он выжил - подлец получил то, чего желал мне.
Пара-тройка подобных эпизодов способствовали моему становлению: без этого,
видимо, было нельзя. Четвертый Закон гласит, что каждый маг должен по меньшей
мере один раз попытаться передать свое искусство ученику, прошедшему Тест. Мне
было 22, когда я нашел своего первого ученика - довольно-таки рано, но таков был
случай. Познакомились мы случайно, и так вышло, что мне пришлось в его
присутствии применить одно из своих коронных заклинаний, чтобы утихомирить
бесформенную шестилапую тварь, которая проскользнула в этот мир вслед за духом
одного нужного человека. Увиденное надолго врезалось ему в память, и он накрепко
прикипел ко мне. Паренька звали Кешка, и было ему пятнадцать лет и столько же
зим... и весен. Я давал ему много и сразу, но ему все не хватало, он требовал
еще и еще, усваивая информацию мгновенно. На то, на что в свое время я тратил
месяц, ему хватало неполной недели. Он был привязан ко мне - это была та хрупкая
и искренняя привязанность, которой нельзя добиться ни одним средним заклинанием.
И здесь я промахнулся - я тоже привязался к нему. Обучение увлекло меня, сам
процесс нравился мне все больше и больше. Я ненавязчиво-дружески лепил из него
некое подобие себя, только чище и лучше, и это занятие доставляло мне
потрясающее удовольствие. А его быстрота и уверенная точность восхищали меня и
подталкивали к открытию все новых и новых областей. Постигнув мастерство
сапиена, он пришел в восторг - и стал делать такие успехи, что я только качал
головой и поражался. За какую-то неделю он постиг Семьдесят Два Превращения - и
мне пришлось даже силком, "за шиворот" вытряхивать его из тех образов, которые
он принимал. Кешка всегда как-то наивно относился к угрожавшим ему опасностям.
Например, разгуливал в облике собаки по получасу и больше, его сильно занимали
специфические ощущения. Но любой мало-мальски грамотный маг, если он конечно не
самоубийца, не остается в таком виде дольше 10-15 минут, так как уже где-то
через час происходят необратимые изменения структуры сознания под мозг собаки
или другого существа, в чьем виде ты находишься. Это в общем случае, а вообще
тренировкой можно добиться многого. Тем не менее приходилось частенько его
осаживать. Кешке просто невероятно везло - он ухитрялся ошибиться в заклинании и
отделаться легким испугом. Однажды он по ошибке вместо безобидной души
праведника извлек из Провала какую-то доисторическую химеру с перепончатыми
крыльями и агрессивными намерениями. Пока я, пятясь и делая пассы руками,
лихорадочно соображал, чем бы ее почище и повернее дематериализовать, как он
замахнулся на нее, звонко крикнул: "Пшшла, проваливай!", и она то ли с перепугу,
то ли с чего хлопнула своими крылищами и скрылась в Провале, который я тут же
поспешил закрыть. Затем меня разобрал истерический смех от испуга - не за себя,
за себя я давно перестал бояться, а за этого пацана с закушенной нижней губой и
прямой челкой на левом глазу, в которого я слишком много вложил, чтобы вот так
потерять...
Как я уже сказал, в сапиене он оказался не менее способным учеником, чем в
Дыхании или Неологике, но, пожалуй, он слишком увлекался боем ради боя. В
приемах он ценил красоту больше, чем краткость и практичность. Ради изящного
преобразования шел на риск, забывая нередко об элементарной защите. Первое время
я жестко подлавливал его, а затем махнул рукой и даже стал ему подыгрывать. У
парня свой стиль, думал я, зачем ему что-то навязывать. Как говорится, de
gustibus non est disputandum, abeunt studia in mores... И когда он нападал
слишком выурным способом, я включался в сшибку, пытаясь переиграть его в его
манере, хотя где-нибудь в настоящей разборке просто жестко перебил бы противника
более коротким и практичным заклинанием. Наши стили здорово различались - как
дубина и шпага. Шпага - это хорошо, это благородно и красиво, но дубина ей-богу
практичнее. Это-то я и пытался втолковать ему, но безуспешно. Чем бы он ни
занимался, какую бы серьезную вещь ни читал, в нем постоянно проглядывала этакая
шаловливая детскость, и это не на шутку меня беспокоило.
Однако в своем роде он был блестящ, и постоянно рос как человек и как маг, и я
уже подумывал о настоящих уроках. В свой шестнадцатый день рождения Иннокентий
был особенно в ударе и даже пару раз серьезно достал меня, так что мне пришлось
работать почти в полную силу, чтобы как обычно повязать его по рукам и ногам
связывающим заклинанием, а затем с улыбкой отпустить.
...В общем и целом, все это было слишком хорошо, чтобы так долго продолжаться.
Однажды я почувствовал, что Кешке очень, очень плохо, но где именно, не мог
понять, будто кто-то мешал мне. Я через пару минут он отчаянно забарабанил в мою
дверь, даже видимо не имея сил пройти сквозь нее. Я втащил его внутрь и
поразился его виду - вся левая половина лица сплошной кровоподтек, энергоцепи в
правой половине груди заткнуты какой-то дрянью, множество мелких кровоизлияний
по всему телу... Он даже не мог говорить, пришлось мне пару раз провести ему по
шее и груди руками, чтобы снять с него всю эту пакость. И тогда он начал
шептать: "У кино... двое сразу... не успеваю закрываться, Зеркало не
действует...". Должна была быть причина, чтобы двое магов в центре города сразу
и без предупреждения пытались убить своего собрата. Через некоторое время я все
выяснил. Может быть, это я виноват - не вбил в его голову как следует Законы,
особенно Третий. Да, это mea culpa, mea maxima culpa. Dura lex, sed lex.
Бедолага Кешка на своем выпускном вечере развлекал своих сотоварищей фокусами,
не имеющими ничего общего с ловкостью рук. Прямое нарушение Третьего Закона -
наказание смерть, и ничего здесь нельзя поделать. Рассудком я это понимал, но
все мое существо противилось мысли о гибели любимого ученика. А Кешка стоял
рядом, ждал моей помощи, надеялся на меня. Ну что я мог сделать? Отругать его,
наказать - какой это имело смысл сейчас, да и он уже сам понял, что натворил.
Трансгрессировать его? Найдут, это лишь вопрос некоторого времени.
К тому же времени-то как раз у меня и не было. Где-то рядом, хотя и неясно, я
почувствовал тех двоих, и еще что-то, но выяснять уже не было времени. Стало
понятно, что сшибки уже, по всей вероятности, не избежать. Я сказал: "Иди в
комнату, запрись и... дайхард". Он кивнул, как-то неловко повернулся и скрылся.
Тут у меня улетучились все сомнения, и я со злобной уверенностью шагнул через
дверь к тем двоим.
"Какого Хаффа вам здесь надо?" - резко начал было я говорить, но понял, что зря
теряю время. Глаза у них были стеклянные... слишком стеклянные, даже для магов.
"Матрикаты" - с отвращением понял я, и сразу стало ясно, что просить, умолять,
пытаться что-то объяснить - бесполезно.
(Продолжение следует).
И тут один из них начал говорить голосом сломанного динамика:
- Нас послал Круг. Твой ученик нарушил Закон. Он должен умереть.
- Может быть, но чего вам надо здесь?
Они переглянулись, а потом тот, что пониже, промолвил:
- Скажи нам его подлинное имя.
- Спроси у Невидимого, - зло оскалился я, - и проваливайте отсюда, пока я не
вышиб вам из черепов Кристаллы Сегоя, или что у вас там.
Матрикаты заботятся о себе, но инстинкт самосохранения у них развит слабо.
Поэтому угроза не произвела на них сильного впечатления. К тому же по лестнице
Пирамида