- Да, я чувствую себя униженной, униженной тем, что во всем тебе
призналась, забыв о достоинстве, которое велит страдать молча... Тем, что
своим признанием причинила тебе беспокойство, неловкость. Я чувствую себя
униженной тем, что ты смущен. Но я не могла иначе. Я бессильна. Я отдана
на милость сразившей меня болезни. Я всегда боялась болезни, того момента,
когда стану слабой, бессильной, беспомощной и одинокой. Я всегда боялась
болезни, всегда верила, что болезнь будет самым худшим, что может со мной
приключиться...
Он молчал.
- Знаю, - зашептала она снова, - знаю, я должна благодарить тебя за
то, что... что ты не используешь ситуации. Но я тебя не благодарю. И этого
я тоже стыжусь. Я ненавижу твое молчание, твои изумленные глаза. Я
ненавижу тебя. За то, что ты молчишь. За то, что не лжешь, что не... И ее
я тоже ненавижу, твою чародейку, я охотно пырнула бы ее ножом за то,
что... ненавижу ее. Прикажи мне уйти, Геральт. Прикажи мне уйти отсюда.
Сама, по своей воле, я не могу, а уйти хочу, пойти в город, в трактир...
Хочу отомстить тебе за свой стыд, за унижение, хочу найти первого
попавшегося...
"Черт побери, - подумал он, слыша, как ее голос скачет, словно
тряпичный мячик, катящийся по лестнице. - Расплачется, обязательно
расплачется. Что делать, дьявол, что делать?"
Державшие его руки Эсси задрожали. Девушка отвернулась и разразилась
тихим, поразительно спокойным, несдерживаемым плачем.
"Я ничего не чувствую, - отметил он с ужасом, - ничего, ни малейшего
возбуждения. То, что сейчас я обниму ее, будет жест рассудочный,
взвешенный, не спонтанный. Я обниму ее, потому что знаю - так надо, а не
потому, что хочу. Я ничего не чувствую".
Он обнял ее, она тут же успокоилась, отерла слезы, сильно тряхнула
головой и отвернулась, чтобы он не мог видеть ее лица. А потом прижалась к
нему, сильно втиснув голову в грудь.
"Немного жертвенности, - подумал он, - всего лишь немного
жертвенности. Это ее успокоит - объятия, поцелуи, тихие ласки... Она не
хочет большего. И даже если хочет, то что? Немного жертвенности, совсем
немного... ведь она красива и заслуживает этого... Если б она хотела
большего... Это ее успокоит. Тихий, спокойный, нежный любовный акт. А я...
Ведь мне все безразлично, у меня не возникает эмоций, потому что Эсси
пахнет вербеной, а не сиренью и крыжовником, у нее нет холодной
электризующей кожи, волосы Эсси не черное торнадо блестящих локонов, глаза
Эсси прекрасные, мягкие, теплые и синие, но они не горят холодной,
бесстрастной фиолетовой глубиной. Потом Эсси уснет, отвернет голову,
немного приоткроет рот. Эсси не улыбнется торжествующе. Потому что Эсси...
Эсси - не Йеннифэр.
И поэтому я не могу. Не могу решиться на эту каплю жертвенности".
- Прошу тебя, Эсси, не плачь.
- Не буду. - Она медленно отодвинулась от него. - Не буду. Я понимаю.
Иначе быть не может.
Они молчали, сидя рядом на набитом гороховой соломой матраце.
Надвигался вечер.
- Геральт, - вдруг сказала она, и голос ее дрогнул. - А может...
Может, было бы так... как с тем моллюском, с тем дивным подарком? Может,
мы все-таки нашли бы жемчужину? Позже? Спустя какое-то время?
- Я вижу ее, - с трудом проговорил он. - Оправленную в серебро,
вставленную в серебряный цветочек с изумительными лепестками. Я вижу ее на
твоей шее, на серебряной цепочке, которую ты носишь так же, как я ношу
свой медальон. Это будет твой талисман, Эсси. Талисман, который защитит
тебя от любого зла.
- Мой талисман, - повторила она, опуская голову. - Моя жемчужина,
которую я оправлю в серебро, с которой никогда не расстанусь. Моя
драгоценность, которую я получила взамен. Разве такой талисман может
принести счастье?
- Да, Эсси. Будь уверена.
- Могу я посидеть здесь еще? С тобой?
- Можешь.
Надвигались сумерки, становилось все темнее, а они сидели на набитом
соломой матраце в комнатке на чердаке, в которой не было мебели, а только
ведро и незажженная свеча на полу в лужице застывшего воска.
Сидели в полном молчании, в тишине, долго, очень долго. А потом
пришел Лютик. Они слышали, как он идет, тренькает на лютне и напевает.
Лютик вошел, увидел их и не сказал ничего, ни единого слова. Эсси, тоже
молча, встала и вышла, не глядя на них.
Лютик не сказал ни слова, но ведьмак видел в его глазах слова,
которые не были произнесены.
8
- Разумная раса, - задумчиво проговорил Агловаль, поставив локоть на
поручень кресла, а подбородок положив на кисть руки. - Подводная
цивилизация? Рыболюди на дне моря. Ступени в глубины. Геральт, ты
принимаешь меня за чертовски легковерного князя.
Глазок, стоявшая рядом с Лютиком, гневно фыркнула. Лютик недоверчиво
покрутил головой. Геральт вовсе не обратил внимания.
- Мне безразлично, - сказал он тихо, - поверишь ты или нет. Просто я
обязан предупредить. Лодка, которая приблизится к Драконьим Клыкам, или
люди, которые явятся туда во время отлива, подвергаются опасности.
Смертельной опасности. Хочешь проверить, правда ли, хочешь рисковать -
твое дело. Я просто предупреждаю.
- Ха, - вдруг проговорил коморник Зелест, сидевший за спиной у
Агловаля в оконном проеме. - Если они такие же чудища, как эльфы или
другие гоблины, то нам они не страшны. Я-то боялся, как бы это не было
что-то похуже или, упасите боги, заколдованное. А по ведьмаковским словам
получается, что это вроде каких-то морских утопцев-плавунов... Против них
есть средства. Слышал я, один чародей вмиг расправился с плавунами на
озере Моква. Влил в воду баррель магического фильтрата - и каюк плавунам.
И следа не осталось.
- Верно, - заметил молчавший до того Дроухард. - Следа не осталось. И
от лещей, значить, щук, раков и беззубок. Сгинула дажить водяная зараза на
Скачать книгу [0.26 МБ]
Пирамида