сказать, кто и с кем говорил, но, в общем… мне кажется, что я правильно их понял — его пальцы
впились в одеяло. — У Вольдеморта есть сын.
Ответом ему были два ошарашенных взгляда. Рон так и сел на пол.
— Это когда же он успел им обзавестись? — тупо спросил он.
— Гарри, ты что, знаешь, кто он? — Гермиона, как всегда, ухитрилась схватиться за самую суть.
— Знаю. Это профессор Снейп — Гарри отвернулся и посмотрел в окно. В саду было так темно,
что ничего сквозь стекло разглядеть было невозможно.
Тихий потрясенный выдох.
— Ничего себе! — прошептал Рон. — Но это, конечно, вполне естественно. У сынка точно
характер папочки. Как же мы не догадались с самого начала!
— Гарри, ты точно уверен? — настойчивый голос Гермионы вывел Гарри из состояния ступора.
— Ты правильно все понял? Мне кажется, это не может быть правдой!
— Почему? — Рон перевел на нее глаза. — Он такой же садист и…
— И спасал нам жизни столько же раз, сколько Вольдеморт пытался их отнять — провозгласила
Гермиона, сжигая Рона взглядом. — Они что, так похожи внешне, Гарри, что ты мог подумать… Этот
разговор: там четко и ясно было сказано, что Снейп — сын Вольдеморта?
— Да нет — признал Гарри. — Но она сказала, что он не должен чувствовать вину перед своим
отцом из-за того, что когда-то предал его, потому что уже давно искупил свою вину. Что он не такой,
каким отец хотел его видеть, в общем, что-то вроде.
— Это профессор Эвергрин сказала Снейпу? — продолжала методично допрашивать Гарри
Гермиона.
— Ага. И я услышал. И еще одно — Гарри призадумался, прежде чем сказать друзьям еще об
одной вещи. Каково было бы ему, если бы его лучший друг признался, что может читать твои мысли?
Поэтому он, скрепя сердце, решил поведать только часть правды, не касающуюся его самого. — Я
думаю, что не ошибся еще и потому, что Снейп — ментолегус. Черт, я всегда это подозревал! Но и
Вольдеморт, оказывается, тоже.
— Ого! — Гермиона вытаращилась на Гарри. Ее глаза стали похожи на криволапсусовы — такие
же огромные и блестящие. Она явно знала, о чем говорит Гарри.
Рон тоже знал, но он прежде всего поинтересовался:
— А почему ты считаешь, Гарри, что это — доказательство его родства с Вольдемортом?
— Гарри прав — взволнованно перебила его Гермиона. — Чтение мыслей обычно передается
детям от родителей, я как-то листала книгу об этом. Я, правда, не знаю больше никого, кто умеет делать
такие вещи…
— Снейп сказал, что Дамблдор и Моуди — тоже ментолегусы — объяснил Гарри. — Он говорил,
что есть еще и другие колдуны, которые читают мысли, но он не назвал их имена. Дамблдор не годится
в отцы Снейпу — слишком стар. А Моуди, в общем, я не думаю, что их со Снейпом связывает что-то,
кроме ненависти.
— Ты же сам говорил, что Снейп предал своего отца — возразил Рон. — А если речь шла о том,
что он перешел на сторону Упивающихся Смертью? Если его отец — Моуди, то он должен был бы
живьем вкрутить его в землю! Он не Барти Сгорбс! Он бы пришил своего родного сына за здорово
живешь, если бы заподозрил его в чем-то подобном.
— Не думаю — пробормотал Гарри. Эти выяснения в стиле «мыльной оперы», которые обожала
тетя Петуния, нагнали на него очередной приступ ступора. Какая разница, кто отец Снейпа? Гарри не
был уверен, что способен признаться в этом вслух, но его стойкая все эти годы ненависть к
омерзительному учителю Зельеделия куда-то делась, прошла, растворилась в благодарности к человеку,
которые спас ему жизнь, чуть ни пожертвовав своей. И в жалости к полумертвому, израненному
физически и духовно человеку, который упрямо отказывался показать хоть кому-то, что он способен
испытывать те же чувства, что и остальные простые смертные. Отказывался простить самого себя. —
Рон, мисс Эвергрин сказала, что мы останемся у вас до завтра — бесцветно сказал Гарри подушке,
сегодня сменившей свою рыжую наволочку с эмблемой «Пуляющих Пушек» на обычную серую. —
Можно я здесь слегка посплю?
— Ага. Я постелю себе на тюфяке. Ты — Рон переглянулся с Гермионой и стал отчаянно пытаться
подыскать правильное слово. — Не должен мучить себя. Гарри нам пришлось…
— Да, Рон. Конечно. Спокойной ночи.
Рон еще и утешает его! Дикость какая-то. Он сам нуждается в утешении. А Джордж — еще
больше. А Молли Уизли — тем более. Ну почему он не может подобрать нужного слова! Я — камень,
думал Гарри, засыпая. Хагрид, Чу, Фред, даже Сириус — это его потери. Не оплакать — больше сил
нет. И не простить себя. Никогда. Только идти вперед. И думать, думать…
Но даже сквозь сон где-то глубоко внутри его продолжали щекотать невыясненные детали, и
остатки детского любопытства подбросили ему еще один неразгаданный секрет:
За кого же выходит замуж профессор Эвергрин?
Глава 2. Жених профессора Эвергрин
Утро оказалось серым, мрачным и холодным, в отличие от душного вчерашнего дня. Гарри вышел
на веранду и, зябко поежившись, завернулся в мантию покрепче. Сильно задувало за воротник. Он
вышел за калитку Норы и посмотрел на расстилающееся перед ним поле и темную кромку леса на
холмах вдали. Почему-то у Гарри возникло чувство, что если он побежит к этому лесу быстрее ветра,
так, чтобы его безжалостно хлестали жесткие прутики вереска, чтобы ноги увязали в зеленой тяжести
июньской травы, чтобы ненасытный медовый запах цветов обволакивал его жадным туманом, то он
сможет убежать от смерти. Не своей. Гарри больше всего желал, чтобы другие перестали отдавать
жизни за него. Ему скоро будет шестнадцать, и он не хотел, чтобы, начавшись со смертей, его юность
оказалась погребена под ними навсегда. В таком возрасте желания берут верх над разумом, но разум
Гарри до сих пор не допускал его в дебри желаний. В воздухе так сладко пахло летним лугом, что
Гарри устыдился своего странного, налетевшего ниоткуда ощущения полноты жизни, потому что,
напомнил он себе, прямо за этим лесом находится маленькое семейное кладбище, на котором вчера
стало одной могилой больше.
Но жизнь не хотела уходить, несмотря на острую боль потери. Она цвела в каждом лилово-
розовом лепестке вереска, жужжала с каждой присевшей на этот лепесток пчелой, таинственно
шелестела листьями в саду и осторожно, но целенаправленно, пробиралась вместе с Криволапсусом
сквозь заросли выродившейся малины вслед за пестрой несушкой миссис Уизли.
Кот мяукнул и походя потерся плоской мордочкой о ногу Гарри. Что-то есть хочется, не
находишь? Как считаешь, эта толстая глупая птица не подходит мне в качестве небольшой закуски?
— Криволапсус! Кис-кис! Молочка не хочешь? — Валери Эвергрин, с еще мокрым после
умывания лицом и полотенцем через плечо ставила на веранду миску с молоком. Криволапсус издал
утробное «Мр-р-р-ря-у-у-у!» и, топоча как небольшой слон, побежал к своему завтраку. — Доброе утро,
Гарри. Ну что, готов ехать к родственникам?
— Доброе утро, профессор. Вы считаете, что это не опасно? Вольдеморт, наверное, уже знает
наверняка, где меня искать. Нас могут там поджидать, чтобы убить.
— Упивающиеся Смертью? Нет, не думаю. Хотя, возможно, они по другой причине постараются
войти в контакт с твоими родственниками, — она вытерла лицо и присела на перила, наблюдая за тем,
как Криволапсус, забыв о вальяжно гуляющей по двору курице, жадно хлюпает молоком в миске.
— С Дурслеями? Да они же не терпят волшебников! Они даже говорить с ними не захотят! —
перед глазами Гарри возникла картина: тетя Петуния орет на Люциуса Малфоя, размахивая своей
любимой чугунной сковородкой, и требует, чтобы он немедленно убрался из их дома, а дядя Вернон
держит Вольдеморта на мушке своего ружья. Дико, конечно, но Дурслеи способны поступать только
так, если речь идет о волшебниках, и им наплевать, добрые они или злые. Это может быть для них
слишком опасно, вдруг пришла мысль в голову Гарри.
— Ты еще помнишь нашего бывшего друга Смиткинса, Гарри? — поинтересовалась мисс
Эвергрин. Гарри кивнул. — Так вот, у твоих дяди и тети вполне могут появиться точно такие же
причины пообщаться со сторонниками Вольдеморта, как и у него. Дурслеи ведь любят деньги. Значит,
нам нужно успеть раньше Упивающихся Смертью, иначе даже закон не сможет спасти тебя от них.
Пирамида