Сэму с трудом удалось встать на колени, не выпуская из рук выкручивающееся зловонное тело, и бросился на то, что когда-то было Аделией. Оно дергалось под ним и извивалось, пытаясь сбросить его. Вцепившись друг в друга, они покатились по книгам, завалившим весь пол. В этом чудище было поразительная сила.
В какой-то момент, когда Сэм невольно вплотную увидел глаза этого чудища, он чуть не остолбенел. Столько в них было жгучей ненависти и панического страха. И тут он почувствовал, как оно стало набухать и раздуваться.
Он разжал руки и мигом отскочил назад, с трудом переводя дыхание. Это нечто лежало в заваленном книгами проходе и теперь напоминало невообразимый по форме мяч с хоботом, большой пляжный мяч, покрытый красивыми волосами. Они трепетали и колебались, как усики морских водорослей во время прилива. И это чудище ворочалось, лежа в проходе, а его хоботок раздулся, как пожарный шланг, который завязали узлом. Сэм. остолбенел от ужаса, как завороженный, наблюдал, как то, что прежде имело имя Аделия Лортц, гибнет, задыхаясь от зловония своих собственных внутренностей.
На его коже, яе выдерживавшей подобного напряжения, появились красные извилистые струйки крови. Глаза вылезли из глазниц и были обращены к Сэму. В них застыло выражение полного оцепенения. Оно сделало еще одну попытку избавиться от размягчившегося шарика лакрицы, но поскольку он оказался там в тот момент, когда его хобот был широко открыт в предвкушении пищи, лакрица плотно в нем засела.
Сэм понял, что произойдет, и быстрым движением руки закрыл лицо. В следующее мгновение чудовище лопнуло.
Куски его уродливого тела разметало во все стороны. Руки, грудь и ноги Сэма обдало струями густой и тягучей крови, он невольно закричал, это был крик отвращения и облегчения.
Тут же мигнул и погас аварийный свет. Они снова оказались в полной темноте.11
Темнота, как и прежде, царствовала очень недолго, но Сэм успел ощутить перемену. Она была в его сознании — ясное ощущение того, что встало на свое место все то, что прежде было сдвинуто, нарушено. Когда снова загорелись аварийные лампочки, он увидел, что их четыре. Их батарейки питания производили звук обычного негромкого ненавязчивого гула, а не раздражающего назойливого жужжания. Это были очень яркие лампы, которые загнали мрак в самые дальние углы помещения. Теперь он даже не знал, был ли реальностью или иллюзией тот мир I960 года, в который они перенеслись, когда современный дугообразный свет превратился в лампу ртутного испарения.
Перевернутые книжные шкафы снова стояли так, как им положено. В проходе валялось несколько книг — штук десять-двенадцать, но, возможно, он сам уронил их с полок, стараясь подняться на ноги. А на улице ветер уже не гудел, а так, слегка перешептывался. Сэм услышал какието звуки, по-видимому, равномерный и успокаивающий стук дождя по крыше.
Того, что когда-то называлось Аделией, уже не было. Нигде не было никаких следов крови, никаких останков ее мерзкой разметавшейся плоти.
Остался лишь один предмет, напоминавший о ней, одна золотая сережка, бросавшая свой яркий отблеск.
Покачиваясь, Сэм встал и ударом ноги отшвырнул ее. И тут вдруг в его глазах все потемнело. Он едва устоял на ногах, глаза закрылись, он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание.
— Сэм! — Это была Нейоми, и она чуть не плакала. — Сэм, где же ты?
— Здесь! — Он протянул к ней руку, ухватил себя за волосы и сильно дернул. Возможно, глупо, но это помогло. Волнистая серая пелена не совсем исчезла. Но она отступила. Он стал пробираться туда, где находился зал каталога, осторожно ступая широкими шагами.
Там, в зале каталога, стоял тот же самый стол, невзрачное сооружение из дерева, на неуклюжих ножках, но лампа со старомодным абажуром, обрамленным кисточками, уступила место широкой и продолговатой лампе дневного света. Вместо механической печатной машинки и «Ролодекса» стоял компьютер фирмы «Эпл». И если бы он был полностью уверен, в какое время живет, то он мог бы окончательно убедиться, взглянув на картонные коробки, стоявшие на полу: в них было полно современного упаковочного материала.
Нейоми по-прежнему была на коленях возле Дейва в самом конце прохода, и когда Сэм поравнялся с ней, он увидел, что огнетушитель (тот же самый по прошествии тридцати лет) был накрепко закреплен на своем обычном месте, а на лбу и щеке Дейва все еще оставалась вмятина от ручки огнетушителя.
Его глаза были широко раскрыты, и когда к нему вернулось зрение и он увидел Сэма, он улыбнулся.
— Неплохо, — прошептал он. — Клянусь, вы… не знали, что у вас это есть… в вас.
Сэм ощутил огромное облегчение.
— Конечно, нет, — сказал он. Он склонился над Дейвом и поднес к его лицу три пальца. — Сколько ты видишь пальцев?
— Около семидесяти четырех, — прошептал Дейв.
— Я вызову «скорую», — сказала Нейоми и начала подниматься. Но Дейв левой рукой задержал ее.
— Не надо. Не сейчас. — Он отыскал глазами Сзма. — Наклонись. Я хочу шепнуть тебе что-то.
Сэм склонился над Дейвом, настоящим старцем. Дрожащей рукой Дейв обнял его за шею. Губами он коснулся уха Сэма, и Сэму стоило труда оставаться в таком положении — было щекотно.
— Сэм, — прошептал он, — она ждет.
— Что? — спросил Сэм. Это почти полностью сразило его. — Дейв, что ты хочешь сказать?
Но рука Дейва уже не обнимала его за шею. Его невидящие глаза были устремлены на Сэма, он поверхностно и быстро дышал.
— Я пошла, — сказала Нейоми в сильном волнении. — Там на столике есть телефон.
— Нет, — сказал Сэм.
Она повернулась к нему, в глазах — гнев, яростно искривился белозубый рот.
— Почему это нет? Ты в своем уме? У него, по меньшей мере, разбит череп! Он же…
— Он умирает, Сара, — нежно сказал Сэм. — Прямо сейчас. Останься с ним. Так поступают друзья.
Посмотрев на Дейва, она увидела то, что увидел Сэм. Зрачок левого глаза Дейва сузился в точечку, а большущий зрачок его правого глаза был неподвижен.
— Дейв? — испуганно прошептала она. — Дейв? Но Дейв продолжал смотреть на Сэма.
— Помни, — прошептал он. — Она жд…
Его взгляд стал спокоен и неподвижен. Его грудь поднялась еще раз… опустилась… и больше не поднималась.
Нейоми зарыдала. Она подняла его руку, прижала ее к своей щеке и закрыла ему глаза. Сэм горестно встал на колени рядом с ней и положил руку ей на талию.
Глава пятнадцатая. УЛИЦА УГЛОВ (III)1
Той ночью и следующей Сэм Пиблз не мог сомкнуть глаз. Он лежал в постели, совершенно без сна — свет горел во всем втором этаже — и его мысли были о последних словах Дейва Дункана: «Она выжидает». И только во вторую ночь, когда стало рассветать, он почувствовал, что понимает, о чем пытался сказать старик.2
Сэм думал, что перед захоронением тело Дейва будут выносить из Баптистской церкви в Провербии, и не без удивления узнал, что он принял католическую веру где-то между 1960 и 1990 годами. Служба состоялась в Церкви Святого Мартина 11 апреля, довольно ненастным днем, когда облачность время от времени пробивали первые весенние лучи солнца.
После панихиды у могилы состоялся прием на Улице Углов. Когда приехал Сэм, там было уже около семидесяти человек. Одни расхаживали по комнатам нижнего этажа, другие — стояли маленькими группками. Все они знали Дейва и говорили о нем с мягким юмором, уважением и искренней любовью. Они пили имбирный эль и ели маленькие бутерброды. Сэм присоединялся то к одной группе, то к другой, время от времени обмениваясь словами со знакомыми, но не останавливался для более долгой беседы. Он почти никогдане вынимал руки из кармана своего темного пиджака. По дороге из церкви он остановился у магазина «Пигли-Уигли» и теперь у него в кармане было полдюжины целлофановых пакетиков, четыре — длинных и тонких, и два — прямоугольных.
Сары здесь не было.
Он собирался уходить, когда заметил Луки и Рудольфа. Они вместе сидели где-то в углу. Между ними лежала доска для игры в крибидж, но похоже было, что они не играют. «Привет, ребята, — сказал Сэм и подошел к ним. Пожалуй, вы меня не очень хорошо помните.»
— Конечно, помним, — сказал Рудольф. — За кого ты нас принимаешь? За пару склеротиков? Ты же друг Дейва. Ты заходил, когда мы делали плакаты.
— Точно, — сказал Луки.
— Ты нашел те книги, что искал? — спросил Рудольф.
— Да, — сказал, улыбнувшись Сэм. — В конце концов нашел.
— Чудесно! — воскликнул Луки.
Сэм вынул из кармана четыре тонких целлофановых пакета. «Я кое-что принес вам, ребята», — сказал он.
Луки посмотрел, и его глаза засияли: — Дольф! Это же «Слим Джимз»! сказал он, радостно улыбаясь. — Посмотри-ка! Друг Сары притащил целую кучу «Слим Джимз»! Великолепно!
— Ну-ка, дай-ка мне их, старый алкаш, — сказал Рудольф и выхватил их. — А то съешь их все за один присест и наделаешь ночью в постель, — сказал он Сэму. Он развернул одну и протянул Луки. — На-ка тебе, приятель. А эти я никому не отдам.
— Можешь съесть только одну, Дольф. Давай-ка.
— Тебе, Луки, лучше знать. Да и мне от них ни тепло, ни холодно.
Сэм не обращал внимания на эту сценку. Он пристально смотрел на Луки. «Друг Сары? Где это ты слышал?»
Луки проглотил сразу половину конфеты «Слим Джимз» и взглянул на Сэма. В его глазах было и добродушие и лукавство. И он приложил палец к боковой стороне носа: «Кто-то пускает слухи, когда ты появляешься в Программе, Солнечный Джим. На самом деле».
— Да слушай ты его больше, — сказал Рудольф, осушая свою чашку имбирного эля. — Ему просто хочется лясы поточить. Нравится это ему.
— Конечно, это чушь собачья, — воскликнул Луки, еще раз хорошенько откусив от «Слим Джим». — Знаю, потому что мне говорил Дейв! Прошлой ночью! Мне снился сон, я видел Дейва, и он мне сказал, что этот парень — милый друг Сары!
— А где сейчас Сара? — спросил Сэм. — Я думал, она будет здесь.
— Она разговаривала со мной после благословения, — сказал Рудольф. Сказала мне, что ты знаешь, где найти ее после этого, если она тебе будет нужна. Она сказала, что один раз ты ее видел там.
— Ей страшно нравился Дейв, — сказал Луки. Неожиданно в одном глазу задрожала слезинка и, скатившись по щеке, упала. Он вытер ее тыльной стороной руки. — Нам всем нравился. Дейв всегда упирался как только мог. Очень жалко. На самом деле очень жалко. — И Луки неожиданно расплакался.
Вот я вам что скажу, — сказал Сэы. Он встал на корточки рядом с Луки и дал ему свой носовой платок. Он сам чуть не плакал и испытывал трепетный страх от того, что ему сейчас предстояло сделать… или постараться сделать. — Он в конце концов стал человеком. И он умер трезвым. Что бы там ни говорили, поверьте мне и помните это. Потомучто я знаю, что это правда. Он умер трезвым.
— Аминь, — с почтением произнес Рудольф.
— Аминь, — сказал Луки. Он протянул Сэму его носовой платок. Спасибо.
— Не стоит, Луки.
— А что, у тебя и вправду больше нет этих чертовых «Слим Джимз»?
— Нет, — сказал Сэм и улыбнулся. — Ты знаешь, Луки, как в таких случаях говорят: «Одна — слишком много, а тысячи никогда не хватает.»
Рудольф засмеялся. Луки улыбнулся… и опять кончиком пальца коснулся боковой части носа: — А как насчет двадцати пяти… у тебя случайно не найдется лишних двадцатипяти, а?3
Первая мысль, которая пришла в голову Сэму, была, что она могла снова пойти в библиотеку, но это не согласовывалось с тем, что сказал Дольф. Однажды они были вместе с Сарой в библиотеке, той страшной ночью. Это, как ему казалось, было лет десять назад, но они именно были там вместе; он не просто «видел» ее там, так видят кого-то в окно, или… Тут он вспомнил, когда он действительно увидел Сару в окно, прямо здесь, на Улице Углов. Она была не одна. Их было несколько человек, и они стояли на лужайке во дворе и, как обычно, занимались чем-то, что помогало им сохранить душевное равновесие, трезвый ум. И теперь он миновал кухню, как и в тот день, и поздоровался еще с несколькими людьми. В одном маленьком кружке стояли Берт Иверсон и Элмер Баскер. Они пили пунш с мороженым и слушали, что им рассказывала какая-то пожилая женщина, с которой Сэм не был знаком.
Из кухни он прошел на веранду, выходившую во двор. День снова становился серым и ненастным. Во дворе никого не было, но Сэму показалось будто за кустами, обозначавшими границу двора, промелькнуло что-то светлое.
Он спустился по ступенькам и прошел через весь газон, удаляясь от дома, чувствуя, как снова сильно забилось его сердце. Его рука незаметно скользнула в карман, и на этот раз извлекла оттуда оставшиеся два целлофановых пакета.
В них была Красная Лакрица «Бычий глаз». Он разорвал обертки и начал скатывать из их содержимого шарик, но гораздо меньший, чем тот, который он сделал в «датсуне» в понедельник ночью. Его сладкий, приторный запах, как всегда, вызвал тошноту. Где-то вдалеке слышался шум идущего поезда, и от этого ему припомнился сон — тот, в котором Нейоми превратилась в Аделию.
«Слишком поздно, Сэм. Теперь уже слишком поздно. Дело сделано».
«Она поджидает. Помни, Сэм, она поджидает».
Иногда сны бывают очень правдивыми.
Как же она просуществовала эти годы, этот период небытия? Они-то, наверное, никогда не задавали себе этого вопроса. Как же она перевоплотилась из одного человека в другого? Это их тоже никогда не интересовало. Возможно то существо, которое имело облик женщины и называлось Аделия Лортц, лишенная ее волшебных чар, было лишь одной из тех личинок, которые вьют коконы в разветвлениях деревьев, покрывают их защитной паутиной, и после этого улетают к месту своей смерти. Личинки в коконе лежат молча… выжидающе… изменяясь… Она выжидает.
Сэм пошел дальше, продолжая скатывать вонючий маленький шарик из библиотеки — и превратил это в ночные кошмары. То, что некоторым образом он обратил с помощью Нейоми и Дейва, в путь к выживанию. Он видел, как Полицейский из библиотеки скручивает Нейоми и прижимает ее к себе. Как касается ртом ее затылка, будто собираясь поцеловать ее. А вместо этого кашляет.
Под шеей у того, что раньше было Аделией — мешок. Дряблый. Иссякший. Пустой.
«Пожалуйста, не допусти того, чтобы было слишком поздно».
Он зашел в негустую изгородь из кустарника. По другую ее сторону, сложив руки у груди, стояла Нейоми Сара Хиггинс. Она взглянула на него; его страшно поразила бледность ее лица и смертельная усталость в ее взгляде. Потом она оглянулась и посмотрела на железнодорожную линию. Приближался поезд. Скоро они его увидят.
— Привет, Сэм.
— Привет, Сара. — Сэм обнял ее. Она не сопротивлялась, но тело ее было напряжено, неподвижно, неподатливо.
«Пожалуйста, не допусти того, чтобы было слишком поздно», — снова подумалось ему, и он невольно вспомнил Дейва.
Они оставили его там, в библиотеке, после того, как с помощью резинового клина взломали дверь, выходившую на погрузочную платформу. Сэм воспользовался платным телефоном в двух кварталах оттуда, чтобы заявить о случае вскрытия здания библиотеки. Он повесил трубку, когда диспетчер спросил его имя. Таким образом Дейва нашли и, конечно, вердикт присяжных заседателей при коронере был — несчастный случай со смертельным исходом, а мнения горожан, которым хотелось высказаться по этому поводу, были не оригинальны: еще одним горьким пьяницей стало меньше. Они склонны были считать, что вместе. с большой кружкой его занесло на эту подъездную дорожку, увидел открытую дверь, вошел через нее и в темноте свалился на огнетушитель. И весь конец истории. Результаты же медицинской экспертизы при вскрытии трупа, которые свидетельствовали об отсутствии алкоголя в крови Дейва, нисколько не повлияли на сложившиеся суждения — возможно, даже и в самой полиции. «Просто люди считают, что пьянице и умереть суждено как пьянице, — подумалось Сэму, — даже когда он больше не пьет».
— Как жизнь, Сара? — спросил он.
В ее взгляде чувствовалась усталость: — Не очень хорошо. Плохо сплю… нет аппетита… в голове куча дурных мыслей… и мысли как будто бы не мои… и тянет выпить. Это хуже всего. Но ничего другого не хочу… только пить и пить. Все эти встречи не помогают.
Она закрыла глаза и заплакала. Это были слезы бессилия и обреченности.
— Да, — тихо произнес он, соглашаясь с ней. — Они не так уж и помогают. Они и не могут. Но могу себе представить, как бы она обрадовалась, если бы ты снова начала пить. Она поджидает… но это не значит, что она не изголодалась.
Она открыла глаза и посмотрела на него: «Что… Сэм, о чем ты говоришь?»
— Мне кажется, о живучести, — сказал он. — О живучести зла. О том, как оно поджидает своего часа. О том, что оно такое коварное, такое разрушительное и такое могущественное.
Он медленно поднял руку и разжал пальцы: «Сара, ты узнаешь это?»
Она невольно отпрянула, увидев на его ладони шарик из Красной Лакрицы. В ее взгляде промелькнули удивление и живой интерес. И тут же в них вспыхнули ненависть и страх. В этих вспыхнувших огоньках был серебристый отсвет. — Выбрось это! — прошептала она. — Выбрось эту гадость!
И как бы защищаясь, она закрыла рукой затылок, откуда на плечи спускались ее ярко-каштановые волосы.
— Я с тобой говорю, — твердо сказал он. — Не с ней, а с тобой. Я люблю тебя, Сара.
Она снова взглянула на него, и опять на него устремился ее взгляд, полный усталости, страшного утомления.
— Да, — сказала она. — Возможно и любишь. А возможно тебе лучше не делать этого.
— Сара, я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня. Мне нужно, чтобы ты повернулась сейчас ко мне спиной. Видишь, идет поезд? Я хочу, чтобы ты наблюдала за этим поездом и не поворачивалась ко мне, пока я не скажу. Ты можешь это сделать?
Ее верхние зубы оскалились. Лицо опять исказило выражение ненависти и страха: — Нет! Оставь меня в покое! Убирайся!
Ее глаза снова закрылись. Уголки дрожащих губ опустились, затаив острую душевную боль. Когда же глаза опять открылись, сквозь переполнявшие их слезы они выдавали страх преследуемого животного. «О, Сэм, помоги мне! Со мной что-то происходит, и я никак не могу понять Что это, и что мне делать!»
— Я знаю, что надо делать, — сказал он ей. — Доверься мне, Сара, и сама верь в то, что ты сказала, когда мы возвращались из библиотеки в понедельник ночью. Честность и вера. Вот что противостоит страху. Честность и вера.
— Но ведь это трудно, — сказала она шепотом. — Трудно доверять. Трудно верить.
Скачать книгу [0.13 МБ]
Пирамида