существо сохраняется и после смерти, убедить нас в том, что душа, по ту
сторону могилы, находит себя такой, какой она сама себя сделала своими
поступками и трудами за время своей земной жизни.5 Если б смерть
была последним словом всего, если б наши судьбы ограничивались лишь
этой мимолётной жизнью, то разве б были у нас эти устремленья к
лучшему, к совершенному состоянью, о коем ничто на земле не может нам
дать никакого понятья? Разве была б у нас эта жажда знаний, коию ничто
не может утолить? Если б всё прекращалось в могиле, для чего тогда все
потребности, все мечты, все необъяснимые влечения? Этот могучий крик
человеческого существа, раздающийся сквозь столетья, эти бесконечные
надежды, неудержимые порывы к прогрессу и свету, и они - всего лишь
принадлежность мимолётной тени, едва успевающего составиться пред
распадом своим скопленья молекул? И что тогда есть земная жизнь, столь
короткая, что даже при своей наибольшей длине она не позволяет нам
достичь пределов науки; настолько исполненная бессилием, горечью,
разочарованьем, что ни в чём не может дать нам полного удовлетворения?
И после того, как нам показалось, будто мы наконец достигли предмета
наших ненасытных желаний, что тогда вновь и вновь влечёт нас к какой-то
всегда далёкой и всё так же недоступной цели? Та настойчивость, с какой
мы продолжаем искать, всем разочарованьям вопреки, некий идеал, не
существующий в этом мире, некое счастье, постоянно от нас ускользающее,
является достаточным указаньем на то, что есть нечто иное, помимо
настоящей жизни. Природа никогда не даёт живому существу напрасных
стремлений и несбыточных надежд. Беспредельные потребности души
необходимо и неизбежно зовут к беспредельной жизни.6
25
Чувство абсолютной справедливости говорит нам, что и
животное, не более чем человек, не должно жить и страдать ради того
только, чтоб исчезнуть в небытии. Восходящая и непрерывная цепочка, по
всей видимости, соединяет и связует друг с другом все существа: минерал
с растением, растенье с животным, а животное с человеком. Она может
соединять их двояко: как материально, так и духовно. Обе эти формы
эволюции параллельны и взаимообусловлены, поскольку жизнь есть не что
иное, как проявленье Духа. Душа, после длительного формирования на
низших ступенях жизни, достигает наконец человеческого состоянья; здесь
она обретает сознанье и больше уже не может спуститься назад. На всех
этапах формы, кои она приобретает, суть выражения её действительной
значимости. Не надо обвинять Бога за то, что Он создал формы
безобразные и зловредные. Существа могут быть наделены лишь той
внешностью, которая отвечает их склонностям и превратным привычкам.
Случается, что души человеческие избирают себе тела немощные и
болезненные за тем, чтоб обуздать свои страсти и обрести качества,
необходимые для их дальнейшего продвижения; но в низшей природе
никакого выбора производиться не может: существо вынуждено падать вниз
под властью тех влечений, кои оно само развило в себе. Это
постепенное развитие может быть обнаружено всяким внимательным
наблюдателем. Так у животных домашних различия в характере весьма
существенны. А среди одних и тех же самых видов животных, некоторые
индивиды кажутся значительно более развитыми, нежели остальные его
представители. И кое-кто из них наделён качествами, существенно
приближающими их к человеку; животные эти способны питать преданность и
проявлять самоотверженность. Поскольку материя не способна любить и
чувствовать, то необходимо допустить существованье в них некой души в
зародышевом состоянии. И нет, между тем, ничего, что было бы
величественней, справедливее, что более бы соответствовало закону
прогресса, чем это восхожденье душ, осуществляющееся по
последовательным этапам, в ходе коих оне сами создают и формируют себя,
мало-помалу освобождаются от тяжёлых инстинктов, пробивают панцирь
своего эгоизма, для того чтоб пробудиться к жизни разума, любви,
свободы. В высшей степени справедливо и беспристрастно то установленье
божественного закона, чтобы та же самая пора ученичества была пережита
всеми и чтобы каждый достигал высшего состоянья, лишь обретя к нему
необходимые склонности и выработав в себе новые потребности. Но в
день, когда душа, достигнув человеческого состоянья, завоевала себе
самостоятельность, свою нравственную ответственность и осознала свой
долг, она всё же ещё не достигла своей цели, не завершила своей
эволюции. Истинное дело её, далёкое от завершенья, как раз тогда только
и начинается; новые задачи зовут её. Битвы прошедшего - всего лишь
прелюдия тех, что уготованы ей её грядущим. Её возрожденья в
материальных телах будут следовать одно за другим в этом земном мире. И
всякий раз, с омоложенными органами, она будет возобновлять дело
самосовершенствованья, прерываемое смертью, для того, чтоб продолжить
его и пойти ещё дальше. Душа, эта вечная странница, должна таким
образом подняться от мира к миру, дабы возойти к благу, к добру, к
бесконечному разуму, обрести новые званья и степени, возрасти в знании,
мудрости, добродетели, любви.
26
Каждое из наших земных существований - не что иное, как
эпизод нашей бессмертной жизни. Никакая душа не смогла бы за такой
краткий промежуток времени, как наша жизнь, очиститься от своих
пороков, заблуждений, ото всех грубых аппетитов и желаний, кои суть
остатки её примитивных, давно исчезнувших жизней и в то же время
свидетельства её происхождения. Соразмерив время, понадобившееся
человечеству, с самого появленья его на Земле, для того, чтоб достичь
состоянья цивилизации, мы поймём, что душе, для того чтоб осуществить
свои судьбы, подняться с вершины на вершину к Абсолюту, к Божеству,
необходимо безграничное временное пространство, постоянно
возобновляющиеся жизни. Одна только множественность существований
может объяснить различье характеров, разнообразье склонностей,
несоразмерность нравственных качеств, одним словом, все
неравномерности, поражающие наше вниманье. Не зная этого закона,
напрасно спрашивать себя, отчего некоторые люди обладают талантом,
благородными чувствами, возвышенными помыслами и стремленьями, тогда
как множеству других на долю выпадают только глупость, низкие страсти и
грубые инстинкты.
27
Что можно было б подумать о Боге, коий, отведя нам лишь одну-