принесло результаты. Подозревая, что позади меня кто-то
есть, я направлял "помощникам"
лишенные слов мысли — зрительные картины, образы действий,
чувства и ощущения — и всякий раз немедленно воспринимал
отклик на том же "языке".
Чтобы разобраться в получаемых сообщениях, мне приходилось
сочетать аналитический и субъективный подход. Я проявлял
мучительную медлительность,
а они — поразительное терпение. Благодаря этим усилиям
проявились зачатки того, что мы называем сейчас несловесным
общением (НСО). Это явление
стало для меня чрезвычайно важной вехой, хотя сначала я
просто понял, что НСО существует, и научился отличать его
от других форм общения — ничего
больше.
После того, как это общение было принято с обеих
сторон, мои внетелесные переживания резко изменились по
глубине проникновения и размаху.
Меня часто отводили в то место, которое отчасти напоминало
школу, так как там был наставник и ученики (одним из них
стал я). Впрочем, эти занятия
разительно отличались от запомнившихся мне уроков в школе
для спящих. Если прибегнуть к достаточно вольным описаниям,
в том месте был
ослепительно белый, сверкающий шар света — учитель. Я
ощущал окружающее меня излучение других существ — судя по
всему, тоже учеников, — но не
чувствовал ничего, кроме их присутствия, то есть никаких
признаков того, кем были все остальные. Уроки представляли
собой нечто вроде
последовательной рассылки предназначенных для мгновенного
поглощения пакетов информации, которая воспринималась
сугубо в форме переживаний, а
также устойчивых сгустков мысли — их подлинный смысл нельзя
передать словами, и я использую для обозначения понятие
"посыл". Судя по всему, этот
способ НСО очень распространен. Вернувшись в тело, я
пытался перевести то, что сохранилось в памяти, на понятный
человеку язык, но получалось это
далеко не всегда. Подавляющая часть полученных сведений, на
мой взгляд, вообще не имеет связи с жизнью на Земле, в мире
пространства и времени.
Возможно, они передавались для подготовки к грядущей
деятельности и были предназначены для использования в иных,
нефизических энергетических
мирах, С другой стороны, цель этих сведений может оказаться
за рамками моего понимания. Последнее наиболее вероятно.
Таким образом, наши взаимоотношения получили совершенно
иное развитие. Я доверял своему незримому рулевому
(рулевым?) больше, чем самому
себе, — и это было странно. Мне доводилось быть пассажиром
авиалайнера, и я никогда не испытывал полного доверия к
экипажу — возможно, потому что
сам умею управлять самолетом. Так или иначе, летать
приходилось, авиаперелет был возможностью быстро
перенестись из одной точки физического мира
в другую, и потому я пристегивал ремень и сидел в кресле,
не чувствуя ничего, кроме тревоги и подергивания мышц, — о
том, чтобы заснуть, не было и
речи.
Но с внетелесными путешествиями все было иначе. Они
действительно умели управлять этим летательным аппаратом я
намного лучше меня знали
маршрут. С каждым "полетом" мое доверие к ним только
возрастало. С другой стороны, по мере усложнения маршрутов
я начал понимать, насколько
ничтожны мои собственные познания. Я нежно назвал их
Разумниками, то есть "представителями разумной расы" —
помимо прочего, это подразумевает,
что к человечеству такое определение относится лишь
отчасти.
Зная, что мне помогают, я начал намного спокойнее и
хладнокровнее относиться к посещениям вложенных колец-миров
в окрестностях Земли. Я
чувствовал себя в полной безопасности: если и случится
попасть на глубокое место, они меня вытащат. Позже
выяснилось, что их представления о глубине
изрядно отличаются от моих. Я уже не сомневался, что сейчас
нырну в третий и последний раз, слезно молил о помощи, но
они ждали восьмого-девятого
раза, и лишь потом невозмутимо протягивали мне руку. Наши
отношения отражали основной принцип обучения методом
полного погружения.
Излюбленным приемом скоростного преподавания, при
котором материал навсегда отпечатывается в памяти, было для
них моделирование. Оно
опиралось на их умение создавать и переносить в
человеческое — то есть мое — сознание ситуации обычной,
земной жизни. Эти модели были такими
достоверными и поразительными, что я просто не мог отличить
иллюзии от действительности. Мне не известны пределы такой
технологии (способности?)
моделирования. Трудно сказать, насколько широко она
применяется. Конечно, не исключено, что этот метод
использовался только в моем случае, но я в
этом сомневаюсь. Вопрос о потенциальных сферах приложения
подобного моделирования может стать богатой пищей для
размышлений.
По моим наблюдениям, моделирование обычно применялось
как средство быстрого избавления от мелких эмоциональных