладони Артур вытер под носом и двинулся вперед,
шлепая по лужам. Он прихрамывал и был уже не такой прямой и стройный, как
раньше, - согнуло его, и шел он теперь осторожно, с большой опаской. Вот и
еще одного я вытащил, подумал Рэдрик. Который же это будет? Пятый? Шестой?
И теперь вот спрашивается: зачем? Что он мне, родной? Поручился я за него?
Слушай, Рыжий, а почему ты его тащил? Чуть ведь сам из-за него не
загнулся... Теперь-то, на ясную голову, я знаю: правильно я его тащил, мне
без него не обойтись, он у меня как заложник за Мартышку. Я не человека
вытащил, я миноискатель свой вытащил. Тральщик свой. Отмычку. А там, на
горячем месте, я об этом и думать не думал. Тащил его как родного, и мысли
даже не было, чтобы бросить, хотя про все забыл и про отмычку забыл, и про
Мартышку забыл... Что же это получается? Получается, что я и в самом деле
Скачать книгу [0.13 МБ]
Пирамида