— Идите, — сказала я Йонгдену, — разведите для себя костер в стороне.
Мой сын взял охапку хвороста, горящую ветку и удалился.
— Не напрягайте вашу память, жетсунема , — сказал мне отшельник, когда мы
остались одни, — у меня столько лиц, сколько мне нужно, и вы никогда не видели меня в
теперешнем облике.
Затем последовала долгая беседа, затрагивавшая слишком специфические вопросы
тибетской философии и мистицизма, поэтому я не стану ее здесь приводить. Наконец путник
встал, взял в руки посох и направился к чаще, бесшумно ступая по каменистой земле; в
мгновение ока он исчез из вида, растворившись во мраке, как призрак.
Я позвала Йонгдена и коротко сказала, опережая его вопросы:
— Этот гомпчен нас знает, хотя я не могу вспомнить, где его видела, но он нас не
выдаст.
Затем я легла и притворилась спящей, чтобы спокойно следить за ходом мыслей,
которые вызвали во мне слова таинственного странника. Но вскоре небо озарилось бледным
светом — занялась заря. Пока я внимала своему внутреннему голосу, прошла целая ночь.
Мы снова развели огонь, чтобы приготовить себе скромный завтрак. Несмотря на то
что беседа с ламой должна была полностью меня успокоить и избавить от всяческих
подозрений на сей счет, мой ум, уставший от многомесячной тягостной тревоги и
постоянных волнений, не мог оградить себя от опасений, которые вновь стали терзать его. У
меня пропало желание продолжать начатую экскурсию.
Вероятно, гомпчен должен был спуститься в долину, где протекает река Жьямда, если
только он не направит стопы в какой-нибудь скит, спрятанный в горном ущелье, и, невзирая
на все свое уважение к нему, я предпочитала не следовать по пятам за человеком, который
147 Чанг — так именуют в разговорном языке пиво и ячменную водку.
148 Зен — плащ, напоминаюший монашескую ризу.
149 Символические кольца, одно из которых сделано из золота и украшено дорджи , а другие из серебра с
колокольчиками. Такие украшения носят лишь некоторые категории отшельников. Дорджи символизируют
методичность и ловкость, а колокольчик — ученость.
меня знает150.
— Давайте вернемся назад, — сказала я Йонгдену. — Мы пройдем через перевал Темо
и осмотрим большой монастырь, расположенный в этом месте. Вы наверняка сможете
купить там теплую одежду, в которой так нуждаетесь.
Мы благополучно добрались до обжитых мест, миновали несколько деревень и
однажды вечером, когда стемнело, подошли к подножию тропы, ведущей к перевалу.
В этом месте стоял большой, массивный дом, сложенный из серого камня, и вокруг
него раскинулись пастбища. Несмотря на чрезвычайно внушительный вид постройки, от нее
исходило ощущение угрозы. Фотография этого дома с подписью «Гостиница смерти» или
«Замок с привидениями» могла бы стать неплохой иллюстрацией для какого-нибудь жуткого
готического романа.
Нас встретили любезно и немедленно провели на второй этаж, в большую, чистую и
очень уединенную комнату с одним-единственным маленьким окошком.
Мы с Йонгденом занялись приготовлением супа, но тут появились некий лама и немо ,
который нес его вещи. Мы поняли, что это новый постоялец, который будет нашим соседом
по комнате.
Это нам не понравилось, но у нас не было другого выхода. Комната, которую нам
отвели, была лучшей в доме после хозяйских покоев. Другие номера занимали купцы,
возвращавшиеся из Лхасы, и, поселив двух лам вместе, немо тем самым выразил каждому
из них свое почтение.
Путник казался спокойным и хорошо воспитанным человеком. Он расстелил вдали от
нас, в другом конце комнаты, коврик, заменявший ему постель, и подошел к очагу, чтобы
приготовить себе чай.
Йонгден вежливо пригласил его присоединиться к нам, так как наш суп был уже готов
и затем мы также собирались пить чай. Лама согласился, но выложил из сумки хлеб и другие
продукты, чтобы внести свою лепту в общую трапезу. Затем он сел рядом с нами и принялся
есть.
Тибетский обычай требовал, чтобы я оставалась в стороне от мужчин, и,
воспользовавшись этим, я принялась наблюдать из своего темного закутка за незнакомцем,
сидевшим у огня.
Гомтаг
151 надетый через плечо поверх дорожного костюма китайского покроя,
некоторые детали его наряда и посох с железным наконечником, увенчанный трезубцем,
который он воткнул в щель между досками пола, когда вошел в комнату, указывали на то,
что лама принадлежит к одной из сект «красных колпаков», вероятно к секте Дзогчен.
Дунг хатам
152, освещенный пляшущими языками огня, создавал в обыкновенном
крестьянском доме таинственную и волнующую атмосферу тибетских скитов. Он напоминал
мне отшельников, поблизости от которых я жила, и других схимников, с кем мне удалось
150 Помимо опасений за свое инкогнито, я также руководствовалась иными соображениями. В подобных
случаях среди тибетских мистиков не принято заводить разговор и искать повод к продолжению знакомства.
Они приводят убедительные доводы для объяснения этого обычая. Один из доводов заключается в том, что
всякое учение или идея носят безличный характер и обязаны оставаться таковыми для человека, который их
слышит. Он не должен связывать их с людьми, от которых узнал, ибо минуту спустя те же люди, возможно,
выскажут совершенно другое мнение.
151 Гомтаг — лента из ткани с пришитыми друг к другу краями, которую носят отшельники, проводящие
множество часов, а подчас и ночи напролет в медитации, сидя в позе лотоса — традиционной позе
скульптурных изображений Будды. Эту повязку надевают на поясницу, чтобы она помогала человеку сохранять
неподвижность. В дороге ее носят через плечо.
152 Дунг хатам — посох с трезубцем, который якобы был привезен в Тибет Падмасамбханой. Это
принадлежность йогов, поклоняющихся богу Шиве, но тибетские трезубцы отличаются по форме от трезубцев
индийских приверженцев Шивы.
лишь перекинуться несколькими словами во время случайных встреч. Он заставил меня
также вспомнить о гомпчене , которого мы видели несколько дней назад, но возможно, что
память о таинственном ламе еще не изгладилась в моей душе сама по себе.
Однако, за исключением этого предмета, имеющегося в распоряжении всякого
тантристского ламы, у нашего нового знакомого не было ничего общего с загадочным
человеком, столь неожиданно возникшим перед нами в лесу.
Обменявшись с Йонгденом вежливыми приветствиями и по традиции расспросив его о
родных краях и странствиях, путник показал себя незаурядным знатоком провинции Кхам.
Поначалу я молча сидела в стороне, в соответствии со своей ролью, но через некоторое
время, видя, что Йонгден невнимательно слушает тонкие рассуждения своего ученого
собрата, и не желая упускать возможности прояснить интересовавший меня вопрос, я
позабыла об осторожности и вмешалась в разговор двух лам.
Казалось, что незнакомец нисколько не удивился, что какая-то жалкая нищенка
обладает незаурядными для женщин и мирян этой страны знаниями. Возможно, его
Пирамида