года. Впрочем, если датировать смерть Христа 25 марта, воскресение его, согласно
христианской традиции, должно было приходиться на 27 марта, то есть на два дня
позже весеннего равноденствия по юлианскому календарю и воскресения Аттиса.
Аналогичный сдвиг на два дня происходит при совмещении христианского и
языческого праздников святого Георгия и Успения Богородицы. Однако другое
христианское предание — ему следовал Лактанций
----------------------
Лактанций (ок. 250 — ум. после 325) — христианский церковный писатель.
и, видимо, галльская церковь — относило смерть Христа к 23-му, а его воскресение
— к 25 марта. В таком случае воскресение Христа точно совпадало с воскресением
Аттиса.
По свидетельству анонимного христианского автора IV века нашей эры, как
христиане, так и язычники отмечали поразительные совпадения дат смерти и
воскресения их богов. Это совпадение было предметом яростных споров
последователей враждующих религий: язычники с жаром утверждали, что
воскресение Христово является фальшивой подделкой под воскресение Аттиса, а
христиане с такой же горячностью доказывали, что дьявольской подделкой
является как раз воскресение Аттиса. Верх в этих непристойных, на взгляд
поверхностного наблюдателя, препирательствах брали язычники, доказывавшие,
что их бог, как более старший по возрасту, является не копией, а оригиналом,
потому что оригинал обычно старше копии. Но христиане легко отражали этот
аргумент. Пусть Христос, утверждали они, бог младший по времени, но на самом
деле он старший, так как в этом случае Сатана превзошел в коварстве себя самого и
обратил ход природы вспять.
Эти совпадения христианских и языческих праздников, если взять их в целом,
слишком многочисленны, чтобы быть делом случая. Они свидетельствуют о
компромиссе, который церковь в час своего торжества вынуждена была заключить
с соперничающими культами, побежденными, но не утратившими своего влияния
на умы. Непреклонный фанатизм ранних проповедников христианства, их горячее
осуждение язычества уступили место политике более гибкой и терпимой,
всепрощающей благотворительности трезвых церковных иерархов, отдававших
себе полный отчет в том, что христианство, если оно желает завоевать мир, должно
ослабить слишком жесткие догматы основателя, приоткрыв тем самым ворота,
ведущие к спасению. В этом отношении между историей христианства и историей
буддизма существует любопытная параллель.
Обе религиозные системы в своих истоках были прежде всего этическими
реформами, плодами благородного рвения, возвышенных устремлений и
сострадательной чуткости основателей, прекрасных душ, которые изредка как бы
нисходят на землю из лучшего мира, для того чтобы поддержать и направить нас,
слабых, заблуждающихся смертных. Оба проповедовали добродетель как средство
достижения того, что представлялось им высшей целью жизни (спасения души),
хотя один искал спасения в вечном блаженстве, а другой — в окончательном
освобождении от страдания и слиянии с высшим началом. Но проповедуемые ими
идеалы с их непреклонной ориентацией на личную святость находились в слишком
резком противоречии не только со слабостью человеческой природы, но и с
врожденными инстинктами людей, вследствие чего их воплощение в жизнь могло
быть уделом не более чем кучки учеников, порвавших все связи с семьей и
обществом и работающих над своим личным спасением в тихом монастырском
уединении. Для того, чтобы эти вероисповедания (пусть даже формально) могли
стать достоянием целых народов, а тем более всего мира, они нуждались в
глубинной перестройке в соответствии с предрассудками и страстями черни.
Проведение в жизнь такого преобразования ьыпало на долю последователей,
которые, будучи людьми трезвыми, более подходили на роль посредников между
пророками и толпой. С ростом популярности христианство и буддизм все более
впитывали в себя низшие устремления, для искоренения которых эти религиозные
системы были учреждены. Такого рода духовный упадок неизбежен. Большинство
людей не способно удовлетворить слишком высоких требований. Было бы тем не
менее несправедливым приписывать постепенное отклонение христианства и
буддизма от их первоначальной сущности исключительно умственной и моральной
неустойчивости большинства представителей человеческого рода. Причина лежала
в самих концепциях. Нельзя забывать, что обе религии с их прославлением
бедности и безбрачия подрубали корни не просто гражданского общества, но
самого человеческого существования. Однако, то ли от большой мудрости, то ли от
большой глупости, подавляю-шая часть людей отказалась заплатить за
возможность спасения своей души неизбежным угасанием человеческого рода
Глава XXXVIII
МИФ ОБ ОСИРИСЕ
В Древнем Египте богом, чья смерть и воскресение торжественно отмечались
каждый год, был Осирис, самый популярный из богов египетского пантеона. Есть
веские основания поставить этого бога, воплощающего великий природный цикл
вообще и сельскохозяйственный цикл в частности, в один ряд с Адонисом и
Аттисом. Впрочем, громадная популярность, 'которой пользовался этот бог на
протяжении многих веков, побудила его фанатичных поклонников щедро
приписывать ему черты других богов. Поэтому из фигуры Осириса не так-то легко,
так сказать, повыдергивать заимствованные перья и возвратить их настоящим
владельцам.
Связно история Осириса излагается только у Плутарха; в новое время это
изложение подкреплено и дополнено исследованием древнеегипетских
памятников.
Осирис был плодом любовной связи земного бога Себа (иногда его имя передается
как Кеб или Геб) с небесной богиней Нут. Греки отождествляли родителей
Осириса со своими Кроносом и Реей. Когда бог солнца Ра узнал, что его жена Нут
ему изменила, он разгневался и заявил, что не будет такого месяца, такого года,
когда она смогла бы разрешиться от бремени. Но другой возлюбленный богини,
бог Тот (по греческой терминологии — Гермес), выиграл у Луны в шашки одну
семьдесят вторую часть каждого дня и, сложив из этих частей пять полных дней,
прибавил их к египетскому календарному году, то есть к тремстам шестидесяти
дням. Так миф объясняет происхождение тех пяти дополнительных дней, которые
египтяне в конце каждого года добавляли для того, чтобы привести лунный год в
соответствие с солнечным. В течение этих пяти дней, считавшихся как бы
прибавкой к двенадцати месяцам года, проклятие бога солнца не действовало. В
первый из этих дней и родился Осирис. В момент его рождения трубный голос
провозгласил, что в мир пришел господь всемогущий. Некто Памил, говорят,
услышал из фиванского храма голос, громогласно возвестивший о том, что родился
великий владыка, благодетельный Осирис. Однако Осирис не был единственным
ребенком. Во второй дополнительный день Нут родила Гора-старшего, в третий —
Сета (греки звали его Тифоном), в четвертый — богиню Исиду, в пятый — богиню
Нефтиду. Позднее Нефтида стала женой Сета, а Исида — женой Осириса.
Царствуя на земле, Осирис вывел египтян из состояния дикости, дал им законы и
научил почитать богов. До него у египтян процветало людоедство. Жена и сестра
Пирамида