хватит слюни распускать. Я это не для собственного удовольствия затеваю. Я
не паразит какой-нибудь. Я - солдат и делаю свое солдатское дело, как
умею. Простите меня, братья-храбрецы. Если можете.
- Рядовой Драмба! - произнес он дребезжащим голосом.
- Слушаю, господин капрал.
- Приказ! Повалить этот камень! Выполняй!
Он отскочил в сторону, не чуя под собой ног. Если бы здесь был окоп,
он прыгнул бы в окоп.
- Живо! - завизжал он, срывая голос.
Когда он разжмурился, Драмба уже стоял, наклонившись, перед
обелиском. Огромные руки-лопаты скользнули по граниту и погрузились в
пересохшую землю. Гигантские плечи зашевелились. Это длилось секунду.
Робот замер, и Гаг вдруг с ужасом увидел, что его могучие ноги как бы
оплывают, укорачиваются на глазах, превращаясь в короткие, толстые,
расплющенные внизу тумбы. А потом холм дрогнул. Послышался пронзительный
скрип, и обелиск едва заметно накренился. И тогда Гаг не выдержал.
- Стой! - заорал он. - Отставить!
Он кричал еще что-то, уже не слыша самого себя, ругаясь по-русски и
по-алайски, никакой нужды не было в этом крике, и он уже понимал это и
все-таки кричал, а Драмба стоял перед ним по стойке "смирно", монотонно
повторяя: "Слушаю, господин капрал, слушаю, господин капрал..."
Потом он опомнился. Саднило в глотке, все тело болело. Спотыкаясь, он
обошел обелиск кругом, трогая гранит дрожащими пальцами. Все было, как
прежде, только у основания, под непонятной надписью, зияли две глубокие
дыры, и он принялся судорожно забивать в них землю каблуками.
5
Всю ночь я не мог заснуть. Крутился, вертелся, курил, в сад
высовывался для прохлаждения. Нервы, видимо, разгулялись после всего.
Драмба торчал в углу и светился в темноте. В конце концов я его выгнал -
просто так, чтобы злость сорвать. В голову лезла всякая чушь, картинки
всякие, не относящиеся к делу. А тут еще эта койка подлая - я ее засек,
что она норовит все время превратиться в этакое мягкое ложе, на каких
здесь все, наверное, спят, да еще, подлюга, посягает меня укачивать. Как
младенца.
Вообще-то не в том беда, что я заснуть не мог, - я по трое суток могу
не спать, и ничего со мной не делается. А главное, что я думать не мог
по-человечески. Ничего не соображал. Добился я вчера своего или не
добился? Могу я Драмбе теперь доверять или нет? Не знаю. Следит за мной
Корней или нет? Опять же не знаю. Вчера после ужина заглянул я к нему в
кабинет. Сидит он перед своими экранами, на каждом экране - по рылу, а то
и по два, и он со всеми этими рылами разговаривает. Меня как ножом ткнули.
Представил я себе, как бешусь там на холме, истерику закатываю, а он сидит
себе здесь в прохладе, смотрит на все это через экран и хихикает. Да еще,
может быть, Драмбе радирует: валяй, мол, разрешаю... Нет, про себя я точно
знаю, что я бы так не мог. Чтобы на моих глазах оскверняли святыню моего
народа, а я бы при этом хихикал и на экранчик смотрел - нет, у меня бы так
не получилось. Я вам не крысоед.
А если у него такое задание, сказано ему: любой, мол ценой... Не
знаю, не знаю. Давеча, когда я вернулся, он меня сначала встретил, как
всегда, потом присмотрелся, насторожился и принялся расспрашивать, что да
как. Отец родной, да и только. Я ему опять соврал, что башка болит. От
степных запахов. Но он, по-моему, мне не поверил. Виду не подал, конечно,
но не поверил. А я весь вечер за ним следил: будет он Драмбу допрашивать
или нет. Нет, не допрашивал. Даже не поглядел на него... Ох, ребята,
бедная моя голова! Хоть ложись на спинку, и пусть несет, куда несет.
Так промаялся я до самого рассвета. Ложился, вскакивал, кружил по
комнате, опять ложился, в окно высовывался, башку в сад свешивал, и в
конце концов меня, видно, сморило - задремал я, положив ухо на подоконник.
Проснулся весь в поту и сразу услышал это самое хриплое мяуканье -
мррряу-мррряу-мррряу, - словно самого дьявола ангелы небесные душат голыми
руками в преисподней, и мне в лицо из сада фукнуло горячим, как бы
шипучим, ветром. Я еще глаз как следует не разлепил, а уже сижу на полу,
рукою шарю автомат и высматриваю поверх подоконника, как из-за бруствера.
И в этот раз я все увидел, как это у них делается, с самого начала до
самого конца.
Над моей круглой поляной, правей бассейна, загорелась в сумерках
яркая точка, и потек от нее вниз и в стороны словно бы жидкий лиловый
свет, еще прозрачный, еще кусты сквозь него видно, а он все течет, течет,
и вот уже заполнил здоровенный такой конус вроде химической банки в четыре
метра высотой, заполнил и тут же стал отвердевать, остывать, меркнуть, и
вот уже стоит на поляне ихний звездолет класса "призрак", каким я его
увидел в первый раз. И тишина. Первобытная. Даже птицы замолчали. Над
поляной - рассветное серо-голубое небо, вокруг поляны - черные кусты и
деревья, а посередине поляны - это серебристое чудище, и никак я не могу
понять, то ли оно живое, то ли оно вещь.
Потом что-то слабо треснуло, раскрылась в нем черная пасть, звякнуло,
зашипело, и выбрался оттуда человек. То есть это я сначала подумал, что
человек: руки у него были, ноги. Голова. Весь он был какой-то черноватый,
что ли... либо закоптило его, либо обгорел... и весь он был обвешан
оружием. Я такого оружия, ребята, никогда не видывал, но с первого взгляда
мне ясно стало, что это именно оружие. Оно свисало у него с обоих плеч и с
пояса и лязгало и брякало на каждом шагу. По сторонам он не глядел, а
двинулся прямо к крыльцу, как в собственный дом, и шагал как-то странно,
но я не сразу понял в чем тут дело, потому что глаз не мог оторвать от его
лица. Оно у него тоже было черноватое, обгорелое, блестело и отсвечивало,
и вдруг он поднял обе руки и принялся его с себя сдирать, как маску - да
это, видно, и была маска, потому что он в две секунды с нею управился и с
размаху шмякнул ее оземь. И тут меня прошибло потом в другой раз, потому
что под этим черноватым, обгорелым, липким и лакированным у него оказалось
второе лицо, уже не человеческое - белое, как камень, безносое, безгубое,
а глаза - как плошки и светятся. Я на это лицо только взглянул и сразу
понял: не могу. Стал глядеть ему на ноги - еще хуже. У него ведь почему
такая странная походка была? Он по этой густой траве, по твердой земле
шел, как мы с вами шли бы по зыбучему песку или, скажем, по трясине - на
каждом шагу проваливался по щиколотку, а то и глубже. Не держала его
Скачать книгу [0.08 МБ]
Пирамида