части своего произведения^44 Лактанций говорит о демонах: "Трисмегист называет их злыми
ангелами". Но в текстах, дошедших до нас от Гермеса, это выражение встречается только один
раз, и то во фрагменте, не вызывающем доверия. Все эти факты ясно показывают, что эта часть
не вставка, что "Речь посвящения" дошла до нас такой, какой она была во времена
Лактанция, и что она могла быть написана только во времена царствования Константина*.
* Большинство исследователей считают, что книга "Асклепий" была написана в IV веке н.э. -
Прим. пер.
Великое преследование язычества имело место только при преемниках Константина, и
действительно, нужно заметить, что Гермес не говорит о кровавом преследовании. Он жалуется
только на растущее безбожие, на забвение, ожидающее веру, на могилы, заменяющие храмы
(намек на культ святых)^45, и он добавляет, как будто выражая страх перед несчастьем
вероятным и неизбежным, что верность богам станет опасностью смерти. Если бы он писал при
Феодосии или даже при Константине, эти выражения были бы более точны, и возможно,
произведение до нас не дошло бы. Во времена же первого христианского императора, напротив,
можно было, сохраняя тон предсказания, сообщать о приближающихся бедствиях в настолько
туманных и общих словах, что доктора Церкви, а после них эрудиты Возрождения верили, что
речь идет об окончательной катастрофе, о которой говорит Евангелие.
Идея разрушения и обновления мира, столь часто повторяющаяся в сивиллиных книгах и в
произведениях христиан, особенно у христиан конца первого тысячелетия, таких, как
Лактанций, встречается также в философии стоиков и в религии Египта. Египтянину,
привязанному к национальной религии, нетрудно было отождествить официальное восшествие
христианства с концом какого-то большого мифологического или астрономического периода.
Автор "Речи посвящения", который верил в эту катастрофу, должен был быть египтянином. Он
плачет о вероотступничестве Египта, он даже не говорит о других народах. Именно Египет
является святой землей, "храмом мира, образом неба, проекцией на землю всей
упорядоченности небесных вещей". Когда мир возродится, то именно в Египте воссядут те, кто
должен править. В другом месте он напоминает Асклепию, что его предку, открывателю
медицины, воздают честь на крокодильем берегу, где погребено его тело, и он добавляет: "Мой
предок Гермес дал свое имя своей родине". Верно, что эти имена греческие и что
мифологические отголоски представлены в евгемерической форме; но нужно помнить, что в те
времена смешение богов греческих и богов египетских было общепринятым. Кстати, далее
возникает тема Исиды и Осириса - божеств чисто египетских - и, что еще более важно, культа,
который египтяне воздавали животным. Еще далее упоминается бог, которого в латинском
переводе зовут Юпитер-Плутониус, и которым, вероятно, является Сарапис, великий бог
Александрии; к египетским верованиям можно было бы отнести и то, что говорится о тридцати
шести гороскопах и о "Пантоморфе". Несомненно, именно в этом проявляются сильно затертые
следы религии, занявшей в мире так много места; но больше следов эллинской мифологии не
нашлось бы и у греческих философов, например у Аристотеля.
"Речь посвящения" является, возможно, единственным произведением античности, в
котором есть не только оправдание, но и оформленная и признанная теория культа образов. До
этого философы рассматривали идолопоклонничество как опасное последствие
злоупотребления речью. "Те, кто совсем не знают истинного смысла слов, - говорит Плутарх, те,
в итоге, заблуждаются и в отношении вещей; так, греки, вместо того чтобы назвать бронзовые
или каменные изваяния или рисунки подобием богов, привыкли называть их богами, и, как
следствие, они не боятся говорить, что Лахар ограбил Афины, что Денис снял с Аполлона его
золотые кудри, что Капитолийский Юпитер был сожжен в ходе гражданской войны. Таковы
суть заблуждения, влекомые за собой неправильными выражениями"^46. Максим Тирский
оправдывает культ образов и объясняет его слабостью нашей натуры, нуждающейся в том,
чтобы прикрепить мысль к материальному знаку. "Те, у кого сильная память и кому нужно
только поднять глаза к небу, чтобы почувствовать присутствие богов, те, возможно, не
нуждаются в изваяниях; но таковые очень редки, и в огромной толпе с трудом отыщешь
человека, который воссоздал бы в памяти божественную идею, не нуждаясь в подобных
пособиях"^47.
Культ образов был причиной самых ординарных обвинений, адресованных грекам иудеями и
христианами; позднее протестанты предъявили католикам те же обвинения в
идолопоклонничестве. В борьбе стороны стараются не столько убедить противников, сколько
победить их - и, желаяпобедить, раздражают их. Тогда они считают недостойным для себя
отвечать на обвинения, они их принимают и отражают лишь проклятия, посылаемые им.
Именно так голландские нищие и санкюлоты (бесштанные) французской революции гордились
названиями, которые их враги дали им из презрения. То же самое случилось и с язычниками,
обвиненными в идолопоклонничестве; они приняли обвинение, сочтя за честь заслужить его,
они возвели культ образов в обдуманную систему. Гермес объявляет своему ученику, что
наивысшей привилегией человека является возможность творить богов:
"Так же, как Отец и Господь создал вечных богов по подобию своему, так человек создал
своих богов по своему подобию. - Ты хочешь сказать "изваяния", о Трисмегист? - Да,
"изваяния", Асклепий; смотри, как тебе не хватает веры!
Одушевленные изваяния, преисполненные чувства и вдохновения, свершающие так много
великих дел, изваяния предсказательные, предсказывающие будущее во сне и всякого рода
иными способами, поражающие нас болезнями или излечивающие наши недуги, согласно
нашим заслугам"^48.
Но это еще только декларация принципов: далее он возвращается к той же идее, четко
объясняя ее, и подает теорию культа образов: "Наши предки открыли искусство создания богов,
и, открыв его, они добавили к нему соответствующую добродетель, взятую из природы мира.
Поскольку они не могли создавать души, они призвали души демонов и ангелов, и вселили
их в святые образы и божественные таинства, давая таким образом идолам bnglnfmnqr| делать
добро и зло"^49. Верования были общими у язычников и христиан; но одни доказывали то, что
другие осуждали - культ, воздаваемый демонам, обитающим в изваяниях. Христиане
настаивали, что демоны - силы, делающие зло; язычники признавали, что их действие иногда
бывает злым и что они подвержены страстям и заблуждению. Эта уступка сделала слишком
легкой победу их противников; почему же человек не сберег свой культ и свои молитвы для
этого всевышнего Бога, которого признавали все в равной степени? Было еще несколько благих
сожалений об этом чудесном прошлом, о котором исчезли даже воспоминания; несколько
упорных верных обращались еще к заходящему солнцу, но у человечества в целом не было этой
меланхолии. Оно шло впереди нее, не зная, к ночи или к свету, без жалости растаптывая
запоздалых защитников побежденных вещей и оставляя мертвым хоронить своих мертвых.
Герметические книги являются последним памятником язычества. Они принадлежат
одновременно греческой философии и египетской религии, а по мистической экзальтации они
напоминают уже средние века. Они хорошо представляют общее мировоззрение пестрого
александрийского населения, без конца подвергавшегося влиянию различных старых и новых
религий и вырабатывающего неясную смесь разнородных догм. Между миром умирающим и
миром рождающимся они напоминают те существа нерешительной природы, которые служат
переходом между классами организованной жизни: зоофиты, животныерастения; амфибии,
полурептилии, полурыбы; орнитодельфы, не являющиеся ни птицами, ни млекопитающими.
Эти смешанные создания всегда ниже тех групп, которые они связывают между собой. В
истории идей, как и в естественной истории, существуют не линейные серии, а расходящиеся
иерархические лестницы, соединяющиеся своими нижними ступенями.
Книги Гермеса Трисмегиста нельзя сравнивать ни с религией Гомера, ни с христианской
религией, но они помогают понять, как мир перешел от одной к другой. В них умирающие
верования и верования рождающиеся встречаются и подают друг другу руки. И вполне
справедливо, что они были под покровительством бога переходов и обменов, объясняющего,
Пирамида