Губы Саймона сложились в язвительную усмешку.
— Впрочем, эта телеграмма несколько утешила меня в моем горе, — не обращая
на это внимания, произнес Сирил, элегантным жестом доставая из кармана клочок
бумаги. — Она пришла неделю назад.
Саймон Ифф повернул телеграмму ближе к свету.
— «Горации», — прочел он с удивлением. — Что это — шифр, пароль? Послано с
острова Ион, из Священного Дома, из резиденции Самого! — «Самим» в Ордене
называли его главу.
— Да, — мягко подтвердил Сирил, — мне выпала большая удача. Мне удалось
заинтересовать нашим Экспериментом Самого; так что сестра Кибела приезжала не
просто так, а по поручению Махатхера Пханга.
— Вишь, чертенок! только и сумел сказать на это старый маг. Впервые лет,
наверное, за сорок его застали врасплох. — Так значит, ты сам устроил все это,
чтобы вызвать огонь противника на себя?
— Конечно; нельзя же было подвергать опасности сестру Кибелу.
— А что такое «Горации»?
— Это не пароль. По-моему, это что-то из римской истории
— А-а, трое юношей!
— Целая армия, не так ли?
— О да, как раз то, что нужно, — вздохнул Саймон. — Я ведь тут тоже немного
позанимался Магикой.
— Да? И что же?
— Все те же поиски Золотого Руна, Сирил. Я прорастил зубы Дракона — ты
помнишь, зачем они нужны? И выросли из них мужи, вооруженные до зубов, и
перебили друг друга.
— Ну, и где же твои вооруженные мужи?
— Скоро ты их увидишь. Ты что, не читаешь газет?
— Я никогда не читаю газет. Я поэт и люблю свои произведения, как моя мать
когда-то любила меня.
— Что ж, тогда я тебе объясню. В Европе начинается война. Я нашел твой
старый офицерский патент, и теперь ты можешь приступить к своим обязанностям как
офицер связи при штабе генерала Крипса.
— Прямо как у анархистов; от каждого по способностям, каждому — по
потребностям. И все же: в чем дело?
Ты хочешь сказать, что происходит что-то серьезное?
— Народ думает, что кто-то наверху нарушил священные договоренности, что
большие нации опять попирают права малых и тому подобное; правительства думают,
что соседям опять понадобились их рынки сбыта; я же, который вызвал весь этот
процесс к жизни, знаю лишь, что новая эра не родится на свет без кровопускания;
беременность и так затянулась. Как можем мы проповедовать Закон свободы в мире,
где всякая человеческая свобода подавлена законами индустрии? Люди настолько
превратились в рабов, что безропотно подчиняются законам, которые в любые иные
времена, в любой стране немедленно вызвали бы революцию! Каждый получил учетный
кодовый номер, сковывающий его не хуже цепей! И они позволяют своим тиранам по
своему произволу лишать их даже тех удовольствий, на которые еще хватило бы их
нищенской зарплаты. Нет, осталось лишь одно средство превратить лавочного
приказчика в Курция, а тупую ткачиху — в героическую Корнелию, и я этим
средством воспользовался.
— И каким же образом?
— О, это долгая история. Впрочем, ты помнишь сэра Эдварда? Он хороший
мистик. Ты наверняка читал его статью о конце эры Рыб.
—Да, но я не думал, что это следует понимать буквально.
— И тем не менее это так. Впрочем, ему самому от этого мало проку; скорее
всего, он потеряет свою должность. Он человек слишком духовный. А им в течение
ближайшего года двух нужны будут одни фанатики. Хотя и это тоже необходимо:
сожрав друг друга, фанатики освободят место философам, и настанет новая эра,
иная цивилизация.
— Не так давно ты сам упрекал меня в излишней любви к сильнодействующим
средствам, — вспомнил Сирил Грей.
— Я гнусно лицемерил, то есть прикидывался добрым порядочным англичанином, —
не моргнув глазом, ответил старый мистик. — Тем не менее на этой неделе у меня
назначена встреча с премьер-министром — как раз обсуждения этих вопросов.
Извини, что пришлось на
твои шутки отвечать такими же. И все же я хотел бы, ты понял: то, что я сделал,
было необходимо. Тупой обыватель — худший из преступников.
— В этом я с тобой совершенно согласен.
— Возьми примеры из истории. Во времена рыцарей мы симпатизировали юношам,
добивавшимся рыцарского звания, чтобы исправить ошибки, сделанные другими, И
королям, мужество и мудрость которых не раз спасали подданных от могущественного
врага. Когда же королевская власть сделалась тиранией, а феодализм — рабством,
нашими кумирами стали бунтовщики. Робин-Гуд, Хервард Неспящий, Добрый Принц
Чарли, Роб Рой; тогда для нас героем был угнетенный. Потом настали времена
индустрии, и мы, вслед за лордом Байроном, начали симпатизировать пиратам и
бандитам. Однако вскоре не стало и их, и теперь или, лучше сказать, позавчера
нам пришлось полюбить откровенных негодяев — Арсена Люпена, Раффлза, Стингери,
Фантомаса и еще добрую сотню других, или, наоборот, сыщиков, их ловивших,
которые хотя и защищали породившее их общество, однако превосходно умели водить
полицию за нос. В этом, собственно, и заключается весь шарм этих... Пера
Непомню-как-дальше у Габорио, Дюпена и Шерлока Холмса. Нигде в литературе не
найти хоть сколько-нибудь приличного сыщика, у которого были бы хорошие
отношения с полицией! При этом не следует забывать, что настоящий писатель,
хочет он того или нет, всегда выражает подсознательные желания своих читателей.
Ни один литературный поденщик, следующий вкусам богатых обывателей и выбирающий
героев из числа миллионерских сынков, до сих пор не создал — и никогда не
создаст! — подлинного характера. Что ж, если читатели любят воров и ненавидят
судей, значит, с судьями явно что-то не в порядке.
— Но если в мире действительно разразился кризис, то ты-то зачем явился
сюда, в самую его гущу?
— Я явился, чтобы купить Италию. Боулинг уже купил Бельгию, как тебе,
наверное, известно. Он был в хороших отношениях с покойным Леопольдом, но тот
был слишком тонкого склада, чтобы торговаться по-настоящему. Хотя и понимал,
что, начнись война, он проиграет ее первым. Альберт же просто сгреб денежки, не
мучаясь никакими угрызениями совести; а от них-то обычно вся морока. Это очень
хороший способ; его изобрели немцы.
— Да, но зачем покупать Италию? Только затем, чтобы не дать расслабиться
Австрии? Ведь эти итакийцы даже воевать не умеют, не говоря уже о том, что
несчастный трентинский клин в границе сведет на нет любую их стратегию.
— В том-то и дело. Конечно, проще и дешевле было бы купить Болгарию. Но сэр
Эдвард не желает об этом и слышать. Поэтому на Балканах теперь нашими врагами
будут и те, и эти. У России, таким образом, любви к нам тоже не прибавится, а
Пирамида
