сне, я почувствовал, что все мои усилия были не напрасны. Ибо стихи моего сына
будут переходить из поколения в поколение. Для себя мне просить нечего, но
всякий отец гордился бы славой того, кого он пестовал, учил и наставлял. А
потому мне бы хотелось услышать в далеком будущем слова моего сына.
Вестник прикоснулся к его плечу, и оба они в мгновение ока очутились в далеком
будущем—в огромном городе, среди тысяч людей, говоривших на неведомом языке.
Старик опять прослезился от радости.
-- Я знал, что стихи моего сына переживут века, -- сквозь
слезы сказал он.—Ответь мне, какие его строки повторяют все эти люди.
Вестник ласково усадил старика на скамейку и сам сел с ним рядом.
-- Стихи твоего сына прославились на весь Рим, все любили их и наслаждались
ими. Но кончилось царствование Тиберия, и их забыли. Люди повторяют слова
другого твоего сына -- того, что стал воином.
Старик воззрился на вестника с недоумением.
-- Он служил в одной из далеких провинций, -- продолжал
тот.—И стал сотником. Он тоже был справедлив и добр. Как-то раз заболел один
из его рабов—он был при смерти. Твой сын, услышав, что появился некий целитель,
пустился на поиски этого человека. А по пути узнал, что этот человек—Сын
Божий. Он встретил людей, исцеленных им, услышал его учение и, хоть и был
римским сотником, перешел в его веру. И вот однажды утром предстал перед
ним. И рассказал, что слуга его болен. И Учитель -- как называли этого
человека -- собрался идти за ним. Но сотник был человеком веры, и, заглянув
в глаза Учителю, он понял, что стоит перед Сыном Божьим. Вот тогда твой
сын и произнес слова, которые не позабудутся во веки веков. Он сказал так:
«Господи! Я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и
выздоровеет слуга мой».
Алхимик тронул лошадь.
-- Каждый человек на земле, чем бы он ни занимался, играет
главную роль в истории мира. И обычно даже не знает об этом.
Сантьяго улыбнулся. Он никогда не думал, что жизнь может быть так важна для
пастуха.
-- Прощай, -- сказал Алхимик.
-- Прощай, -- ответил юноша.
Два с половиной часа Сантьяго ехал по пустыне, внимательно прислушиваясь к тому,
что говорило сердце. Именно оно должно было указать ему, где спрятаны
сокровища. «Где сокровища, там будет и твое сердце», -- сказал ему Алхимик.
Но сердце говорило о другом. С гордостью оно рассказывало историю пастуха,
бросившего своих овец, чтобы сделать явью дважды приснившийся сон. Напоминало
о Своей Стезе и о многих, одолевших ее, -- о тех, кто отправлялся на поиски
новых земель или красавиц и противостоял рассудку и предрассудкам своих
современников. Оно говорило о великих открытиях, о великих переменах, о
книгах.
И только когда Сантьяго начал подниматься по склону бархана, сердце
прошептало ему: «Будь внимателен. Там, где ты заплачешь, буду я, а значит, и
твои сокровища».
Юноша взбирался медленно. На усыпанном звездами небе снова появилась полная
луна—целый месяц шел он по пустыне. Луна освещала бархан, и тени играли
так причудливо, что пустыня казалась волнующимся морем, и Сантьяго вспоминал
тот день, когда, простившись с Алхимиком, бросил поводья и дал своему коню
волю. Луна освещала безмолвие пустыни и оставшийся позади путь, свершаемый
теми, кто ищет сокровища.
Когда через несколько минут он поднялся на вершину, сердце его вдруг отчаянно
заколотилось. Перед ним, освещенные луной и белизной песков, величественно
высились пирамиды.
Сантьяго упал на колени и заплакал. Он возблагодарил Бога за то, что тот
дал ему поверить в Свою Стезю, свел его с Мелхиседеком, с Продавцом Хрусталя,
с англичанином, с Алхимиком и—главное -- что дал ему повстречать женщину
пустыни, женщину, которая заставила его поверить в то, что любовь никогда
не отлучит человека от его Стези.
С высоты тысячелетий смотрели на юношу пирамиды. Теперь он, если пожелает,
может вернуться в оазис, жениться на Фатиме и пасти овец. Жил же в пустыне
Алхимик, который знал Всеобщий Язык и умел превращать свинец в золото.
Сантьяго некому показывать свое искусство, некого дивить плодами своей
мудрости: следуя Своей Стезей, он выучился всему, что было ему нужно, и испытал
все, о чем мечтал.
Но он искал свои сокровища, а ведь считать дело сделанным можно, лишь когда
достигнута цель. Юноша стоял на вершине и плакал, а когда посмотрел вниз,
увидел: там, куда падали его слезы, ползет жук-скарабей. За время
странствий по пустыне Сантьяго узнал, что в Египте это символ Бога.
Еще один знак был подан ему, и юноша принялся копать, но сначала вспомнил
Торговца Хрусталем и понял, что тот был неправ: никому не удастся построить
пирамиду у себя во дворе, даже если весь свой век будешь громоздить камень на
камень.
Всю ночь он рыл песок в указанном месте, но ничего не нашел. С вершин
пирамид безмолвно смотрели на него тысячелетия. Однако он не сдавался --
копал и копал, борясь с ветром, который то и дело снова заносил песком яму.
Сантьяго выбился из сил, изранил руки, но продолжал верить своему сердцу,
которое велело искать там, куда упадут его слезы.
И вдруг в ту минуту, когда он вытаскивал из ямы камни, послышались шаги.
Сантьяго обернулся и увидел людей—их было несколько, и они стояли спиной к
свету, так что он не мог различить их лиц.
-- Что ты здесь делаешь? -- спросил один.
Юноша ничего не ответил. Страх охватил его, ибо теперь ему
было что терять.
-- Мы сбежали с войны, -- сказал другой.—Нам нужны деньги. Что ты спрятал
здесь?
-- Ничего я не спрятал, -- отвечал Сантьяго.
Но один из дезертиров вытащил его из ямы, второй обшарил
его карманы и нашел слиток золота.
-- Золото! -- вскричал он.
Теперь луна осветила его лицо, и в глазах грабителя
Сантьяго увидел свою смерть.
-- Там должно быть еще! -- сказал второй.
Они заставили Сантьяго копать, и ему пришлось подчиниться.
Но сокровищ не было, и тогда грабители принялись бить его. И били до тех
пор, пока на небе не появился первый свет зари. Одежда его превратилась в
лохмотья, и он почувствовал, что смерть уже близка.
Ему вспомнились слова Алхимика: «Зачем тебе деньги, если придется умереть?
Деньги и на мгновение не могут отсрочить смерть».
-- Я ищу сокровища! -- крикнул Сантьяго.
Пирамида