Опустив самострел и защёлкнув предохранитель, Даэман осторожно приблизился. От крови всё в комнате потемнело, и только стол оказался девственно чист. Перед оскалившимися мёртвыми головами, точно посередине, лежала бережно расправленная старая туринская пелена.
Мужчина забрался на кресло, в котором обычно сидел, обедая с мамой, и наступил на роскошную столешницу. Теперь острый конец пирамиды очутился у него перед глазами. Вспышки уходящей грозы сверкали на остальных черепах, начищенных добела, без единого следа плоти, – но верхний немного от них отличался. На затылке мёртвой головы и сзади, чуть пониже – чудилось, тут поработал виртуозный парикмахер, – вилось несколько рыжих прядей.
Такие волосы были у самого Даэмана. И ещё – у его матери.
Он соскочил со стола, распахнул остеклённую стену, неверным шагом вышел на террасу, перегнулся через перила – и тут же изверг содержимое желудка прямо в красный, исполненный лавы зрачок исполинского Кратера. Потом его снова вывернуло, и ещё, и ещё, и потом ещё несколько раз, хотя в животе уже ничего не оставалось. Тяжёлый арбалет выпал из ослабевшей руки на пол. Наконец мужчина умылся и прополоскал рот над медным тазом, подвешенным на декоративных цепях для купания птичек, после чего рухнул на пол, прислонившись к бамбуковым перилам и безучастно глядя в комнату через открытые стеклянные створки.
Молнии полыхали всё реже и постепенно тускнели, однако алое зарево Кратера нещадно высвечивало изогнутые кости черепов. И рыжие локоны.
Девятью месяцами ранее кузен Ады разрыдался бы, как тридцатисемилетний мальчишка – впрочем, почему как? Теперь, хотя желудок обжигала боль, а в груди сжимался чёрный кулак неведомой прежде ярости, он постарался размышлять трезво.
В том, кто или что подстроило увиденный кошмар, сомневаться не приходилось. Войниксы не питались жертвами и тем паче не уносили трупов. Мерзкие создания творили зло без разбора и без всякого порядка. Нет, это послание для Даэмана, оставить которое способно лишь одно из порождений тьмы. Всех до последнего жителей обиталища прикончили, обсосав их кости, словно рыбьи остовы, а мёртвые головы сложили в груду только ради того, чтобы весть дошла по адресу. Судя по запаху свежей крови, ужасное случилось считанные часы назад, если не раньше.
Не торопясь поднимать арбалет, мужчина встал на четвереньки, медленно поднялся на ноги, вытер замаранные ладони, зашёл в большую комнату, обогнул длинный стол, наконец взобрался на него и снял материнский череп. Руки тряслись. Плакать совсем не хотелось.
Люди лишь недавно узнали, как погребать своих мертвецов. За последние восемь месяцев в Ардис-холле скончались семеро: шестерых убили войниксы, а ещё одну девушку за ночь унесла таинственная лихорадка. «Старомодные» земляне ещё не догадывались, могут ли они заражаться друг от друга.
«Может, забрать её отсюда? Устроить похороны у дальней стены – на месте, которое выбрал Никто для нашего кладбища?»
Нет. В мире, полном факс-узлов, Марина более всего была привязана к этому обиталищу и Парижскому Кратеру.
«Но не бросать же маму здесь, подле прочих, – нахмурился сын. – Где-то среди них лежит негодяй Гоман».
И мужчина вернулся на террасу. Ливень разошёлся ещё сильнее, а вот ветер поутих. Целую минуту Даэман стоял у перил террасы, подставив лицо прохладным струям, которые продолжали отмывать и без того чистый череп. Затем выронил материнскую голову и проследил за её долгим падением. Когда крохотная белая точка исчезла на фоне багрового ока, он поднял арбалет и тронулся в обратный путь: большая столовая, общая гостиная, прихожая, коридор…
Тут мужчина застыл. Не потому, что услышал какой-то звук: дождь барабанил так сильно, что даже аллозавр незаметно подкрался бы среди такого шума. Нет, кузен Ады понял: он что-то забыл.
«Что?»
Назад, в столовую. Дюжины мёртвых голов укоризненно уставились на гостя. «Но что я мог поделать?» – безмолвно спросил он. И черепа беззвучно отозвались: «Разделить наш удел». Избегая смотреть в пустые глазницы, Даэман схватил туринскую пелену.
Убийца оставил её не случайно. Не зря же во всех жилищах башни лишь эта повязка со вшитой микросхемой и стол оказались не запачканы кровью. Засунув игрушку в карман куртки, гость наконец покинул обиталище матери.
На лестнице, что вела к эспланаде, царила тьма, нижние пятнадцать этажей были ещё мрачнее, однако Даэман не поднимал самострела. Если он или оно притаилось в кромешной мгле, так тому и быть. Ещё неизвестно, чья возьмёт, когда человек пустит в ход когти, зубы и бешеную ярость. Но драться ни с кем не пришлось.
Мужчина невозмутимо шагал под проливным дождём по самой середине просторного бульвара; до цели оставалось полпути, когда за спиной раздался скрежет и грохот.
Уже поворачиваясь, сын Марины пал на одно колено и вскинул на плечо тяжёлый арбалет. Это не его звук. Тот или то передвигалось неслышно на перепончатых лапах с кривыми жёлтыми когтями.
Даэман поднял голову – да так и окаменел, разинув рот. Где-то между ним и башней матери возле Кратера закрутился вихрь. Вернее, там что-то вращалось: гигантское, в сотни метров диаметром, и с огромной скоростью. Электрические лучи беспорядочно с треском вырывались из шара, образуя вокруг него слепящую корону. Влажный воздух наполняли раскаты, от которых сотрясалась мостовая. Текучие фрактальные узоры пробегали по сфере, пока та не превратилась в круг и не спустилась на землю – даже чуть-чуть под землю, – расколов старинное здание.
Потом из окружности брызнул свет, но такой, какого никогда ещё не видели на третьей от Солнца планете. Вклинившись в мостовую на одну четверть и закрыв собою восточное небо, круг застыл подобно небывалым воротам в какой-то паре кварталов от потрясённого человека. Мужчину едва не сбил ураган, устремившийся во врата с голодным воем.
Поверхность ещё подрагивала, но глаз уже различал синие волны ленивого, тёплого моря, красную почву, скалы и гору… нет, вулкан невероятной высоты, вздымающийся на фоне лазурного неба. Из глубины всплыло нечто внушительных размеров, розовато-серое, скользкое, а потом заторопилось в открывшуюся дыру, причём Даэману померещились бесчисленные ноги и исполинские ручищи существа. Воздух потемнел от мусора и пыли: это столкнулись встречные ветры, сразились, смешались – и улеглись.
Человек постоял минуту, всматриваясь в даль из-под руки, дабы не ослепнуть от рассеянного, но по-прежнему ненормально яркого сияния. К западу от небесной дыры заблестели под холодными лучами неведомого солнца каменные здания Парижского Кратера, а также арматурные бёдра и опустевший живот Великой Блудницы; потом их окутали тучи пыли, вырвавшейся из портала. Прочая часть города, невидимая и мокрая, продолжала скрываться в ночи.
С юга и севера донёсся поспешный скрежет железных ног. Из тёмного дверного проёма, до которого не успел дойти мужчина, выскочили двое войниксов. Стуча по камням хищными лезвиями, они бросились к жертве со всех конечностей.
Даэман взял их на мушку, подпустил поближе, всадил один болт в кожаный капюшон того, что бежал позади, а когда враг упал, – выпалил и второй, в грудь вожаку. Тварь повалилась, но продолжала ползти.
Сын Марины невозмутимо вытащил из колчана за спиной два зазубренных болта, перезарядил арбалет, опять прицелился – и оба наконечника с расстояния десяти футов точно вонзились в горб существа, где сходились нервные окончания. Чудовище наконец утихомирилось.
Теперь скрежет слышался с юга и запада.
Красноватое сияние озарило каждый закоулок, укрыться Даэману стало негде. Из гущи пыльного облака вознёсся грозный,,зловещий, ни на что не похожий рёв: как будто бы страшные проклятия на ужасном, нечеловеческом языке записали на плёнку и прокрутили задом наперёд.
Молодой мужчина не спеша зарядил самострел, последний раз обернулся на багровую гору в дыре, пробитой посреди небосвода и Парижского Кратера, и лёгкой трусцой, без паники, побежал к Дому Инвалидов.
25
Никто расставался с жизнью.
Харман возбуждённо расхаживал по комнатке на первом этаже Ардис-холла, приспособленной под импровизированный – и большей частью бесполезный – лазарет. Здесь находились книги для «глотания» с анатомическими таблицами, с описанием того, как оказывать первую помощь, лечить переломы костей и так далее, однако до сего дня один лишь Никто имел дело с более серьёзными ранами. Двое из тех, кого захоронили на свежем кладбище у северо-западного края ограды, скончались от боли в этом самом лазарете.
Ада не покидала супруга с тех пор, как он, пошатываясь, вошёл через северные ворота. Целый час она то брала его за руку, то прикасалась к локтю, словно желая увериться, что муж действительно здесь, подле неё. Только что Харман и сам лежал на соседней койке рядом с Никем, лечил глубокие порезы. Некоторые пришлось зашивать, и это было больно. Однако ещё больнее оказалось пользоваться самодельными обеззараживающими жидкостями – то есть, попросту говоря, неразбавленным спиртом и чем-то ещё в этом роде. А вот грек получил чересчур серьёзные раны, чтобы надеяться на доморощенные средства. Товарищи как могли смыли грязь, наложили несколько стежков на пострадавший скальп, обработали открытые участки плоти антисептиком – бородач даже не очнулся, когда на них лили алкоголь, – но рука была слишком сильно повреждена; она и на теле-то еле держалась при помощи потрёпанных связок, обрывков соединительной ткани да покалеченной кости. Не успели самозваные лекари наложить повязки, как те промокли от крови.
– Он умирает, да? – подала голос Ханна. Несчастная не выходила из лазарета ни на минуту, даже для того, чтобы сменить обагрённые одежды.
– Похоже на то, – сказал Петир. – Да, бедолаге не выжить.
– Почему он не приходит в себя? – промолвила молодая женщина.
– Должно быть, всему виной сотрясение мозга, – отозвался девяностодевятилетний. – Вряд ли это из-за рваных ран.
Ему захотелось выругаться. Это надо же, «проглотить» сотни томов по хирургии, а толку-то? Всё равно в подобных условиях и без опыта никто не рискнёт вскрывать голову ещё живого человека, чтобы ослабить внутричерепное давление, а если даже рискнёт… Так или иначе Одиссей-Никто обречён.
Ферман – добровольный санитар примитивного лазарета, «проглотивший» больше медицинских книг, чем Харман, задумчиво поднял голову (на случай операции он уже правил пилу и мясницкий нож), а затем негромко сказал:
– Скоро придётся решать, что нам делать с его рукой. – И он вернулся к точильному камню. Ханна повернулась к Петиру:
– Я слышала, он пару раз начинал бормотать по дороге. Ты хоть что-нибудь разобрал?
– Не совсем. Почти ничего. Кажется, это был язык, на котором говорил другой Одиссей, из туринской драмы…
– Греческий, – вставил супруг Ады.
– Не важно, – произнёс молодой человек. – Два слова прозвучали по-английски, но тоже без особого смысла.
– Какие слова? – встрепенулась женщина.
– Что-то там про «ворота»… И потом «взломать»… Вроде бы. Он еле слышно лепетал, я пыхтел, а стражники кричали… Мы уже приближались к северному входу. Наверно, хотел сказать: мол, если не откроют, взламывайте.
– Ерунда какая-то, – нахмурилась Ханна. Петир пожал плечами:
Скачать книгу [0.63 МБ]
Пирамида