каждого дня.
Мыслитель указывал: "Мы должны почуять, где можем
приложить помощь, чем незаметнее, тем она будет
совершеннее."
499. Урусвати знает о великом значении готовности к
действию. Мы говорили о преданности, о целесообразности, о
вмещении, но во всех проявлениях потребуется истинная
готовность. Нужно запомнить это качество, ибо оно трудно
достижимо.
Люди воображают, что они готовы к действию, но в
последний час они оказываются обуреваемы самыми различными
сомнениями и самосожалением. Между тем, именно готовность
требует нарастания энергии. Человек, бегущий перед прыжком,
не впадает в бессилие, наоборот, он разбежится, чтобы
собрать наибольшую энергию. Такой пример приложим ко всем
действиям.
Пусть люди на исторических примерах поучаются, сколько
самых блестящих действий поникло по причине сомнения,
проявившегося в последний час. Не забудем, что низшие силы
человека ненавидят всякое действие, тем более действие
полезное будет всегда под ударом сил тьмы. Они изберут
последний миг, чтобы осадить смелость.
Учитель должен очень наставлять, чтобы мужество росло в
гармонии с готовностью. Можно представить себе мертвое
мужество, которое всегда неготово и находит оправдание в
самых недостойных житейских обстоятельствах.
Так помните, что лучшие Силы будут с вами, когда
готовность будет в полной мере.
Мыслитель говорил: "Будем готовы и днем и ночью, тогда
и тьма исчезнет."
500. Урусвати знает неутолимую жажду делания. Невозможно
внушить это стремление искусственными мерами. Оно должно
сложиться в глубине сознания, как следствие многих жизней.
Нужно
особенно беречь такие достижения. Названное делание не
только полезно самому деятелю, но оно творит атмосферу,
которая
побуждает к здоровому труду.
В честь труда сложены величественные гимны и написаны
возвышенные трактаты. Все это правильно и сделано во благо.
Представьте себе труженика, пожизненно прикованного к
неизменному
станку. Услышать можно, как в древности гребцы приковывались
на
кораблях, и рабы влачили за собой цепи колеса. Теперь цепи
неуместны, но зато изобретены оковы более прочные.
Иначе могут звучать гимны труду, напетые у одного и того
же
каждодневного станка. Многие из таких тружеников даже лишены
продвижения. В таком однообразии происходит и отдых, если
только
он не выразится в ужасах опьянения. Легко сказать, чтобы
люди не
одурманивались, но им нужно предложить пути возвышенные. Они
усвоят беспрерывность жизни, они узнают о надземных
химизмах. Они
услышат о силе мысли, о самых лучших представлениях, но они
должны получить еще нечто, что научит их повышать качество
труда.
Мастерство должно быть дано каждому человеку. В рукодельных
творениях человек познает вечное совершенствование.
В каждом своем состоянии человек может приобщиться к
какому-то
ремеслу. Это ремесло сохранит человеку молодость мышления,
оно
преобразит дом в очаг прекрасный. Сколько независимости
создает
вольное мастерство! Люди любят примеры; в разных веках можно
наблюдать за развитием свободного мастерства. В нем и гимны
труду
споются звучнее и сколько полезных улучшений произойдет.
Мы говорили, что ритмы труда есть своеобразная иога. При
каждой
иоге нужно устремление и восхищение. Эти цветы растут в саду
мастерства. Возлюбив мастерство, человек полюбит и каждый
труд, и
тем ближе будет он и к Нам.
Мыслитель наставлял, что тот труд ведет к
своершенствованию,
который имеет в себе красоту.
501. Урусвати знает, как часто люди жалуются, что
усовершенствование обрушило на них великие бедствия - такое
заблуждение чудовищно. Можно быть уверенным, что человек,
действительно совершенствующийся, никогда не скажет такую
нелепость. Он знает, что при утончении чувств многое
становится осязательнее, и кроме того он не удивляется, что
ему доверено принять участие в битве за благо мира.
Разве такая битва может быть названа бедствием? Только
трус может подумать, что мертвенное тление лучше движения
животворящего. Но часто можно встретить послушников страха,
они предпочитают мертвенное прозябание. Они запасаются
примерами из жизни подвижников, по их толкованию те вели
простую жизнь, не задаваясь мудрствованием. Но они забывают,
что мысль таких отшельников иногда имела космическую мощь.
Кто же может измерить силу мысли? Кто же может
поверить, что не сильные слова, приписанные этим мыслителям,
являются достоверными? За столетия люди совершенно искажают
Пирамида