Чаша вами будет горькая испита -- заговорите вы плохо о мертвых, а
могилы в доме своем оставите... Я об Ульянове вашем говорю, да о
смертных, в стены замурованных. Случайна сила ваша, потому что Знание
не имеете, но и ее потеряете, потому что оплюете могилы, но рядом их
оставите. Худо из речки пить, в которой врага своего утопил. Ты
думаешь, Сергей Дмитрич, люди в мавзолей этот рвутся, чтобы на Ульянова
вашего посмотреть? Медом там, что ли, намазано? Нее-е-т, голубчик, это
они Силу почуять приходят! Великая Сила там есть... Мертвое всегда
величественно, вспомните пирамиды Египетские, живое -- преходяще,
скоротечно, случайно. Как вы, как я, как птицы и звери вокруг... А ты
попомни -- оплюют вашего Ульянова, и придут в ваши дома беды великие.
Забыли мудрость народную -- "О мертвых или хорошо, или ничего", так вам
кровью сие отхаркнется.
Следователь: -- Ты, Андрей Николаич, не чревовещай: девчонку сгубил, а
нас тут поучаешь...
Стоменов: -- А ты не мешай, не мешай все вместе. Человека извести --
дело пустяшное, ненаказуемое, а вот смерть его не уважишь -- заплачется
слезами горькими и на этом свете, и на том. Пришел немец в дом твой --
ты его убил, и лад с ним, но если слова доброго сказать могилке его не
сможешь -- так и не хорони его рядом с собой, а где-нибудь
далеко-далеко, где нога твоя больше не ступит. А то, что лисы по
кладбищам шмыгают спокойно, медведи бродят -- так не удивляйся, в звере
зла нет, они как дети малые... Никола со зверьем, как я с тобой сейчас
говорю, говорить мог, но не словом -- Силою своей. Той Силою, что я
мужиков на подмогу позвал, рта не раскрыв, -- и услышали. Запомни,
Сергей Дмитрич, отхаркнется. До конца века нынешнего почем зря рвать
друг друга будете.
Следователь: -- Ладно, ладно, поживем -- увидим. Расскажи лучше, Андрей
Николаевич, как ты Магом силы своей смертной сделался, а я послушаю.
Стоменов (глухо, опустив голову): -- Сон мне был сегодня под утро,
Никола был, пост у меня начинается -- три дня и три ночи. Сергей
Дмитрич, скажи хлопцам своим, чтобы не докучали -- не ем я три дня,
уговорились? (следователь кивает головой). И еще просьба к тебе будет,
водицы бы мне в эти дни особой -- до льда ее сморозить, а затем
оттаять... Этой водичкой я три дня и буду питаться...
Десятый день допроса:
Стоменов: -- Как я отношусь к женскому полу? Хорошо отношусь, чего еще
тут скрывать. А вот как девки меня любят -- так это любо-дорого
послушать! Нам, Борислав, как заповедано: желанья плотского не чурайся,
женской ласки периодически вкушай всласть, а если на какую хранитель
особо укажет -- семя свое дай ей, чтоб, значит, потомство твое по свету
шло. Глянется если баба какая особенно -- с ней всю жизнь оставшуюся
провесть можешь, но только с условием одним-единственным: не быть в
союзе этом деток никогда. Так нам Никола заповедовал: "Семя
Кривошеевское в третьем колене тогда только сильным сделается, когда
дите, народившееся во втором или в первом, без отца своего будет с
рождения своего". От чего так -- не знаю я, Борислав, да только семя
свое Кривошеевский или Никитовский сеет, но воспитывателем
народившегося не становится, равно как и баба -- если в чреве своем от
мужика какого-то нужного в чреве своем носит, то и по разрешению
благополучному воспитывателем мужика этого делает и больше ребенка
этого не видит никогда.
Ну а если баба из наших полюбовника найдет себе на веки вечные, а бабе
нашенской такого найти, что тебе затылок почесать, трудов не
составляет, она плечом поведет -- да и повалится полюбовник этот в ноги
ей... Так вот, и ей тогда деток не иметь никогда будет. Так Олюшка наша
поживает -- та, которую поминал я уже, как баб из других деревень
изводила она... Живет с миленком своим в краях швейцарских, домик у них
там ладный, живут вдвоем, мужик ентот надышаться на нее не может. Она
его подмолодила Силою Магии втайне, хвори многие у него извела, ни
слова об этом ему не сказав. Любит его она, сильно любит, Борислав... И
знаешь, скажу я тебе что? Смерть то ей раньше принять придется, да
только и он за ней поутру на день следующий помрет. Вот и выходит
сказочно -- и жили долго и счастливо, и умерли в один день... И в
царстве ином любить друг дружку будут вечность, так уж она для себя и
для него выбор сделала...
У меня, Борислав, девять деток по миру этому ходят, восемь сынков и
одна девка. Их я не видел никогда, но коли чего знать о них захочу --
хранители всегда скажут все в подробностях. У Николы четыре сыночка
будет -- трое по Руси шастают, а один, значит, гражданином Америки
является, с именем нерусским. Отчего так по-разному выходит -- так это
не нам решать, а хранителям нашим, а по страстям телесным -- тут уж мы
сами распорядителями будем... Слышал, Борислав, сказочку, где
шапка-невидимка была? Так вот, у меня и у других, Кривошеевских, как
будто эта шапка-невидимка имеется. Ты не хмылься, а до конца дослушай!
(вероятно, следователь сгримасничал, я этого не заметил. -- Дополнение
К. Ракшиева). Мы ведь, Борислав, до людского внимания не особо охочие
будем. Возьми соседев моих -- жили рядом, а ничего они сказать-то обо
мне не сказали, верно? Видеть они меня видят, да не замечают совсем.
Мимо меня их взгляд проходит, словно интересу к персоне моей нет у них
ни на грош, словно и нет меня там, где я стою... Вот это и есть
шапка-невидимка, про которую объясняю я тебе. Никакая, конечно, не
шапка это, а состояние духа особое, колдовское, магическое -- чтоб,
значит, от любопытства и любознательности человечьей хорониться, для
глазу людского неприметным делаться... Во как, воодушевился ты, смотрю,
никак пользу для наук шпиенских ваших почуял, ась? Только не о шапке
этой речь я веду, а о том, что если время утех любовных настает. Если
девка какая-нибудь интересна мне стала, то шапочку снять эту надобно,
потому как не имеет к тебе интереса ни люд, ни зверь, если угодно, пока
в настрое этом находишься. А как снял -- тут и девку охомутал
крепко-накрепко. По законам библейским выходит, что грехом великим
прелюбодеяние является, а если по-нашему, то благость и Сила в этом
Тэги:
Колдовство Чёрная магия
Скачать книгу [0.64 МБ]
Пирамида
