рассказала ему о своем безумии и его последствиях, о том, как оно закончилось,
как она искала его, не щадя сил, чтобы начать все сначала. Он слушал ее молча, и
это молчание было преисполнено неисцелимой печали. Когда она умолкла, он покачал
головой.
— Неужели у тебя не найдется для меня хоть слова? — воскликнула она, и в ее
голосе слышалась неподдельная мука.
— Неужели ты не привезла мне хоть маленького сувенира? — спросил он тем же
тоном, и она поняла.
— О, я знаю, что ты человек! — прошептала она. — Я это очень хорошо знаю!
— Я и сам не знаю, кто я, — ответил он. — Вчера я убедился, что игра
окончена — по крайней мере, для одного из игроков.
И он в нескольких словах рассказал ей о страшном трупе у дороги.
— Поэтому, — сказал он, — возьми ту девушку, которая, пожалуй, больше всех
пострадала от Дугласа — ну, эту свою гувернантку, — и поезжай в Америку. Найди
там Лунное дитя. Там, возможно, у нас появятся новые задачи, которые мы должны
будем решать вместе. Не знаю, не знаю; время покажет.
— Я поеду, поеду! — ответила она. — Поеду немедленно. Поцелуй меня... На
прощание. В глазах мага вновь появились слезы; глубже, чем когда-либо, он
осознал сейчас Печаль Вселенной. Он понял, насколько несовместимы все идеалы с
законами обычной человеческой жизни. Медленно, мягко обняв Лизу, он поцеловал
ее. Но Лиза не ответила на поцелуй: теперь - же она поняла, что это был не тот
человек, которого она любила. Этого человека она не знала — или знала, но не
осмеливалась любить. Влекомый некоей высшей идеей, он стал чужим. И, показавшись
сама себе мелкой и недостойной, она отступила на шаг назад.
— Я еду, — произнесла она твердо, — и я найду ребенка, Прощай и будь здоров!
— Будь здорова и прощай, — эхом откликнулся он. Лиза села в машину. Сирил
Грей, опустив голову, растворился в очаровании деревьев Елисейских Полей.
Он шел, ощущая лишь смертельную усталость, сам удивляясь этому и задавая себе
бессмысленный вопрос, не болен ли он. В том же усталом недоумении он дошел до
обелиска на площади Согласия, не заметив даже, что деревья уже кончились. И
обелиск вдруг точно разбудил Сирила: его тень напомнила ему о мистериях
египетской Магики, и душа его ожила. Ощущение у Сирила было такое же, как от
прыжка в холодную воду. Легким шагом он двинулся к Монмартру. Орденский дом был
превращен в госпиталь. И кто еще мог выйти ему навстречу, как не сестра Кибела?
Рядом с ней, внушая уважение всем своим обликом, стоял Саймон Ифф. За ними
находились еще двое. Увидев своего бывшего учителя, Махатхера Пханга, Сирил
нисколько не удивился; но что делает здесь Абдул-бей?
— Ну, заходи же, и здравствуй! — протянул ему руку Саймон Ифф. — Я тут тоже
не сидел без дела. Не удивляйся: я давно следил за нашим юным другом и в
последний момент успел-таки вытащить его из болота. Я объяснил ему, что шпионаж
— дело самое собачье, и что смерть его ожидает соответствующая. Впрочем, он и
сам уже догадывался об этом. Так что теперь он — кандидат нашего священного
Ордена.
Молодые люди поздоровались; турок пробормотал несколько слов извинения, Сирил же
лишь смущенно рассмеялся.
— Что с тобой, Сирил, тебе плохо? — воскликнула сестра Кибела, приглядевшись
к нему повнимательнее: молодой человек и вправду едва стоял на ногах.
— Все правильно, за акцией следует реакция, удовлетворенно констатировал
Саймон Ифф. — Тебе надо выспаться, Сирил, а потом — семь дней медитации по
методу глубокого транса. За этим уж я прослежу!
— Есть одна медитация, — произнес Сирил твердо, — ее нашел сам Будда.
Медитация над трупом, растерзанным дикими зверями. Я воспользуюсь ею.
Саймон Ифф не возражал. Он не знал того, что тогда открылось Сирилу Грею: труп
Дугласа был его собственным трупом, ибо он внезапно ощутил свое единство со
всеми живыми существами на свете, поднявшись тем самым на новую ступень познания
мира.
Да, это была инициация, и был человек, также понявший это. Когда Сирил, опираясь
на руку сестры Кибелы, прощался с друзьями, чтобы отправиться в отведенные ему
покои, он увидел священный Свет.
Этот Свет горел в глазах Махатхера Пханга.
Пирамида