"Ты же не знаешь, почему я согласился..." Прав, видно был Тингол. Что сделал сын Бараира? -
погубил друга, измучил Лютиэнь... "Ведь я гублю ее, - внезапно подумал Берен. - Принцесса,
прекрасная бессмертная дева, достойная быть королевой всех Элдар, продана отцом за
проклятый камень... А я - покупаю ее, как рабыню, да еще не гнушаюсь ее помощью... Такого
позора не упомнят мои предки. Бедная, как ты исхудала... И одежды твои изорваны, и ноги
твои изранены, и руки твои загрубели. Что я сделал с тобой? Все верно - я осмелился коснуться
слишком драгоценного сокровища, которого не достоин. Вот и расплата".
Он посмотрел на обрубок своей руки, замотанный клочьями ее платья. Лютиэнь спала,
свернувшись комочком, прямо на земле, и голова ее лежала на коленях Берена. Здесь, в глухих
лесах Дориата, едва добравшись до безопасного места, они рухнули без сил оба: он - от раны,
она - от усталости. И все-таки она нашла силы остановить кровь и унять боль. Берен как мог
осторожно погладил ее по длинным мерцающим волосам; это было так несовместимо - ее
волосы и его потрескавшаяся грубая рука с обломанными грязными ногтями... "И все-таки
камень не дался мне. Неужели он действительно проклят, и все, что случилось со мной - месть
его? Тогда хорошо, что он пропал... Но мне придется расстаться с Лютиэнь. Может, так и
надо... Ведь я люблю ее. Слишком люблю ее, чтобы позволить ей страдать из-за меня..."
Лютиэнь вздрогнула и раскрыла свои чудесные глаза.
- Берен?
- Я здесь, мой соловей.
- Берен, я есть хочу.
Это прозвучало настолько по-детски жалобно, что Берен не выдержал и расхохотался.
Право, что ж еще делать - он, огрызок человека, недожеванный волколаком, не мог даже
накормить эту девочку, этого измученного ребенка, который сейчас был куда сильнее его. А
вот он-то и был слабым ребенком. Глупым, горячим, самонадеянным ребенком.
- Что ты, Берен? - она села на колени рядом с ним. Берен внезапно посерьезнел.
- Лютиэнь, мне надо очень многое сказать тебе. Выслушай меня.
Он взял ее руки - обе они уместились в его ладони.
- Постарайся понять меня. Нам надо расстаться.
- Зачем? Если ты болен и устал - я вылечу, выхожу тебя, и мы снова отправимся в путь. Я
не боюсь, не сомневайся! Мы что-нибудь придумаем...
- Нет! Ты не поняла. Совсем расстаться.
- Что... - выдохнула она. - Ты - боишься? Или... разлюбил... Гонишь меня?
- Нет, нет, нет! Выслушай же сначала! Поверь - я люблю тебя, люблю больше жизни. Но
кто я? Что я дам тебе? Что я дал тебе, кроме горя? Безродный бродяга, темный смертный... Ты -
дочь короля. Даже если я стану твоим мужем - как будут смотреть на тебя? С насмешливой
жалостью? Жена пустого места. Жалкая участь. Ты - бессмертна. А мне в лучшем случае
осталось еще лет тридцать. И на твоих глазах буду я дряхлеть, впадать в слабоумие, становясь
гнилозубым согбенным стариком. Я стану мерзок тебе, Лютиэнь. Я и сейчас слабый калека. Я
прикоснулся к проклятому камню, Лютиэнь. Когда я держал его, мне казалось - кровь в
горсти...
- Берен, что ты? Как ты смеешь? Я никогда не брошу тебя, даже там, в чертогах Мандоса
я не покину тебя! Проклятый камень... Ты раньше был совсем другим, ты был похож на... на
водопад под солнцем...
- А теперь я замерзшее озеро.
- Да... Но я растоплю твой лед, Берен! Это все вражье чародейство. Ты ранен
колдовством. Я исцелю твое сердце! Мы останемся здесь. Мне ничего не нужно. Только ты.
Что бы ни было - только ты. И да будут мне свидетелями небо и земля, и все твари живые -
ныне отрекаюсь я от своего бессмертия! Я клянусь быть с тобой до конца. Нашего конца.
- Нет, Лютиэнь. Может, честь и позволяет Эльфам не считаться с волей родителей, но
Люди так не привыкли. Тингол - твой отец. Я уважаю его. Я не могу его оскорбить. Да и
скитаться, словно беглые преступники, словно звери... Нет. У меня есть гордость, Лютиэнь.
- Что же... Пусть так. Хорошо хоть, что мы дома. Здесь - Дориат. Сюда злу не
проникнуть...
- Оно уже проникло сюда, Лютиэнь. Зло - это я. Из-за меня Тингол возжелал
Сильмарилла. Вы жили и жили бы себе за колдовской стеной в своем мире. А теперь я навлек
на вас гнев Врага и Жестокого.
- Нет, нет! Это все его страшные глаза, его омерзительное, уродливое лицо, это все его
черные заклятия...
- Нет, Лютиэнь. Он не уродлив. Он устрашающе красив, но это чужая красота, опасная
для нас - ибо нам не понять ее. И его. А ему - нас. Никогда. Белое и Черное рвутся по живому, и
от того все зло, - бессмысленно-раздумчиво промолвил он, сам не понимая своих слов.
- Берен... что с тобой? - в ужасе прошептала Лютиэнь.
- А? - очнулся он. И вдруг закричал:
- Да не верь, не верь мне, я же люблю тебя, превыше всего - ты, ты, Тинувиэль! Пусть
презирают меня, пусть я умру, пусть ты забудешь меня - я люблю тебя. Ты уйдешь в
блистательный Валинор, там королевой королев станешь, забудешь меня, я - уйду во Тьму, но я
люблю тебя...
...Эльфы - стражи границы Дориата - набрели на них через два дня. И, словно лавина,
прокатилась по всему Дориату весть о возвращении, и неправдоподобные слухи об их деяниях,
что приходили из внешнего мира, стали явью.
Они - в лохмотьях - стояли среди толпы царедворцев, как возвратившиеся из изгнания
короли, и придворные Тингола с благоговейным почтением смотрели на них. А Берен ныне
смотрел на Тингола с жалостью. "Ты дитя, король. Тысячелетнее дитя. Ты сидишь в садике под
присмотром нянюшек и требуешь дорогих игрушек... И не знаешь, что за дверьми теплого дома
мрак и холод. А играешь-то ты живыми существами, король... Двух королей видел я. Один
умер за меня, другой послал меня на смерть. Отец той, что я люблю..."
- Государь, прими свою дочь. Против твоей воли ушла она - по твоей воле снова здесь.
Клянусь честью своей, чистой ушла она и чистой возвращается.
Берен подвел Лютиэнь к отцу и отступил на несколько шагов, готовый уйти совсем.
- Постой! - неверным голосом промолвил король. - Постой... а то, о чем был уговор?
Берен стиснул зубы. "И сейчас он думает об игрушке..."
- Я добыл камушек для тебя, - насмешливо процедил он. Он не понял, вспыхнув гневом,
что король просто растерян и не знает, что говорить.
- И... где?
- Он и ныне в моей руке, - зло усмехнулся Берен. Он повернулся и протянул к королю
обе руки. Медленно разжал левую руку - пустую. А что было с правой, видели все. Шепот
пробежал по толпе. Тингол внезапно выпрямился и голос его зазвучал по-прежнему - громко и
внушительно.
- Я принимаю выкуп, Берен, сын Бараира! Отныне Лютиэнь - твоя нареченная. Отныне
ты - мой сын. Да будет так...
Голос короля упал и сам он как-то сник. Он понимал - судьба одолела его. "Пусть. Зато
Лютиэнь останется со мной. И Берен, кем бы ни был он - достойнее любого Эльфийского
владыки. Будь что будет... Когда он умрет - похороним его по-королевски. А дочь... что ж,
утешится когда-нибудь..."
Все понимали мысли короля. Берен тоже.
...Он стонал и вскрикивал во сне, и Лютиэнь чувствовала - что-то творится с ее мужем,
что-то мучает его. Однажды, проснувшись вдруг среди ночи, она увидела, что Берен,
приподнявшись, напряженно смотрит в раскрытое окно. Он не повернулся к ней, отвечая на ее
безмолвный вопрос.
- Судьба приближается.
Пирамида