один прием и стал смотреть прямо перед собой, но только
усилием
воли понизил резкость изображения в глазах. Это мне
очень
помогало! Мир становился расплывчатым, менее реальным.
-- Здравствуйте, Сереженька, -- снова
ехидность
послышалась мне вслед. -- Что же ты проходишь и
не
здороваешься?!
... Я поднимался по лестничной клетке,
грустный,
опустошенный. Хотелось есть, даже ноги и руки дрожали.
Где-то впереди неожиданно открылась чья-то дверь.
-- Сережа, -- услышал я голос Вики.
-- Да... -- среагировал я и пошел на открытую
дверь. Я
боялся выглядеть резким -- Вика обняла меня приветливо,
но
настороженно.
-- Сережа, -- прошептала она, -- сегодня
тобою
интересовалась милиция.
-- Как? И здесь тоже? -- с печальной покорностью
спросил
я. Теперь Викино лицо туманилось перед моими глазами.
-- Ты что, выпил? -- робко поинтересовалась Вика.
-- Любимая, -- сказал.
-- Сереженька, -- снова обняла меня Вика, -- что же
ты
натворил?!
-- Я?! Я пойду, девочка... -- опустошенно сказал я.
И я пошел к себе наверх...
Я открыл на ощупь ключом дверь в свою квартиру и вошел
в
прихожую. Из зала ко мне навстречу вышла взволнованная мама.
-- У нас был следователь, он, насколько я знаю, обошел
все
квартиры в нашем подъезде. Что это значит, Сережа?
-- Не знаю, -- ответил я.
-- Ты что-то натворил? -- испуганно произнесла мама.
-- Я? Нет... Вроде, нет...
-- Что значит, вроде? -- заволновалась мама еще больше.
-- А что ему, следователю, было нужно? -- словно
приходя в
себя, уже более заинтересованно спросил я и глянул на
маму
резко, и сразу же обрушилась на меня чудовищность и
нелепость
моего положения!
-- Я так толком и не поняла, -- отвечала мне мама, --
но
вопросы этот следователь задавал удивительные!
-- Какие? -- абсолютно опомнившись, спросил я.
-- Самые различные... -- Мама немного подумала. --
Даже
невероятно, к чему? К чему ему понадобилось знать, какая у
меня
была девичья фамилия? Где и кем я работаю, интересы?
Все о
твоем отце... Все о тебе и даже чем ты болел в детстве?
-- А что еще он спрашивал?
-- Еще многое... Часа два тут сидел, тебя дожидался, и
все
записывал мои показания. Да вот, -- мама протянула мне
какую-то
бумажку. -- Он оставил тебе повестку. Завтра ты должен
будешь
явиться к нему в отделение... Сынок! -- негромко
выкрикнула
мама, кинулась и обняла меня. -- Ну, что ты натворил?
Родной!
-- Мамочка, -- заговорил я, обнимая ее за плечи. -- Я
даю
тебе честное слово, что это какая-то чепуха! Поверь, завтра
все
прояснится! Иди спать, пожалуйста, я тоже устал. У меня
был
сегодня трудный день...
И мама, может, впервые за последние годы, как-то
боком,
недоверчиво оглядываясь, попятилась к себе в комнату.
Нет, есть я не стал. Я вошел к себе в комнату, сел
на
диван. Посидел несколько минут с закрытыми глазами.
-- Да что это я! -- насильно, будто оживляя себя
от
властительной дремоты, сказал я вслух.
Работу Корщикова я уже давно прочитал и успел вернуть
ее
обратно автору. Потому что мало что понял в прочитанном,
я
никак не отозвался о ней -- промолчал, а Саша и не
спросил. А
вот Священная Книга Тота... Она манила меня, будто
символ
какой, хотя и не была на виду, но она озаряла мою
комнату,
привлекала...
Я встал с дивана и движением воли отбросил от себя
Пирамида