или гуляет — все эти действия обозначают специальными словами; слова эти не
могут применяться к действиям другого лица. В сиамском языке нет слова для
описания существа более высокого ранга и достоинства, чем монарх; поэтому,
когда миссионеры говорят о боге, они вынуждены пользоваться туземными
словами, применяемыми к их царю.
Но ни одна страна в мире, вероятно, не изобиловала богами в образе людей в такой
степени, как Индия, и нигде божественная благодать не изливалась так щедро на
все общественные классы — от правителей до молочников. Так, у тода,
пастушеской народности с Нилгирийских гор на юге Индии, святилищем служит
маслобойня, а приставленный к ней молочник считается богом. Один из таких
божественных молочников на вопрос, приветствуют ли туземцы тода солнце,
ответил: «Эти бедняжи да. Но почему я, бог,— сказал он, ударив себя в грудь,—
должен приветствовать солнце?» Все тода, включая его собственного отца,
простираются ниц перед молочником, и никто не отважится в чем-либо ему
отказать. Никто, кроме другого молочника, не смеет прикасаться к нему. Всем, кто
обращается к нему за советом, он голосом бога изрекает предсказания.
Далее, в Индии «всякий царь почитается немногим меньше живого бога».
Индусская книга законов Ману заходит еще дальше. «Даже о младенце царской
крови,— утверждается в ней,— оскорбительно думать, что он простой смертный,
так как он является великим божеством в человеческом образе». Рассказывают, что
в Ориссе существовала секта, которая при жизни покойной королевы Виктории
поклонялась ей как главному божеству. И в наши дни в Индии всякий человек,
отличающийся большой силой или доблестью или предполагаемой способностью
творить чудеса, рискует стать объектом культа. Так, одна секта в Пенджабе
поклонялась божеству по имени Никкал Сен. А был этот Никкал Сен не кем иным,
как внушавшим ужас генералом Николсоном, и никакие слова и действия генерала
не могли охладить пыл его поклонников. Чем больше он их наказывал, тем больше
возрастал религиозный ужас, с которым ему поклонялись. В городе Бенаресе одно
прославленное божество воплотилось в знатного индуса, обладателя благозвучного
имени Свами Бхаскаранандажи Сара-свати, необычайно похожего на покойного
кардинала Мэн-нинга, только более остроумного. Глаза его лучились человеческой
доброжелательностью, и божеские почести, которые воздавали ему доверчивые
поклонники, он принимал, что называется, с невинным удовольствием.
В Чинчваде, небольшом городке примерно в десяти милях от Пуны в Западной
Индии, живет семья, которая, согласно верованиям значительной части махраттов,
представлена в каждом поколении одним воплощением Ганнопатхи — бога с
оловой слона. Это знаменитое божество впервые воплотилось примерно в 1640
году в брахмане города Пуны по имени Му-раба Госсейн, который стремился
достичь спасения путем воздержания, умерщвления плоти и молитвы. Благочестие
его было вознаграждено. Сам бог явился ему в ночном видении и дал обещание,
что часть его, Ганнопатхи, святого духа пребудет с ним и с его семенем вплоть до
седьмого поколения. Обещанное богом сбылось. Семь последовательных
воплощений, передававшихся от отца к сыну, явили темному миру свет
Ганнопатхи. Последний потомок брахмана по прямой линии, бог с тяжелым
взглядом близоруких глаз, умер в 1810 году. Дело истины было, однако, слишком
священным, а стоимость церковного имущества слишком значительной, чтобы
брахманы с невозмутимостью созерцали невыразимую потерю, которую мир понес
бы, лишившись Ганнопатхи. Они искали и нашли священный сосуд, в котором
вновь обнаружил себя божественный дух хозяина, так что откровение с успехом
продолжает сбываться поныне. Надо признать, однако, что чудеса, совершаемые
богочеловеком в наше вырождающееся время, не идут в сравнение с теми, которые
в прошлом совершались его предшественниками. Известно даже, что
единственным знамением, явленным им нынешнему поколению, является чудо
насыщения толпы, которую он ежегодно угощает обедом в Чинчваде.
Члены одной индуистской секты, которая насчитывает в своих рядах
многочисленных последователей в Бомбее и Центральной Индии, придерживаются
мнения, что ее духовные вожди, так называемые махараджи, являются
представителями или даже прямыми земными воплощениями бога Кришны. А так
как Кришна с великой благосклонностью взирает с небес на тех, кто обслуживает
нужды его последователей и наместников на земле, то был учрежден специальный
обряд, называемый обрядом самопожертвования. С помощью этого обряда его
верные почитатели приносят свои тела, души и, что, вероятно, еще более важно,
свое состояние в жертву обожаемым воплощениям Кришны. Женщинам же
внушают мысль, что, уступая объятиям этих существ, в которых божественная
природа таинственным образом сосуществует с человеческим обликом и земными
вожделениями, они сами и их семьи обретают высшее блаженство.
Даже христианству не всегда удавалось избежать подобного рода заблуждений;
оно также запятнано непомерными притязаниями на божественность, равную
божественности великого основателя этой религии и даже на еще большую. Во
втором столетии нашей эры фригиец Монтан объявил себя воплощенной троицей,
объединяющей в одном лице бога-Отца, бога-Сына и бога-Святого Духа. Этот
случай отнюдь не был единичным и чрезмерным притязанием человека с
неуравновешенной психикой. Со времени раннего христианства до наших дней
члены многих сект верили, что воплощением Христа, и даже самого бога, является
любой христианин, получивший полное посвящение. Поклоняясь друг другу, они
тем самым доводили это верование до логического завершения. Тертул-лиан
рассказывает, что во II веке нашей эры так поступали его единоверцы христиане в
Карфагене. Ученики святого Ко-лумбана поклонялись ему как воплощению
Христа. А в VIII столетии Элипанд из Толедо говорил о Христе как о «боге среди
богов», имея в виду, что столь же подлинными богами, как сам Иисус, были все
верующие. Взаимное обожествление было обычным делом у альбигойцев, что
стократно засвидетельствовано в начале XIV века протоколами тулузской
инквизиции.
В XIII столетии возникла секта братьев и сестер Свободного духа, члены которой
придерживались мнения, что путем длительного и прилежного созерцания всякий
человек может таинственным образом соединиться с божеством, стать единым
целым с источником и прародителем всего сущего; что тот, кто поднялся к богу и
растворился в его блаженной сущности, действительно составляет часть божества,
то есть является сыном божьим в том же смысле, что и сам Христос, и
наслаждается в силу этого полной свободой от всяческих человеческих пут и
божеских законов. Хотя внешний вид и манеры поведения сектантов граничат с
умопомешательством, они, будучи уверенными во вседозволенности, скитались с
места на место, облаченные в самые что ни на есть шутовские одеяния, дикими
выкриками выпрашивая хлеб. Они в негодовании отвергали всякий честный труд
как препятствие на пути созерцания божества и восхождения души к духовному
отцу. В этих похождениях их сопровождали женщины, которые делили с ними все
тяготы кочевой жизни. Некоторые из них полагали, что, достигнув в духовной
жизни наибольших успехов, они могут позволить себе на собраниях секты ходить
без одежд, видя в каких бы то ни было ограничениях в этом отношении признаки
внутренней коррупции, поражающей души, еще изнемогающие под бременем
Пирамида
