– Согласен с тобою, Харман из Ардиса. Это здание было украдено: замысел, оформление, мозаики, шахматный узор во дворе… Украдено всё, кроме библиотеки и мезонинов – они появились шестью веками позднее, по воле Раджахара Молчаливого, который приходился ужасному Хану Хо Тепу очень дальним потомком. Хан приказал увеличить рабочие чертежи первоначального здания ровно в десять раз. Тот, древний образец был чудесным воплощением любви. От него, естественно, не оставили камня на камне. Честолюбец велел сровнять красоту с землёй, желая, чтобы в веках остался только его мавзолей. Так что перед нами скорее памятник дурной тяге к излишествам, нежели чему-то ещё.
– Какое… интересное расположение, – глухо сказал девяностодевятилетний.
– Да уж, – согласился маг, засучивая синие рукава. – С этими поместьями всегда так, со дней Одиссея: главное – участок, участок и ещё раз участок. Идём.
И они ступили в сердце белоснежного лабиринта, на мраморную площадку примерно в сотню квадратных ярдов, посередине которой Харман увидел, как ему показалось, яркий зеркальный пруд. Пилигримы неторопливо приблизились к нему под гулкий стук тяжелого посоха.
Но это был вовсе не пруд.
– Господи Иисусе! – воскликнул будущий отец и отпрянул от края.
Его глазам предстала мнимая пустота. С левой стороны глаз едва различал отвесный горный склон, зато под ногами, на расстоянии около сорока футов от пола, парил, на первый взгляд, прямо в воздухе саркофаг из хрусталя и стали, в котором возлежала обнажённая женщина. Шестью милями ниже сверкали ломаные зигзаги ледника. Узкие ступени витой беломраморной лестницы змеились к подножию гроба, обрываясь буквально в никуда.
«Не может быть, чтобы в никуда», – усомнился муж Ады. Из отверстия в полу не тянуло даже лёгким сквозняком, а между тем у вершины ревел настоящий ураган. Нет, саркофаг явно покоился на чём-то. Прищурившись, Харман разглядел мелкую сетку граней, почти невидимых геодезических линий. Пол и стены погребального чертога состояли из невероятно прозрачного пластика, хрусталя либо стекла. «Да, но почему я не заметил ни гроба, ни лестницы, когда подъезжал к вершине или…»
– Усыпальницу нельзя увидеть снаружи, – вполголоса произнёс Просперо. – Ты уже взглянул на даму?
– На возлюбленную ЛиасЛо Амумджию? – поморщился мужчина, не имевший никакого желания пялиться на голый труп. – Ту, что покинула сей бренный мир хрен знает когда? Кстати, а где Хан? Завёл себе отдельные хрустальные апартаменты?
Старец рассмеялся.
– Хан Хо Теп и его обожаемая Лиас Ло Амумджия, дочы Амумджи, цезаря Срединной Африканской Империи – та еще стерва и гарпия, можешь мне поверить, Харман из Ардиса, были выброшены за борт, не пролежав здесь и двух столетий.
– Выброшены за борт? – растерялся девяностодевятилетний,
– Безупречно сохранившиеся тела бесцеремонно швырнули с той самой стены, откуда ты любовался видами подчас! назад, – пояснил маг. – Кинули, точно вчерашний мусор с палубы грузового парохода. Последующие преемники Хана, каждый из которых в чём-то своём уступал своему предку, тоже мечтали найти здесь вечный покой… Правда, «вечности» хватало ненадолго, пока очередной потомок Хана не брался подыскать себе мавзолей поприличнее.
Воображение пленника нарисовало в ярких красках, как всё происходило.
– Но вот четырнадцать веков назад картина изменилась, – продолжал Просперо, вновь обратив голубые глаза к саркофагу из дерева и стекла. – Эта женщина была воистину любима кем-то могущественным и пролежала нетронутой тысячу четыреста лет. Приглядись к ней, Харман из Ардиса.
До сих пор избранник Ады смотрел вообще на гроб, не заостряя внимания на подробностях. На его вкус, тело было слишком нагим. А ещё – слишком юным для трупа. Кожа – кровь с молоком, излишне выпуклые груди с отчётливыми (даже на расстоянии в сорок футов!) розовыми сосками, чёрная запятая коротко стриженных волос на белой атласной подушке, пышный тёмный треугольник в паху, антрацитовые дуги бровей, решительные черты лица, широкий рот… Мужчине почудилось нечто неуловимо знакомое.
– Господи Иисусе! – вторично воскликнул он за это утро, на сей раз так громко, что крик отразился от купола, раскатившись по книжным мезонинам и белому мрамору.
Покойница выглядела моложе… намного моложе… в локонах – ни тени седины, крепкое и юное тело без единой усталой складки, которые Харман во множестве наблюдал под обтягивающим термокостюмом, однако та же сила в лице, те же острые скулы, тот же дерзкий размах бровей и волевой подбородок. Сомнений больше не оставалось.
Это была Сейви.
49
– А куда все подевались? – недоумевает быстроногий Ахилл, сын Пелея, шагая вслед за Гефестом по зелёной вершине Олимпа.
Блондин-мужеубийца и главный ремесленник из сонма бессмертных идут вдоль по берегу озера кальдеры, от Чертогов Целителя к Великой Зале Собраний. Все прочие божественные постройки с белыми колоннами прячутся в каком-то запустелом сумраке. На небесах – ни одной колесницы. Никто не гуляет по неисчислимым мощёным дорожкам, над которыми горят приземистые желтоватые источники света, причём явно не факелы.
– Я же тебе говорил, – объясняет покровитель огня, – кот из дома, мыши – в пляс. Чуть ли не все до единого теперь на Земле Илиона, играют последний акт вашей Троянской войнушки.
– И как там дела? – интересуется Ахиллес.
– Тебя нет, Гектора убить некому, твои мирмидонцы вкупе с ахейцами, аргивянами и прочими-как-их-там получают от осаждённых коленом под зад.
– Агамемнон и его люди отступают? – спрашивает Пелид.
– Ага. В последний раз, когда я заглядывал в голографический пруд Великой Залы, а это было считанные часы назад, перед тем, как нелёгкая понесла меня чинить эскалатор, Атрид провалил очередное наступление и пятился к заградительным рвам, что! перед чёрными кораблями. Гектор готовился к наступательным действиям, строил войска у стены. По большому счёту, всё зависло от того, чья команда небожителей пересилит. Ты не поверишь, но нашим крутым сучкам Афине с Герой даже с помощью! Посейдона, грозно колеблющего землю (а уж это он умеет, хлебом его не корми, дай поколебать что-нибудь), пока не удалось посбивать спеси со сторонников Трои: дальноразящего Аполлона, Ареса и коварной Афродиты с её подружкой Деметрой.
Быстроногий молча кивает. Отныне жизнь его связана с Пентесилеей, а не с Атридом и боевыми товарищами. Ахиллес доверяет своим мирмидонцам, они поступят как надо: если получится – унесут ноги, если понадобится – сложат головы на поле брани.
С тех пор, как Афина (или же Афродита в её обличье, как несколько дней назад уверяла богиня мудрости) прикончила его любезного друга Патрокла, сердце Пелида кровожадно взывало о мести бессмертным. Теперь у него только две цели. Первая – вернуть любимую амазонку, хотя чувства к ней и породили волшебные духи Киприды, к жизни. Вторая – порешить ненавистную Афродиту. Сам того не сознавая, грек поправляет богоубийственный кинжал на поясе. Если Афина сказала правду – а почему бы и нет? – этот клинок из квантово-смещённой стали оборвёт жизнь светлоокой дочери Зевса, да и любого из олимпийцев, кто встанет на пути, в том числе хромоногого Гефеста: пусть только вздумает улизнуть или оказать сопротивление.
Покровитель огня ведёт Ахилла на парковочную стоянку подле Великой Залы Собраний, где выстроились в ряд на траве десятки золотых колесниц. Словно нити пуповины, тянутся от них под землю, к некому зарядному устройству, металлические шланги. Гефест забирается в безлошадную повозку и манит кратко-вечного спутника за собой.
– Куда это мы? – мнётся Пелид. Кузнец закатывает глаза.
– Я же говорил, навестим одну небожительницу, которой известно, где скрывается Громовержец.
– А почему не поехать прямо к Зевсу? – Мужеубийца по-прежнему не ступает на подножку.
Тысячи раз он управлял и ездил на колесницах, но никогда ещё не порхал в облаках, как боги, которых он часто видел над Илионом. Не то чтобы мужчину пугала эта затея, но всё-таки он не спешит покинуть надёжную землю.
– Есть одна технология, известная только Крониду, – поясняет Гефест. – Он может схорониться от всех моих сенсоров и шпионских устройств. Так вот её явно кто-то активировал. Чует моё сердце, это был не Владыка Владык, а его благоверная Гера.
– И какой же бессмертный покажет нам, где он прячется? – рассеянно спрашивает герой.
Песочный ураган разбушевался; кругом полыхают ужасные молнии, в сотне футов над головами собеседников шипят и сверкают статические разряды: это планетарный ураган порывами налетает на защитное поле Олимпа – эгиду Зевса.
– Никта, – говорит хромоногий.
– Ночь? – повторяет Ахилл.
Мужеубийца, конечно, слышал имя дочери Хаоса, одного из первых наделённых сознанием существ, явившихся из пустого зияющего пространства, которое было в самом начале времен, когда настоящие божества помогли отделить мрак Эреба от сине-зелёного порядка Геи-Земли. Правда, ни в одном из известных ему городов Греции, Азии или Африки не поклонялись таинственной богине. Легенды гласили, будто бы от Никты – причём она справилась в одиночку, без помощи какого-нибудь бессмертного оплодотворителя, – произошли Эрида (Раздор), Мойры (Судьбы), Гипнос (Сон), Немезида (Возмездие), Танатос (Смерть) и Геспериды.
– А я полагал, что это персонификация, – произносит Пелид. – Ну или тележка с воловьим дерьмом. Кузнец ухмыляется.
– Даже персонификация и тележка с воловьим дерьмом обзаводится телесной оболочкой в чудесном новом мире, созданном для нас при участии «постов», Просперо и Сикораксы, – отвечает он. – Ну что, едем? Или мне пока квитнуться в лабораторию и насладиться… э-э-э… прелестями твоей спящей красавицы?
– Только попробуй, и ты покойник, – спокойно, без угрозы обещает герой.
– Знаю, – кивает Гефест. – Потому и спрашиваю в последний раз: залезешь ты в эту чёртову колесницу или нет?
Они летят на юго-восток и ухитряются обогнуть добрую половину колоссальной марсианской сферы, хотя Ахилл и не догадывается, что попал на Марс или что перед ним именно сфера. Зато ахейцу известно другое: вряд ли он согласится повторить этот крутой подъём над Олимпийским озером кальдеры, ещё хоть раз резко вырваться из-под эгиды в объятия ревущего пыльного урагана вслед за четвёркой коней, возникших из ниоткуда при взлёте, и потом ещё долго скакать сквозь яростный ветер и слепящую бурю. Ухватившись за деревянный и бронзовый край колесницы, Ахилл изо всех сил старается не зажмуриваться. По счастью, колесницу окружает силовое поле, которое защищает обоих от свистящего песка и смертельных вихрей, – не то уменьшенная копия эгиды, не то разновидность невидимых доспехов, коими пользуются бессмертные на поле брани.
И вот уже пыльные ураганы остались позади, вокруг раскинулась чёрная ночь, усеянная искрами далёких светил, а по небу мчатся два маленьких спутника. К тому времени, когда колесница пересекает линию трёх огромных вулканов, пыль почти рассеивается, и далеко внизу черты планетарного пейзажа ярко прорисовываются в отражённом сиянии звезд.
Ахеец уже знает, что жилище богов расположено в собственном непонятном мире (ещё бы не знать после восьми месяцев сражений на красных равнинах за Брано-Дырой, как называли её соратники-моравеки, у берегов теплого, лишённого приливов северного моря, совсем не похожего на земные), но герой и не подозревал, что мир Олимпа окажется настолько большим.
Скачать книгу [0.63 МБ]
Пирамида