были положены в металлический ящик и опрысканы водой из
святых мест, а затем розданы всем нам. Процедура сводилась к
следующему: ящик передавался одному из участников, который с
почтением принимал его. Человек делал с ним сначала несколько
последовательных движений, как если бы поднимал тост, —
обращаясь к сторонам света и прямо вверх. Один за другим, он
или она брали печенье и, съев, передавали ящик другому, и так
далее. Некоторые из виррарика произносили какие-то слова на
своем языке, но жесты их ничем не отличались от жестов других.
Пение маракаме Хуичо и Педро продолжалось практически без
остановки, — и так на протяжении всей церемонии, которая
длилась около часа, за вычетом тех моментов, когда они по-
особому размещали или подготавливали для использования какие-
то предметы, которые предстояло использовать в ритуале.
Нам явно не удавалось проникнуть в глубинное значение
ритуала. Мы не понимали языка виррарика. К тому же они
подготавливают себя с малых лет для участия в церемониях — с
необходимой для этого сосредоточенностью и точностью.
Волнующее воздействие, которое каждый шаг ритуала оказывал
на участников, проявлялось в их выражениях и степени
сосредоточенности. Церемония на Священной Горе завершилась,
и они начали собирать алтарь — расписную ткань и
металлический ящик, но оставили приношения огню: печенье,
шоколад и техино. Нас поразила способность Виррарика в одну
секунду менять настроение. Едва они завершили державшую их в
сильном напряжении церемонию, как тут же стали радостными и
даже забавными. Позже мы убедились, что эта видимая смена
настроения не была тем, чем она казалось.
Хотя внешне виррарика улыбались, их внутренний мир все
еще нес отпечаток прикосновения к святыне. Это было
результатом длительной ритуальной практики, при которой они
сами становились в чем-то сопричастными божеству. Нам
потребовалось бы более продолжительное полевое исследование,
чтобы определить, до какой степени они могли поддерживать это
состояние в своей повседневной жизни в горах.
Мы спустились с горы приблизительно тем же маршрутом,
каким забирались наверх. На полпути мы останавливались, минут
на десять. Мы негромко болтали, а Сирило принес дыню, которую
ему каким-то образом удалось разделить на всех присутствующих.
Позже, из той же сумки (можно только поражаться тому
огромному количеству предметов, которое виррарика носят в
своих сумках), он достал бутылку текилы, открыл ее и передал
Педро. Педро встал, чтобы принять ее. Он взял небольшой жезл с
перьями, который носил на своей шляпе, вставил одно из перьев в
бутылку и, отливая по несколько капель по направлениям на
страны света, громко произнес несколько слов с силой, которая
оказалась для нас полной неожиданностью. Действо возымело
эффект благодаря своей внезапности и, прежде всего, из-за силы и
уверенности его голоса. После выполнения этого действия, он
взял бутылку с напитком и передал ее остальным. Каждый из
виррарика, получив бутылку, обмакивал палец, бросал несколько
капель по направлениям на страны света и вверх, а затем делал
всего один глоток. Позже мы могли наблюдать это действие
каждый раз, когда они собирались выпить. Мы спросили Педро о
смысле этих действий, на что он отвечал: “Когда кто-то
собирается пить, прежде чем сделать это, он предлагает сначала
немного Богу, так как Он заботится о нем. Если человек этого не
сделает, то выпьет слишком много, опьянеет, потеряет голову и
скоро станет драться, потеряет свои деньги или влипнет в
неприятность; с другой стороны, таким способом Бог сообщает
человеку, что охраняет его, и тогда человек спокоен”.
Мы снова отправились в путь, и шли, пока вновь не оказались
в Реаль, в “доме”, где нашли приют виррарика. Это было в
развалинах заброшенного здания, где они жили и работали во
время своего пребывания в Реале. Войдя внутрь, мы оказались во
внутреннем дворике, вокруг которого расположились другие
комнаты, в большинстве своем без крыши. Внутренний дворик
также не имел крыши. Полом служила утоптанная земля. На ней
лежали несколько деревянных балок, использовавшихся для
сидения. Там этой ночью они собирались проводить пейотную
церемонию — продолжение обрядов, начатых на Ла-Унарре.
Педро сказал нам, что они хотят устроить фиесту. “Мы
собираемся играть на маленькой гитаре, танцевать и петь всю
ночь”. После такого “общего” описания мы пришли к выводу, что
они собрались устроить обычную вечеринку, чтобы просто
хорошо провести время. Увидеть же нам довелось нечто совсем
другое. Теперь, проведя в их обществе несколько дней, мы
общались с виррарика более раскрепощенно, и они с нами так же.
Мы стали дружны, особенно с Педро и его братом Хиларио. С
ними мы часто беседовали, и они отвечали на наши вопросы.
Около полудня мы уехали, пообещав Педро возвратиться вечером.
Хикури неирра 1111
Было около восьми вечера, когда мы возвратились в “дом”
виррарика. Мы застали индейцев разводящими костер в центре
внутреннего дворика, они завершали приготовления к “фиесте”.
Группа встреченных нами утром иностранцев уже была здесь.
Они были очень возбуждены, веселились, шутили и пели — все
очень шумно и громко. Это были молодые европейцы того, всем
хорошо известного бесцеремонного типа, путешествующего почти
без денег, чья неряшливая внешность, длинные волосы и
пристрастие к наркотикам заработали им название “хиппи”.
Возможно потому, что они шумели, или по какой-то другой
причине, но Хуичо, — хотя он обычно был тихим и скромным, из
тех, кто и мухи не обидит, — вдруг попросил их уйти. Он говорил
с ними мягко, стараясь не показаться невежливым. Мы смотрели,
недоумевая, — имеет ли он в виду также и нас. Он объяснил им,
что они собрались устроить фиесту только для виррарика, что
Пирамида