рукой, профессиональный революционер.
- Как же вы объясняете такую поспешность вашего ротмистра? Ведь для
того, чтобы кандидат получил право на испытание кровью, ему нужно сначала
принять участие по меньшей мере в трех операциях.
- Не знаю. Я знаю только, что он мне не доверял. Я сам не понимаю,
почему он послал меня расстреливать...
- А почему он, собственно, стрелял в вас?
- По-моему, он испугался. Я хотел отобрать у него пистолет...
- Не понимаю я, - сказал человек с длинными волосами. - Ну не доверял
он вам. Ну, для проверки послал казнить...
- Подождите, Лесник, - сказал Мемо. - Это все разговоры. Доктор, на
вашем месте я бы его осмотрел. Что-то я не очень верю в эту историю с
ротмистром.
- Я не могу осматривать в темноте, - раздраженно сказал Доктор.
- А вы зажгите свет, - посоветовал Максим. - Все равно я вас вижу.
Наступило молчание.
- Как так - видите? - спросил широкоплечий.
Максим пожал плечами.
- Вижу, - сказал он.
- Что за вздор, - сказал Мемо. - Ну, что я сейчас делаю, если вы
видите?
Максим обернулся.
- Вы наставили на меня... то-есть, это вам кажется, что на меня, а на
самом деле на Доктора... ручной пулемет. Вы - Мемо Грамену, я вас знаю. На
правой щеке у вас царапина, раньше ее не было.
- Нокталопия, - проворчал Доктор. - Давайте зажигать свет. Глупо. Он
нас видит, а мы его не видим. - Он нащупал перед собой спички и стал
чиркать одну за другой. Они ломались.
- Да, - сказал Мемо. - Конечно, глупо. Отсюда он выйдет либо нашим,
либо не выйдет совсем.
- Позвольте-ка... - Максим протянул руку, отобрал у Доктора спички и
зажег свечу.
Все зажмурились, прикрывая ладонью глаза. Доктор немедленно закурил.
- Раздевайтесь, - сказал он, треща трубкой.
Максим стянул через голову брезентовую рубаху. Все уставились на его
грудь. Доктор выбрался из-за стола, подошел к Максиму и принялся вертеть
его в разные стороны, ощупывая крепкими холодными пальцами. Было тихо.
Потом длинноволосый сказал с каким-то сожалением:
- Красивый мальчик. Сын у меня был... тоже...
Ему никто не ответил, он тяжело поднялся, пошарил в углу, с трудом
поднял и водрузил на стол большую оплетенную бутыль. Потом выставил три
кружки.
- Можно будет по-очереди, - объяснил он. - Ежели кто хочет покушать,
то сыр найдется. И лук...
- Погодите, Лесник, - раздраженно сказал широкоплечий. - Отодвиньте
бутылку, мне ничего не видно... Ну, что, Доктор?
Доктор еще раз прошелся по Максиму холодными пальцами, окутался дымом
и сел на свое место.
- Налей-ка мне, Лесник, - сказал он. - Такие обстоятельства надобно
запить... Одевайтесь, - сказал он Максиму. - И не улыбайтесь, как майская
роза. У меня будет к вам несколько вопросов.
Максим оделся. Доктор отхлебнул из кружки, сморщился и спросил:
- Когда, говорите, в вас стреляли?
- Сорок семь дней назад.
- Из чего, вы говорите, стреляли?
- Из пистолета. Из армейского пистолета.
Доктор снова отхлебнул, снова сморщился и проговорил, обращаясь к
широкоплечему:
- Я бы голову дал на отсечение, что в этого молодчика действительно
стреляли из армейского пистолета, причем с очень короткой дистанции, но не
сорок семь дней назад, а по меньшей мере сто сорок семь... Где пули? -
спросил он вдруг Максима.
- Они вышли, и я их выбросил.
- Слушайте, как вас... Мак! Вы врете. Признайтесь, как вам это
сделали?
Максим покусал губу.
- Я говорю правду. Вы просто не знаете, как у нас быстро заживают
раны. Я не вру. - Он помолчал. - Впрочем, меня легко проверить. Разрежьте
мне руку. Если надрез будет неглубокий, я затяну его на десять-пятнадцать
минут.
- Это правда, - сказала Орди. Она заговорила впервые за все время. -
Это видела я сама. Он чистил картошку и обрезал палец. Через полчаса
остался только белый шрам, а на другой день вообще уже ничего не было. Я
думаю, он действительно горец. Гэл рассказывал про древнюю горскую
медицину, они умеют заговаривать раны.
- Ах, горская медицина... - сказал Доктор, снова окутываясь дымом. -
Ну, что же, предположим. Правда, порезанный палец - это одно, а семь пуль
в упор - это другое, но - предположим... То, что раны заросли так
поспешно, - не самое удивительное. Я хотел бы, что бы мне объяснили
другое. В молодом человеке семь дыр. И если эти дыры были действительно
проделаны настоящими пистолетными пулями, то по крайней мере четыре из них
- каждая в отдельности, заметьте! - были смертельными.
Лесник охнул и молитвенно сложил руки.
- Какого черта? - сказал широкоплечий.
- Нет уж, вы мне поверьте, - сказал Доктор. - Пуля в сердце, пуля в
позвоночнике и две пули в печени. Плюс к этому - общая потеря крови. Плюс
к этому - неизбежный сепсис. Плюс к этому - отсутствие каких бы то ни было
следов квалифицированного врачебного вмешательства. Массаракш, хватило бы
и одной пули в сердце!
- Что вы на это скажете? - сказал широкоплечий Максиму.
- Он ошибается, - сказал Максим. - Он все верно определил, но он
ошибается. Для нас эти раны не смертельны. Вот если бы ротмистр попал мне
в голову... но он не попал... Понимаете, Доктор, вы даже представить себе
не можете, какие это жизнеспособные органы - сердце, печень - в них же
полно крови...
- Н-да, - сказал Доктор.
- Одно мне ясно, - проговорил широкоплечий. - Вряд ли они бы
направили к нам такую грубую работу. Они же знают, что среди нас есть
врачи.
Наступило длительное молчание. Максим терпеливо ждал. А я бы поверил?
Скачать книгу [0.27 МБ]
Пирамида