Почти все утро они потратили на преодоление зоны разрушений, служившей к защите медведя-великана. Однако идти руслом Луча было немного легче, а едва бурелом и заросли кустарника остались позади, большой лес вновь вступил в свои права и появилась возможность прибавить ходу. Справа деловито бежал ручей – тот самый, что пробивался из каменной стены на треугольной поляне. Вобрав воды нескольких ручейков поменьше, он теперь шумел громче. Здесь, в этой части леса, тоже водились звери; путники слышали, как они ходят в чаще, занятые своими повседневными делами, и дважды видели маленькие стайки оленей. Один самец, вопросительно поднявший голову, увенчанную благородной короной ветвистых рогов, с виду тянул фунтов на триста. Снова начался подъем. Ручей отвернул в сторону от тропы. И, когда день уже клонился к вечеру, Эдди кое-что увидел.
– Может, остановимся? Передохнем?
– А что такое? – поинтересовалась Сюзанна.
– Да, – согласился Роланд. – Остановиться можно.
Внезапно словно тяжесть легла Эдди на плечи – он почувствовал присутствие Генри. "Ах ты, пусенька ты наша! Пусенька сто-то угляделя на делевце? Постлогать нашей кусеньке захотелось? А, тютя? У-у, какая ХОЛЕСЕНЬКАЯ СТУСЬКА!"
– Да это необязательно.В смысле, дело-то пустяковое. Я просто…
– …что-то увидел, – закончил за него Роланд. – Что бы это ни было, прикуси свой неугомонный язык и ступай возьми, что приметил.
– Да ей-богу же, ничего особенного. – В лицо Эдди бросилась теплая кровь. Он постарался отвести взгляд от ясеня, привлекшего его внимание.
– Неправда. Оно тебе нужно, а это далеко не ничего. Раз оно потребнотебе,Эдди, оно потребно инам.А вот кто нам ни к чему, так это человек, не способный избавиться от бесполезного груза воспоминаний.
Теплая кровь стала горячей. Еще мгновение Эдди стоял, уставив пылающее лицо в землю, и ему казалось, будто блекло-голубые снайперские глаза Роланда заглянули прямов его смятенную душу.
– Эдди? – с любопытством спросила Сюзанна. – Что ты, милый?
Ее голос придал молодому человеку храбрости, которой ему так не хватало. Потянув из-за пояса нож Роланда, Эдди направился к стройному прямому ясеню.
– Может, ничего, – пробормотал он и заставил себя добавить: – А если не изговняю, может, и до фига как много.
– Ясень дерево благородное и силою наделено в достатке, – заметил Роланд у юноши за спиной. Но Эдди едва ли слышал его. Насмешливый, задиристый голос Генри исчез, ас ним исчез и стыд. Мысли молодого человека занимала теперь лишь ветка, несколькими минутами раньше привлекшая его внимание. Там, где эта ветка, утолщаясь, врасталав ствол, образовалось небольшое вздутие. Это-то утолщение странной формы и было нужно Эдди.
Молодого человека не оставляла мысль, что внутри погребен ключ – ключ, на краткий миг явившийся ему в пламени костра перед тем, как горящие останки кости еще раз изменились и возникла роза. Три перевернутых V, центральное – пошире и поглубже двух других. И маленькая закорючка на конце. Вот что таил в себе нарост.
На Эдди опять дохнуло давешним сном. "Дид-э-чик, дод-э-чом, не тревожься – ты с ключом".
"Возможно, – подумал он. – Но на этот разнадобудет вытащить его весь. Думаю, в этот раз девяносто процентов не пойдут".
Действуя с величайшей осторожностью, он срезал ветку и отсек ее тонкий конец. Остался толстый ясеневый чурбачок дюймов девяти в длину. Этот увесистый кусок дерева в руке Эдди, на ощупь очень живой, напоенный жизненной силой, казалось, был не прочь выдать скрытые в нем очертания – но лишь человеку, которому достанет умения и ловкости выманить у него эту тайну.
Был ли Эдди этим человеком? Имело ли это значение?
Эдди Дийн считал, что ответ на оба вопроса – да.
На правой руке юноши сомкнулись пальцы левой, здоровой руки стрелка.
– Сдается мне, ты знаешь какой-то секрет.
– Не исключено.
– Нам можно узнать, в чем он состоит?
Эдди помотал головой.
– Думаю, лучше не нужно. До поры до времени.
Роланд подумал, кивнул.
– Хорошо. Я хочу задать тебе один вопрос, и после мы оставим это. Не увидел ли ты случайно, как добраться до корня моих… моих затруднений?
Эдди подумал: "И это самое большее, как он может обнаружить сжирающее его заживо отчаяние".
– Не знаю. Сейчас точно не скажу. Но я надеюсь, Роланд. Честное-пречестное, надеюсь.
Роланд снова кивнул и выпустил руку Эдди.
– Благодарю. До наступления темноты остается еще пара часов – почему бы не использовать их с толком?
– Я – за.
Они снова тронулись в путь. Роланд толкал кресло Сюзанны, а Эдди шел впереди, не выпуская из рук деревяшку с погребенным внутри нее ключом. Казалось, ясень тихонько вибрирует, пронизанный собственным теплом, тайным и мощным.
– 32 -
Вечером, когда ужин был съеден, Эдди вынул из-за пояса нож стрелка и приступил к делу. Нож был потрясающе острым и, казалось, никогда не затупится. Эдди работал не торопясь, поворачивая освещенную пламенем костра деревяшку то так, то эдак, и смотрел, как из-под уверенно скользящего по дереву лезвия подымаются тонковолокнистые завитки.
Сюзанна лежала, подложив руки под голову, и смотрела на звезды, неспешно катившие по черному небу.
Роланд стоял на краю лагеря, за пылающим костром, и вслушивался в голоса безумия, вновь зазвучавшие в его больном мятущемся рассудке.
"Мальчик был."
"Никакого мальчишки не было."
"Был."
"Не было."
"Был…"
Закрыв глаза, он схватился холодной рукой за ноющий лоб, недоумевая, долго ли еще протянет, прежде чем лопнуть, как лопается чересчур туго натянутая тетива. "О Джейк, – думал он. – Где же ты? Где?"
А над ними, взойдя на назначенные места, неотрывно смотрели друг на друга поверх звездного пепелища своего расторгнутого в незапамятные времена брачного союза Древняя Звезда и Праматерь.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
КЛЮЧ И РОЗА
– 1 -
На протяжении трех недель Джон "Джейк" Чэмберс храбро сражался с разгоравшимся в нем безумием. Все это время он чувствовал себя последним уцелевшим на борту идущего ко дну океанского лайнера – человеком, который что есть мочи работает трюмной помпой в отчаянной попытке продержать корабль на плаву до тех пор, пока не утихнет шторм, не очистится небо и откуда-нибудь –откуда угодно– не подоспеет помощь. Двадцать девятого мая 1977 года, за четыре дня до начала летних каникул, он наконец взглянул фактам в лицо: помощь не придет. Пришло время сдаться, предаться на милость бури.
Соломинкой, переломившей спину верблюда, стал годовой экзамен по литературной композиции: сочинение, "итоговое эссе".
Джон Чэмберс – Джейк для тех трех-четырех мальчиков, с которыми его связывала почти что дружба (стань этот маленький фактоид известен его отцу, тот, несомненно, пришел бы в неописуемую ярость), – заканчивал свой первый год обучения в школе "Пайпер". Хотя Джейку уже исполнилось одиннадцать и учился он в шестом классе, для своих лет мальчик был мелковат, и тот, кто видел его впервые, нередко решал, что он намного моложе. Честно говоря, бывало, что Джейка принимали за девочку, пока примерно с годназад, добиваясь позволения сделать короткую стрижку, он не закатил такой скандал, что мать наконец смягчилась – и разрешила. Конечно, с отцом проблем из-за стрижки не возникало. Отец только усмехнулся своей жесткой, нержавеющей стали улыбкой и сказал: "Лори, парень хочет быть похожим на морского пехотинца. Молодец".
Для отца он никогда не бывал Джейком и редко – Джоном. Отец обычно называл его просто "парень".
Школа "Пайпер", объяснил отец Джейку прошлым летом (это было лето двухсотой годовщины [речь идет о двухсотлетии образования независимого государства Соединенные Штаты Америки, 1776-1976]) – море флагов и знамен, а Нью-Йоркская гавань запружена величественными Кораблями, – Лучшая В Стране Школа Для Мальчика Твоих Лет, Черт Ее Дери. То, что Джейка приняли в нее, никак не было связано с денежным вопросом, не уставал разъяснять (если не сказатьнастойчиво твердил)Элмер Чэмберс. Он яростно гордился этим фактом, хотя и в десять лет Джейк уже подозревал, чтопо правдеэто, возможно, никакой не факт; что по правде это, возможно, самое натуральное вранье,превращенноеотцом в факт, чтобы за ленчем или на коктейле можно было небрежно ввернуть в разговор: "Что, мой парень? О-о, он ходит в "Пайпер". Лучшая В Стране Школа Для Мальчишки Его Лет, Черт Ее Дери. Там место ни за какие деньги не купишь, знаете ли, – для школы "Пайпер" главное мозги и только мозги!"
Джейк прекрасно сознавал, что в раскаленной топке отцовского ума грубый уголь суждений и желаний, материя низменная, зачастую преображается в твердые алмазы, именуемые Элмером Чэмберсом фактами или, в менее официальной обстановке, "фактоидами". "Факт тот, что…" было излюбленным выражением этого человека и произносилось с благоговением, часто, при каждом удобном случае.
– Факт тот, что за деньги место в школе "Пайпер" не купишь, – внушал отец Джейку тем летом – летом двухсотой годовщины, летом синих небес, праздничных флагов и величественных больших Кораблей, золотым летом… ибо золотым воскресало оно в памяти мальчика, ведь в ту пору Джейк еще не начал терять рассудок и причина для беспокойства у него была только одна: придется он к пайперовскому двору или нет, по всем ли статьям подойдет для этого инкубатора юных гениев. – В заведение вроде "Пайпера" попасть может только тот, у кого имеется кое-чтовот здесь.– Элмер Чэмберс потянулся через письменный стол и жестким, желтым от никотина пальцем постукал сына по лбу. – Понял?
Джейк кивнул. Вступать в разговор не было необходимости, поскольку со всеми, в том числе и с женой, отец обращался так же, как с подчиненными на работе (он отвечал за составление программы одного из каналов телевидения и слыл признанным мастером ставить подножки конкурентам – мастером рубки). Элмера Чэмберса следовало слушать,в нужных местах кивать, и немного погодя он вас отпускал.
– Хорошо, – сказал отец, закуривая одну из своих восьмидесяти ежедневных сигарет "Кэмел". – Значит, мы понимаем друг друга. Пахать тебе придется как проклятому, но ты потянешь. Иначе нам не прислали бы вот это. – Он взял со стола письмо, извещавшее о том, что Джейк принят в "Пайпер", и шумно потряс им. В этом жесте сквозило некое свирепое торжество, словно письмо было зверем, которого он убил в джунглях и теперь освежует и съест. – Так что работай, трудись в поте лица. Добейся успеха. Чтоб мы с матерью гордились тобой. Закончишь год на "отлично", будет тебе поездка в "Мир Диснея". Стоящая цель, а, малыш?
И Джейк добился успеха. Весь год (то есть, до последних трех недель) он носил из школы одни пятерки, чем, вероятно, дал родителям все основания гордиться им, хотя утверждать с уверенностью было трудно – уж очень мало времени проводили дома отец и мать. Обычно, вернувшись с занятий, мальчик заставал только Грету Шоу, экономку, а потому в конце концов показывал свои пятерочные работы ей, после чего тетрадки перекочевывали в темный угол его комнаты. Порой Джейк перелистывал их и недоумевал – да значат ли эти "отлично"хоть что-то? Хотелось бы,чтобы значили… но он питал на этот счет серьезные сомнения.
Джейк полагал, что, выйдет у него в году "отлично" по всем предметам или не выйдет, ни в какой "Мир Диснея" он летом не поедет.
Отдых в сумасшедшем доме казался ему более вероятным.
Двадцать девятого мая в восемь часов сорок пять минут утра Джейка, входившего в двойные двери Пайперовской школы, посетило страшное видение. Джейк увидел отца в его офисе на Рокфеллер-плаза, 70. Подавшись вперед из-за письменного стола, отец беседовал с одним из своих сотрудников. В углу рта у мистера Чэмберса торчала сигарета, у лица клубился голубоватый дым. За спиной и далеко внизу, безмолвный благодаря двойным стеклам "Термопейн", расстилался Нью-Йорк с его шумом, грохотом и толчеей.
"Факт тот, что за деньги место в лечебнице "Солнечная долина" не купишь, – тоном мрачного удовлетворения говорил отец подчиненному. – В такое заведение попасть может только тот, у кого капитально разладился чердак. – Он протянул руку и постукал своего собеседника пальцем по лбу. – Что, собственно, и случилось с парнем. Но работает он, как вол. Говорят, лучше всех плетет корзинки, пропади они пропадом. А когда его выпустят –есливыпустят – его ждет небольшое путешествие. Путешествие…"
– …на постоялый двор, – пробормотал Джейк и рукой, которая так и норовила задрожать, коснулся лба. Голоса возвращались. Орущие, пререкающиеся голоса, которые сводили его с ума.
"Ты мертв, Джейк. Тебя переехала машина, и ты мертв".
"Не валяй дурака! Посмотри – видишь объявление? Там написано: НЕ ЗАБУДЬ! ПЕРВЫЙ КЛАСС – НА ПИКНИК! По-твоему, на том свете ходят всем классом на пикники?"
"Не знаю. Зато знаю, что тебя задавила машина".
"Нет!"
"Да. Седьмого мая, утром, в восемь двадцать пять. И минуты не прошло, как ты умер".
"Нет! Нет! Нет!"
– Джон?
Испуганно вздрогнув, он огляделся. Неподалеку стоял мистер Биссетт, учитель французского. Казалось, он чем-то слегка обеспокоен. За спиной мистера Биссетта в дверирекреационного зала вливался поток учеников, спешащих на утреннее собрание. Дурачились и резвились считанные единицы, и – ни единого громкого выкрика или радостного вопля. Вероятно, не только Джейку, но и остальным родители объяснили, какое счастье ходить в "Пайпер", где деньги – ничто (хотя плата за обучение составляла двадцать две тысячи долларов в год), главное – мозги. Вероятно, и поездку в награду за приличные отметки обещали тоже не одному только Джейку. Вероятно, кое-кому из заслуживших эту поездку счастливчиков даже предстояло отправиться в путешествие вместе с родителями. Вероятно…
– Джон, с тобой все в порядке? – спросил мистер Биссетт.
– Да-да, – ответил Джейк. – Все отлично. Просто я сегодня немножко проспал. И, наверное, еще не проснулся.
Лицо мистера Биссетта разгладилось, и он улыбнулся.
– С кем не бывает.
"С моим отцом. Мастер рубки никогда не просыпает".
– Как поживает французский язык? Ты готов сдавать? – полюбопытствовал мистер Биссетт. – Voulez-vous examiner a moi cette midi? (Хочешь сегодня в двенадцать сдать мне экзамен? – фр.)
– Пожалуй, – протянул Джейк. По правде говоря, он не знал, готов сдавать или нет. Он даже не мог припомнить,готовилсяли к экзамену. Вот уже три недели важным и существенным казалось только одно – голоса у него в голове.
– Еще раз хочу сказать: заниматься с тобой было одно удовольствие. Очень рад, что ты попал в число моих учеников. Я хотел сказать это твоим родителям, но они пропустили родительское собрание…
– Они жутко занятые люди, – сказал Джейк.
Мистер Биссетт кивнул.
– В общем, ты мне очень понравился. Вот все, что я хотел сказать… да, и еще: жду тебя на будущий год.
– Спасибо, – поблагодарил Джейк и подумал: интересно, что сказал бы мистер Биссетт, если бы он добавил: "Только мне кажется, что в будущем году заниматься французским мне не придется – вот разве что можно будет достать заочный курс, чтобы задания присылали в добрую старую "Солнечную долину" по почте".
В дверях рекреационного зала появилась Джоанна Фрэнкс, школьный секретарь. В руке она держала маленький посеребренный колокольчик. В школе "Пайпер"всезвонки давались вручную. Джейк полагал, что отчасти "Пайпер" прельщает родителей именно этим, воскрешая в памяти "маленькое красное школьное здание" и прочая, и прочая, и прочая. Сам Джейк ненавидел колокольчик – казалось, тот дребезжит прямо у него в голове…
"Ну,это-тоненадолго, – безнадежно подумал мальчик. – Голову я теряю и скоро потеряю совсем. В самом прямом смысле".
Заметив мисс Фрэнкс, мистер Биссетт повернул было прочь и снова обернулся к мальчику:
– Даточноли все в порядке, Джон? Последние три недели ты, кажется, полностью погружен в свои мысли. Озабочен. Тебя что-нибудь тревожит?
Благожелательность в голосе мистера Биссетта едва не побудила Джейка открыться, но мальчик тут же представил себе, как посмотрит на него мистер Биссетт, если он скажет: "Да. Меня кое-что тревожит. Один пренеприятнейший маленький фактоид. Видите ли, я умер и попал в другой мир. А потом снова умер. Вы скажете, так не бывает, и, конечно, будете правы; и какая-то крупица моего рассудкапонимает,что вы правы, но душа знает другое. Это произошлона самом деле.Ядействительноумер".
Скажи он нечто подобное, мистер Биссетт незамедлительно связался бы по телефону с Элмером Чэмберсом… и после всей той ерунды, какую отец нагородил бы о детях, у которых перед экзаменационной неделей возникают безумные фантазии – о детях, чьи поступки нельзя обсудить за ленчем или на коктейле – о детях, которыеподводят своих родных,– психиатрическая лечебница "Солнечная долина", как подозревал Джейк, показалась бы курортом.
Он заставил себя улыбнуться мистеру Биссетту.
– Немножко боюсь экзаменов, вот и все.
Мистер Биссетт подмигнул.
– Ты отлично сдашь.
Мисс Фрэнкс принялась вызванивать Общий Сбор. Каждая трель впивалась Джейку в барабанные перепонки, после чего маленькой ракетой проносилась в голове.
– Идем, – позвал мистер Биссетт. – Не то опоздаем. Нельзя же начинать экзаменационную неделю с опоздания, верно?
Они прошли мимо мисс Фрэнкс с ее лязгающим колокольчиком. Мистер Биссетт направился к ряду сидений, предназначавшихся для преподавателей, "педагогическому президиуму", на школьном языке. Таких претенциозных, отдающих жеманством названий в школе "Пайпер" бытовало великое множество: актовый зал назывался "рекреационным", обеденный перерыв – "рекреацией", семи– и восьмиклассники – "абитуриентами", а складные стулья у пианино (на котором мисс Фрэнкс вскоре примется барабанить так же нещадно, как трезвонила в серебряный колокольчик), разумеется, "педагогическим президиумом". Джейк полагал, что все это составляет некую традицию. Родитель, которому известно, что в полдень его чадо отправляется нарекреациюврекреационный залвместо того, чтобы, чавкая, умять бутерброд с тунцом в кафешке, расслабляется в приятной уверенности, что министерство просвещения работает на пять с плюсом.
Пропуская мимо ушей утренние объявления, Джейк проскользнул на "камчатку" и сел. Ужас не отпускал, и мальчик невольно чувствовал себя белкой в колесе, откуда нет выхода. А когда он пытался заглянуть вперед, в некие лучшие, более светлые времена, видел лишь тьму.
Корабль – здравый рассудок Джейка – шел ко дну.
К подиуму приблизился мистер Харли, директор. Он произнес короткое вступительное слово, в котором говорилось о том, сколь важна экзаменационная неделя, и о том, чтополученные на экзаменах оценки станут еще одним шагом пайперовцев по Великой Дороге Жизни. Мистер Харли объяснил своим подопечным, что на них рассчитывает школа,лично они родители. О том, что на них рассчитывает весь свободный мир, мистер Харли не сказал, однако усиленно намекал на такую возможность. Закончил он сообщением о том, что на время экзаменационной недели звонки отменяются (первая и единственная хорошая новость, какую Джейк узнал за утро).
Мисс Фрэнкс, уже успевшая занять свое место за пианино, ударила по клавишам, взяв призывный аккорд. Ученики – семьдесят мальчиков и пятьдесят девочек, одетые одинаково опрятно и благопристойно, что говорило о вкусе и прочном финансовом положении их родителей, – дружно встали и затянули школьный гимн. Беззвучно шевеля губами, Джейк погрузился в мысли о том месте, где очнулся после смерти. Решив поначалу, что попал в ад, он окончательно уверился в этом с появлением человека в черном одеяниис клобуком.
Скачать книгу [0.09 МБ]
Пирамида