— Надеюсь, со временем мы встретимся. До свидания, мистер Фримантл.
Щелчок. И я остался наедине с неустанным шуршанием ракушек под домом.
Прилив продолжался.
Как рисовать картину (III)
Оставайтесь голодными. Принцип этот проверен на Микелан-джело, проверен на Пикассо, проверен сотнями тысяч художников, которые творят не из любви (хотя без неё никак не нельзя), но ради хлеба насущного. Если вы хотите отобразить этот мир, призовите на помощь ваши неутолённые желания. Вас это удивляет? Не должно. Нет ничего болеечеловечного, чем голод. Нет творчества без таланта, тут я с вами соглашусь, но талант — нищий. Талант просит милостыню. Голод — вот движущая сила искусства. Та маленькая девочка, о которой я вам говорил? Она нашла своё неутолённое желание и использовала его.
Она думает: «Больше никакой кровати целый день. Я иду в комнату папочки, в кабинет папочки. Иногда я говорю кабинет, иногда — тадинет. В нём большое красивое окно. Они сажают меня в кесло. Я могу смотреть вверх. На птиц и красоту. Слишком много красоты для меня, и мне становится кусно. У некоторых облаков крылья. У других — синие глаза. При каждом закате я плачу, так мне кусно. Больно смотреть. Боль уходит в меня. Я не могу сказать, что я вижу, и от этого мне кусно».
Она думает: «ГРУСТНО, это слово — ГРУСТНО. Не кусно и не кесно. Кесно — на чём сидят».
Она думает: «Если бы я могла остановить боль. Если бы я могла вылить её из себя, как пи-пи. Я плачу и пытаюсь пытаюсь пытаюсь сказать, чего я хочу. Няня помочь не может.Когда я говорю: „Цвет“, — она касается своего лица, улыбается и говорит: „Всегда такая была, навсегда такой останусь“. Старшие девочки тоже не помогают. Я так сержусь на них, почему вы не слушаете, ВЫ БОЛЬШИЕ ЗЛЮКИ. Однажды приходят близняшки, Тесси и Ло-Ло. Они особо говорят между собой, особо слушают меня. Сначала не понимают,но потом. Тесси приносит бумагу. Ло-Ло приносит карандаш, и с моих губ слетает: „Тан-даш“, — отчего они радостно кричат и хлопают в ладоши».
Она думает: «Я ПОЧТИ МОГУ СКАЗАТЬ СЛОВО КАРАНДАШ».
Она думает: «Я могу создать мир на бумаге. Я могу нарисовать, что значат слова. Я вижу дерево. Я создаю дерево. Я вижу птицу. Я создаю птицу. Это хорошо, как вода из стакана».
Эта маленькая девочка, с перевязанной головой, в розовом домашнем платьице, сидящая у окна в кабинете отца. Её кукла, Новин, лежит рядом на полу. У неё доска, и на доске лист бумаги. Ей уже удалось нарисовать лапу с когтями, которая определённо похожа на засохшую сосну за окном.
Она думает: «Мне нужна ещё бумага, пожалуйста».
Она думает: «Я — ЭЛИЗАБЕТ».
И речь возвращается, хотя казалось, что она потеряна навсегда. И не только. Больше, чем речь. Лучше. Возвращается собственное «я», возвращается ЭЛИЗАБЕТ. Уже на этих,невероятно смелых первых рисунках она, должно быть, понимала, что происходит. И хотела большего.
Её дар был ненасытным. Лучшие дары (и худшие), они такие всегда.
Глава 4
ДРУЗЬЯ — ЛЮБОВНИКИ
i
В первый день нового года, после полудня, я прилёг отдохнуть. Спал немного, но проснулся бодрым и с мыслями о конкретной ракушке: оранжевой с белыми точками. Не могу сказать, снилась она мне или нет, но я точно знал, что она мне нужна. Я был готов начать экспериментировать с красками и решил, что одна из таких оранжевых ракушек — это именно то, что необходимо поставить по центру заката в Мексиканском заливе.
За добычей я отправился вдоль берега на юг, сопровождаемый лишь тенью да двумя или тремя десятками крошечных птичек (Илзе прозвала их сыщиками), которые постоянно бродили вдоль кромки воды, выискивая еду. Дальше, над Заливом, парили пеликаны, потом вдруг складывали крылья и падали камнем вниз. Выйдя из дома, я не думал о физических упражнениях, не прислушивался к боли в ноге, не считал шаги. Вообще ни о чём не думал. Мой разум парил, как пеликаны, перед тем как они замечали лакомый кусочек в caldo largo,[41]что плескался под ними. Соответственно, когда я наконец нашёл нужную ракушку и оглянулся, меня поразило, какой маленькой стала «Розовая громада».
Я стоял, подкидывая оранжевую ракушку в руке, внезапно почувствовав, что в бедро вновь сыпанули осколки стекла. Возникшая там пульсирующая боль начала распространяться вниз по ноге. Однако следы, которые тянулись к моему дому, говорили о том, что я не подволакивал больную ногу. Вот тут я и подумал о том, что обманывал себя: может, чуть-чуть, может — по-крупному. Скажем, с этой глупой «числовой игрой». Сегодня я забыл о том, чтобы разминать ногу через каждые пять минут или около того. Я просто…прогуливался. Как любой нормальный человек.
Таким образом, возникла дилемма. Я мог и дальше дурить себе голову, останавливаться через равные промежутки времени, чтобы делать упражнения для растягивания боковых мышц, которым научила меня Кэти Грин (они вызывали жуткую боль, но пользы не приносили), или мог просто прогуливаться. Как любой нормальный, не попадавший в аварию человек.
Я выбрал второй вариант. Но перед тем как двинуться в обратный путь, я оглянулся и увидел стоящий на берегу, чуть южнее, полосатый парусиновый шезлонг. А рядом с ним — стол под зонтом, таким же полосатым, как и парусина шезлонга. В шезлонге сидел человек. Точка, которую я видел из окна «Розовой громады», превратилась в высокого, крепко сложенного мужчину, одетого в джинсы и белую рубашку с закатанными до локтей рукавами. Ветер развевал его длинные волосы. Лицо я рассмотреть не мог: нас разделяло слишком большое расстояние. Он заметил, что я смотрю на него, и помахал рукой. Я ответил тем же, повернулся и двинулся по своим следам домой. Так я впервые встретился с Уайрманом.
ii
Перед тем как я заснул, последней в голове мелькнула мысль о том, что во второй день нового года из-за боли в ноге мне будет не до прогулок. Но, к своей радости, я обнаружил, что ошибся: горячая ванна позволила полностью восстановить подвижность.
Вот почему после полудня я снова вышел из дома. Никаких поставленных целей, никакой реализации загаданного под Новый год желания, никакой «числовой игры». Просто человек, прогуливающийся по берегу, иногда подходящий к кромке воды достаточно близко, чтобы поднять в воздух стайку сыщиков. Время от времени я нагибался, чтобы взять и положить в карман понравившуюся мне ракушку (через неделю я уже носил с собой пластиковый пакет, куда и складывал найденные сокровища). Когда я подошёл достаточно близко к шезлонгу и столу с зонтом над ним, чтобы разглядеть здоровяка (сегодня он надел белую рубашку, брюки цвета хаки и обошёлся без обуви), я развернулся и двинулся к «Розовой громаде». Но лишь после того, как помахал ему рукой и увидел ответное приветствие.
Вот так я положил начало моим Великим береговым прогулкам. С каждым последующим днём (всегда во второй его половине) они удлинялись, и я мог всё яснее разглядеть этого крепко сложенного мужчину, который сидел на парусиновом шезлонге. Мне стало очевидно, что и у него заведённый порядок дня: по утрам он появлялся на пляже с той старухой, вывозил её в инвалидном кресле по деревянным мосткам, которые я не мог разглядеть из окна «Громады». Во второй половине дня выходил сам. Он никогда не снимал рубашку, но его руки и лицо загорели дочерна — цветом не отличались от старой мебели в каком-нибудь богатом доме. На столе я видел высокий стакан и кувшин, толи с водой, толи с лимонадом или джин-тоником. Мужчина всегда махал мне рукой, а я отвечал тем же.
В один из январских дней, когда я сократил разделявшее нас расстояние до осьмушки мили, на песке появился второй полосатый шезлонг. А на столе — второй высокий стакан, пустой, но приглашающий. Когда я помахал мужчине рукой, он сначала помахал в ответ, а потом указал на второй шезлонг.
— Спасибо, но ещё не могу! — крикнул я.
— Подходите! — донеслось до меня. — Обратно я вас отвезу на гольф-каре!
Я улыбнулся. Илзе посоветовала мне купить гольф-кар, чтобы я мог носиться взад-вперёд по берегу, распугивая сыщиков.
— В моих планах гольф-кар не значится, но со временем я до вас дойду! Что бы у вас ни было в кувшине — мне со льдом!
— Вам лучше знать, мучачо! — Он отсалютовал мне. — А пока живи днём и позволь жить дню!
Я помню все высказывания Уайрмана, но точно знаю, что в наибольшей степени ассоциирую с ним именно это, поскольку ещё до того, как узнал его имя и даже пожал руку, услышал от него: «Живи днём и позволь жить дню».
iii
В ту зиму Фримантл не только прогуливался, но ещё и готовился к тому, чтобы снова начать жить. И осознание, что всё к этому идёт, чертовски радовало. Одним ветреным вечером, когда волны обрушивались на берег, а ракушки под домом не переговаривались, а спорили, я принял решение: если точно буду знать, что у меня действительно начинается новая жизнь, то вынесу Ребу, воздействующую на злость куклу, на берег, оболью жидкостью для растопки и подожгу. Похороню прошлую жизнь, как викинга. Почему бы и нет?
Всё это время я продолжал рисовать, меня тянуло к этому, как сыщиков и пеликанов — к воде. Через неделю я уже сожалел о том, что убил столько времени на цветные карандаши. Отправил Илзе электронное письмо с благодарностью за то, что она подтолкнула меня к краскам, получил ответ, в котором она указана, что по этой части я в понуканиях не нуждался. Она также написала, что «Колибри» выступили в большой церкви в Потакете, штат Род-Айленд (разогревались перед турне), и паства пришла в дикий восторг, хлопая в ладони и крича «аллилуйя». «Проходы были заполнены раскачивающимися людьми, — прочитал я. — Для баптистов это танцы».
В ту зиму Интернет вообще и Гугл в частности стали моими ближайшими друзьями, пусть по клавишам приходилось стучать одним пальцем. Когда дело дошло до Дьюма-Ки, я нашёл не только карту. Мог бы копать и глубже, но что-то остановило меня, подсказало, что с этим можно повременить. Потому что больше всего меня интересовала информация о разных необычностях, связанных с людьми, лишившимися рук-ног, и я наткнулся на золотую жилу.
Должен сразу отметить: воспринимая все истории, которые подкидывал мне Гугл с известной долей скептицизма, я ни одну, даже самую невероятную, не отметал с порога. Потому что не сомневался: странности, случившиеся со мной, имеют самое прямое отношение к полученным мною травмам — к повреждению зоны Брока, к потере руки, а может, ик первому и ко второму одновременно. Я мог в любой момент взглянуть на нарисованный мною портрет Карсона Джонса в футболке с номером Тори Хантера, и не сомневался, что кольцо, подаренное мистером Джонсом Илзе по случаю помолвки, куплено им в «Зейлс». Менее конкретными, но столь же убедительными доказательствами служили мои становящиеся всё более сюрреалистическими картины. Закорючки в телефонном блокноте, которые я выводил в прошлой жизни, не имели ничего общего с фантастическими закатами, которые я рисовал теперь.
Я был далеко не первым человеком, который, потеряв часть тела, приобрёл что-то взамен. Во Фредонии, штат Нью-Йорк, лесоруб отрезал себе кисть, находясь в лесу, но сумел спастись, потому что прижёг кровоточащее запястье. Кисть он принёс домой, положил в бутыль со спиртом и поставил в подвал. Три года спустя кисть, более не соединённая с рукой, вдруг начала сильно мёрзнуть. Мужчина спустился в подвал и обнаружил, что окно разбито, и зимний ветер обдувает бутыль, в которой плавала отрезанная кисть. Когда бывший лесоруб поставил бутыль рядом с камином, ощущение, что кисть мёрзнет, сразу исчезло.
Русскому крестьянину из Туры, затерявшейся в сибирских просторах, какая-то сельскохозяйственная машина оторвала руку по локоть, после чего у него открылась способность находить воду. Если он оказывался в том месте, где была вода, оторванная часть левой руки холодела и ощущала влагу. Согласно прочитанным мной статьям (я нашёл три), он никогда не ошибался.
В Небраске жил парень, который мог предсказывать торнадо по мозолям на несуществующей ступне. В Англии одного лишившегося ноги моряка использовали для поиска рыбных косяков. Японец, потерявший обе руки, стал известным и уважаемым поэтом. Не так уж плохо для неграмотного, каким он был на момент железнодорожной катастрофы.
Из всех историй наиболее странная произошла с Кирни Джеффордсом из Нью-Джерси, который родился без обеих рук.
Вскоре после того, как мальчику исполнилось тринадцать лет, он, ранее полностью адаптировавшийся к жизни без рук, вдруг впал в истерику, заявляя родителям, что его руки «болят и похоронены на ферме». Говорил, что может показать где. Они ехали два дня, закончив своё путешествие на просёлочной дороге в Айове, ведущей из ниоткуда вникуда. Ребёнок привёл их на кукурузное поле и, ориентируясь на амбар с рекламой «Мейл пауч»,[42]показал, где нужно копать. Родители подчинились, и не потому, что ожидали что-то найти. — Просто хотели, чтобы ребёнок успокоился. Но на глубине трёх футов нашли дваскелета. Девушки, от двенадцати до пятнадцати лет, и мужчины неопределённого возраста. Коронёр округа Эдайр установил, что тела пролежали в земле примерно двенадцать лет… но, разумеется, они могли пролежать и тринадцать, сколько и прожил Кирни. Ни одно из тел идентифицировать не удалось. У девушки были отрезаны руки. Их кости нашли перемешанными с костями мужчины.
Заворожённый этой историей, я тем не менее нашёл две ещё более интересные, особенно в свете моих раскопок в сумочке дочери.
Я нашёл эти истории в статье под названием: «Они видят тем, чего у них нет», опубликованной в «Североамериканском журнале парапсихологии». Речь в ней шла о двух экстрасенсах, женщине из Феникса и мужчине из Рио-Гальегос, что в Аргентине. Женщина лишилась правой кисти, мужчина — целиком правой руки. Оба несколько раз помогли полиции в розыске пропавших людей (возможно, у них случались и неудачи, но об этом в статье не упоминалось).
Согласно статье, оба экстрасенса-ампутанта использовали один и тот же метод. Им приносили что-то из одежды пропавшего человека или образец почерка. Они закрывали глаза и представляли себе, что касаются этого предмета отсутствующей рукой (в сноске её называли Рукой небес или Волшебной рукой). Женщина из Феникса «видела образ», который описывала своим собеседникам. Аргентинец записывал увиденное левой рукой, бездумно, быстро, импульсивно. И процесс этот я находил аналогичным моему рисованию.
И я повторяю, несколько совсем уж невероятных историй, на которые я наткнулся в Интернете, вызывали у меня сомнения в их достоверности, но я никогда не сомневался, что со мной что-то произошло. Вот в это я верил даже без фотографии Карсона Джонса. Главным образом из-за уединённого образ жизни. Если не считать приездов Джека и приветствий Уайрмана (к которому я подходил всё ближе): «Buenos dias, muchacho!»[43]— сопровождаемых взмахом руки, я никого не видел и ни с кем не разговаривал, кроме как с собой. Общение с другими людьми сошло на нет, а когда такое происходит, человек начинает слышать себя куда явственнее. Более тесное общение между собственными «я» (под этим подразумевается наружное «я» и глубинное) — враг недоверию к себе. Такое общение убивает сомнения.
Но, чтобы окончательно убедиться в собственной правоте, я поставил (так я называл это для себя) эксперимент.
iv
EFreel9 to Pamorama667 9:15
24января Дорогая Пэм!
У меня к тебе необычная косьба. Я рисую, и объекты выбираю странные, но забавные (так мне по крайней мере кажется). Проще показать тебе, чем описывать, о чём я говорю, поэтому я присоединяю к этому письму пару фотографий. Я подумал о садовых рукавицах, которыми ты пользовалась, с надписью «РУКИ» на одной и «ПРОЧЬ» на второй. Я хотел бы положить их на закат. НЕ спрашивай почему, эти идеи просто приходят ко мне. Они всё ещё у тебя? Если да, ты сможешь мне их прислать? Если хочешь, потом я с радостью верну их тебе.
Я не хочу, чтобы ты показывала мои картины кому-то из наших давних знакомых. Боузи скорее всего будет хохотать во всё стекло, если ИХ увидит.
Эдди.
P.S.:Если у тебя нет желания посылать мне рукавицы, никаких проблем. Это всего лишь паскуда.
Э.
В тот же вечер пришёл ответ от Пэм, которая к тому времени вернулась в Сент-Пол:
Pamorama667 to EFreel9
17:00
24января
Эдгар, привет!
Илзе, разумеется, говорила мне о твоих картинах. Они, несомненно, необычные. Надеюсь, это хобби продлится дольше, чем реставрация автомобиля. Если бы не eBay,[44]думаю, этот старый «мустанг» до сих пор стоял бы за домом. Ты прав, просьба твоя странная, но, посмотрев на твои картины, я могу понять, к чему ты клонишь (соединять разные вещи, чтобы люди могли увидеть их с новой стороны, правильно?), и всё равно я собиралась купить новую пару, так что будь по-твоему. Завтра вышлю их тебе с ЮПС,[45]только прошу, чтобы ты прислал мне фотографию с «Законным продуктом»:), если, конечно, он будет.
Илзе говорила, что отлично провела время. Надеюсь, она послала тебе открытку с благодарностью, а не только электронное письмо, но я её знаю.
И вот что я ещё должна сказать тебе, Эдди, хотя не знаю, как тебе это понравится. Я отправила копию твоего электронного письма Зандеру Кеймену. Я уверена, ты его помнишь. Я подумала, что ему будет интересно увидеть картины, но более всего я хотела, чтобы он прочитал твоё электронное письмо и сказал, есть ли причины для беспокойства, потому что в письме ты допускаешь те же ошибки, которые ранее допускал в речи. «Косьба» вместо «просьбы», «хохотать во всё стекло» вместо «хохотать во всё горло». А в конце ты написал: «Это всего лишь паскуда», и я не могла понять, что это значит, но доктор Кеймен говорит, что это, должно быть, «причуда».
Просто я думаю о тебе.
Пэм.
P.S.Отцу немного получше, он быстро идёт на поправку (врачи говорят, что они, вероятно, «вырезали всё», но готова спорить, они всегда так говорят). Он проходит курс химиотерапии и находится дома. Уже ходит.
Спасибо за участие.
Последняя фраза в постскриптуме являла собой наглядный пример не самой лучшей стороны моей бывшей жены: ластиться… ластиться… ластиться… а потом укусить и дать пинка. Хотя в принципе она была права. Я мог бы попросить бывшую жену передать ему наилучшие пожелания от дерьмократа во время их следующего телефонного разговора. Этому сукиному сыну с раком в заднице.
Всё электронное письмо вибрировало от раздражения, начиная от упоминания «мустанга», довести который до ума у меня так и не нашлось времени, и заканчивая её озабоченностью по части моего неправильного выбора слов. Причём озабоченность эту выражала женщина, которая так и не уяснила для себя, что доктора Кеймена зовут Ксандер, а не Зандер.
Стравив злобу (высказал всё безлюдному дому громким голосом, если вам это интересно), я открыл то самое электронное письмо, которое отправлял Пэм, и да, встревожился. Немного, если на то пошло.
А с другой стороны, может, это просто был ветер?
v
Второй полосатый шезлонг теперь всегда стоял у стола, рядом с которым сидел длинноволосый здоровяк, и по мере того, как расстояние между нами сокращалось, мы уже непросто здоровались, а перекрикивались несколькими фразами. Этот способ общения я находил странным, но приятным. На следующий день после получения электронного письма от Пэм, с озабоченностью на поверхности и скрытым подтекстом внутри («Эдди, ты, возможно, так же тяжело болен, как и мой отец, а то и хуже»), этот парень прокричал:
— Как думаете, сколько пройдёт времени, прежде чем вы доберётесь сюда?
— Четыре дня! — криком ответил я. — Может, три!
— То есть вы твёрдо решили и обратно возвращаться пешком?
— Да! Как вас зовут?
Его дочерна загорелое лицо, чуть полноватое, оставалось красивым. Теперь же сверкнули белые зубы, и нарождающиеся отвислости щёк исчезли.
— Скажу, когда доберётесь сюда! А вас?
— Написано на почтовом ящике! — крикнул я.
— Я нагнусь, чтобы читать надписи на почтовых ящиках, лишь в тот день, когда начну слушать новости по ток-радио![46]
Я помахал ему рукой, он — мне, крикнув:
— Hasta manana![47]— и повернулся к воде и парящим над ней птицам.
Когда я вернулся домой, на экране компьютера светилась иконка почтового ящика, и в нём я нашёл письмо от Кеймена.
KamenDoc to EFreel9
14:49
25января
Эдгар!
Пэм прислала мне вчера Ваше последнее электронное письмо и фотографии. Прежде всего позвольте сказать, что я ПОТРЯСЕН скоростью, с которой растёт Ваше мастерство как художника. Я буквально вижу, как Вы, хмурясь в своём фирменном стиле, застенчиво отмахиваетесь от этого слова, но другого-то нет. ВЫ НЕ ДОЛЖНЫ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ. Касательно её тревоги, скорее всего в этом ничего нет. Однако МРТ[48]не помешает. У Вас есть врач во Флориде? Вам всё равно нужно пройти диспансеризацию — от и до, друг мой.
Кеймен.
EFreeto KamenDoc
15:58
25января
Кеймен!
Рад получить от Вас весточку. Если Вы хотите называть меня художником (или даже «мастером»), кто я такой, чтобы спорить? В настоящий момент я с флоридскими костоправами не знаком. Вы можете кого-нибудь порекомендовать, или мне искать их через доктора Тодда Джеймисона, пальчики которого недавно ковырялись в моём мозгу?
Эдгар.
Я полагал, что он кого-нибудь порекомендует, и даже, возможно, собирался обратиться к этому специалисту, но на тот момент несколько неправильно употреблённых слов не являлись чем-то первоочерёдным. К первоочерёдным задачам относились прогулки и стремление добраться наконец до полосатого парусинового шезлонга, поставленного для меня, но выше по списку в том январе были поиски в Интернете и рисование. Прошлым вечером я написал «Закат с ракушкой № 16».
Двадцать седьмого января, двинувшись в обратный путь, когда от желанного шезлонга меня отделяло ярдов двести, а то и меньше, по прибытии в «Розовую громаду» я обнаружил на пороге посылку, оставленную «ЮПС». В ней лежали две садовые рукавицы, одна с надписью «РУКИ», поблёкшим красным по чёрному, другая — с «ПРОЧЬ», в тех же цветах. Потрёпанные после многих сезонов работы в саду, но чистые: Пэм их постирала, как я и ожидал. На что, собственно, я и надеялся. Меня интересовала не Пэм, которая надевала их в период нашей счастливой семейной жизни, и даже не та Пэм, которая могла надевать их прошлой осенью, выходя в наш сад в Мендота-Хайтс, когда я уже перебрался в коттедж на озере Фален. Ту Пэм я знал более чем хорошо. Но… «Я тебе ещё кое-что расскажу, — сказала мне моя If-So-Girl, не подозревая, как она стала похожа на мать, когда произносила эти слова. — Она очень уж много времени проводит с тем парнем, что живёт по соседству».
Скачать книгу [0.33 МБ]
Пирамида