Он повернулся спиною к Лу и посмотрел мне прямо в лицо:
- Недурной препарат, вы находите... да, сэр Питер? Пожалуй, так оно и
есть. И я сам приму дозу, чтобы не было недоразумений.
Сказано-сделано. Я вынужден признать, что этот человек начинал меня
интриговать. В какую игру он играл?
- Я слышал, вы один из наших лучших авиаторов, сэр Питер... - продолжил
он.
- Да. Я немного летаю, время от времени, - подтвердил я.
- Аэроплан - отличное средство передвижения, но только в том случае, когда
за штурвалом специалист, иначе приземление может оказаться довольно
жалким, а?
- Премного благодарен, - ответил я, уязвленный его тоном. - Так случилось,
что я изучал еще и медицину.
- О, тогда все в порядке, разумеется.
Он согласился с учтивостью, которая гораздо глубже ранила мое самомнение,
чем если бы он открыто бросил вызов моей компетенции.
- В таком случае, - обрадовался Лам, продолжая, - я надеюсь, что мне
удастся пробудить ваш профессиональный интерес к случаю, который, я думаю,
вы согласитесь со мной, есть нечто близкое к злоупотреблению. Моя
маленькая подружка прибыла сюда сегодня или скорее уже вчера вечером,
накачанная под завязку морфием. Неудовлетворенная результатом она
проглотила большую дозу Anhalonium Lewinii, пребывая в беспечном неведении
относительно лекарственной совместимости. Предположительно скуки ради она
затем выпила еще и целую бутылку Grand Marnier Cordon Rouge; и сейчас,
чувствуя легкое нерасположение, по некоторой причине, пытаться отгадать
которую будет верхом самонадеянности, она приводит дела в порядок как раз
с помощью этого вашего "очень недурного препарата".
Он отвернулся от меня и внимательно осмотрел девицу. Я заметил, какая
ужасающая бледность осветлила ее темно-синюю кожу. Она утратила свой
здоровый оттенок и напоминала кусок сырого мяса, только-только начинающий
портиться.
Я вскочил на ноги. Инстинкт подсказывал мне, что девушка на грани
коллапса. Хозяин студии склонился над ней. Он оглянулся на меня через
плечо и заметил с горькой иронией: "Типичный случай злоупотребления".
Дальнейшую четверть часа он боролся за жизнь девушки. Оказалось, что Царь
Лестригонов весьма искусный врач, несмотря на то, что он никогда не изучал
медицину официально.
Но я не отдавал отчета в происходящем. Меня ничто не заботило. В моих
венах пел кокаин. Лу порывисто приблизилась и бросилась мне на колени. Она
поднесла к моему рту бокал с крепчайшим ликером, напевая песню экстаза:
"Ты, О сверкающий кубок света, пенящийся кровью из звездных сердец! Я
обожаю Тебя, Эвоэ! Боготворю Тебя, И А О!"
Мы впали в глубокий-глубокий транс. Его прервал Лам.
- Не сочтите меня негостеприимным, - обратился он к нам, - она приходит в
себя, но я должен отвезти ее домой. Так что, либо чувствуйте себя как
дома, либо позвольте мне доставить вас, куда пожелаете.
За этим последовало еще одно вторжение. В дверь позвонили. Лам бросился
открывать. На крыльце стоял высокий человек.
- Твори, что ты желаешь, да будет то Законом, - сказал Лам.
- Любовь - закон, любовь подчиняется воле, - прозвучало в ответ.
Все это походило на пароль и отзыв.
- У меня к вам разговор на час.
- Разумеется, я к вашим услугам, - отвечал наш гость - только вот...
Он смолк.
Мой мозг был необычайно ясен. Моя уверенность в себе была безграничной.
Меня осенило, и я увидел выход. Чертенок хихикал в моем сердце: "Что за
дивный план оказаться наедине с Лу!"
- Видите ли, мистер Лам, - сказал я скороговоркой. - Я умею водить любые
машины. Позвольте мне доставить Мисс Халладж домой.
Арабская девушка уже топталась за моей спиной.
- Конечно, конечно, - лепетала она слабым, но возбужденным голосом. - Это
будет всего лучше... Я вам страшно признательна.
Впервые за целый вечер она заговорила.
- Да, да, - пропела и Лу. - Я хочу кататься при лунном свете.
Наша компания протиснулась в открытую дверь. По одну сторону
темно-малиновые каскады электрического света, по другую безупречная
роскошь нашей Спутницы.
"Ты, О хрупкий колокольчик лунного света, затерявшийся в звездных садах! Я
обожаю Тебя, Эвоэ! Боготворю Тебя, И А О!"
Далее сцена развивалась со скоростью сновидения. Мы были в гараже -
выехали оттуда на улицу, потом - Египтянку в ее отель - ну уж а дальше...
ГЛАВА III
ФАЭТОН
Лу льнула ко мне, а я сжимал руль. Слова были нам ни к чему. Наша страсть
уносила нас трепетным потоком. Я совсем забыл, что это была машина Царя
Лестригонов. Мы мчались словно дьявол в Никуда. Безумная мысль пронзила
мой мозг. Ее подбросило мне мое "Бессознательное", второе и основное "я".
Тогда же какое-то знакомое место на улице напомнило мне, что я веду машину
не обратно в студию. Некая неведомая сила внутри повернула меня в сторону
Кента. И я истолковывал себя самому себе. И знал, что собираюсь сделать.
Мы направлялись в Барли-Грандж; а потом... О, потом - неистовый полет в
Париж при лунном свете!
Эта идея утвердилась во мне независимо от моих размышлений. По-своему, она
была решением уравнения, условиями которого, в свою очередь, были:
во-первых, несколько безумное отождествление Лу со всякими идеями лунного
романтизма; далее, моя физическая привычка авиатора к полетам; и
в-третьих, традиционная ассоциация Парижа с экстравагантными увеселениями
и буйством любви.
Я вполне сознавал тогда, что мое нравственное и умственное чувство
выброшено за борт на время; но мое отношение к ним предельно простое: "До
свидания, Иона!"
Первый раз за всю свою жизнь я стал абсолютно самим собой, освобожденный
от всяких ограничений тела, интеллекта и воспитания, которые удерживают
нас, обычно, в рамках так называемого здравого смысла.
Я припоминаю, что как будто вопрошал себя, не сумасшедший ли я, и отвечал:
"Конечно, сумасшедший. Ведь здравомыслие - это компромисс. Здравомыслие
Пирамида