вас боятся. Думаю, уже знаю.
- Я тороплюсь, Цикада. Возврати меч, будь добр.
- Дым в глаза, ведьмак, ничего больше, только дым в глаза. Вы пугаете
людей, словно пасечник пчел, дымом и вонью, своими каменными физиономиями,
своей болтовней, слухами, которые, верно, сами о себе распускаете. А пчелы
драпают от дыма, дурные, вместо того чтобы воткнуть жало в ведьмакову
задницу, которая тут же распухнет, как и любая другая. О вас говорят,
будто вы чувствуете не как люди. Брехня. Если б кого из вас как следует
пырнуть, почувствовал бы.
- Ты кончил?
- Угу, - сказал Цикада, возвращая меч. - Знаешь, что меня интересует?
- Знаю. Пчелы.
- Не-а. Я вот думаю, если б ты вошел в улочку с одной стороны с
мечом, а я - с другой, то кто бы из нас дошел до ее конца? Вопрос,
думается мне, стоит того, чтобы поспорить.
- Чего ты цепляешься, Цикада? Ищешь ссоры? Что тебе надо?
- А ничего. Просто интересно, сколь правды в том, что люди болтают.
Мол, вы, ведьмаки, так хороши в бою, потому как нету у вас ни сердца, ни
души, ни жалости, ни совести. И этого достаточно? Обо мне, к примеру,
говорят то же. И не без оснований. Вот и любопытно узнать, кто из нас
двоих зашел бы в улочку и вышел бы из нее живым. А? Стоит поспорить? Как
думаешь?
- Я же сказал, тороплюсь. Не стану терять времени на глупые раздумья.
И спорить не привык. Ибо спорит либо дурак, либо подлец. Первый - не
знает, а спорит, второй знает, но спорит. Но если тебе когда-нибудь
взбредет в голову помешать мне пройти по улочке, то добром советую,
Цикада, сначала подумай как следует.
- Дым, - усмехнулся Цикада. - Дым в глаза, ведьмак. Ничего больше. До
встречи, как знать, может, в какой-нибудь улочке?
- Как знать.
4
- Здесь мы можем свободно поговорить. Садись, Геральт.
Больше всего в мастерской бросалось в глаза внушительное количество
книг - именно они занимали большую часть просторного помещения. Толстые
томища заполняли шкафы, прогибали полки стеллажей, громоздились на
сундуках и комодах. На взгляд ведьмака, книги стоили целого состояния. Не
было, разумеется, недостатка и в других типичных элементах декора - чучела
крокодила, висящей под потолком рыбы-ежа, покрытого пылью скелета и
солидной коллекции банок со спиртом, содержащих, пожалуй, любую пакость,
какую только можно себе представить, - сколопендр, пауков, змей, жаб, а
также неисчислимое множество человеческих и нечеловеческих органов, в
основном внутренних. Был там даже гомункулус или что-то, что напоминало
гомункулуса, но с таким же успехом могло оказаться копченым младенцем.
На Геральта коллекция впечатления не произвела - он полгода жил у
Йеннифэр в Венгерберге, а Йеннифэр располагала еще более интересным
собранием, содержащим даже невероятных размеров фаллос, взятый, кажется,
от горного тролля. Было у нее не совсем удачно выполненное чучело
единорога, на спине которого она обожала заниматься любовью. Геральт
считал, что если и существует место, еще менее пригодное для любовных игр,
так это, пожалуй, только спина единорога живого. В отличие от него,
считавшего кровать роскошью и ценившего все мыслимые возможности,
предоставляемые этим чудесным предметом мебели, Йеннифэр была на удивление
изобретательной. Геральт вспоминал приятные моменты, проведенные с
чародейкой на крутой крыше, в забитом пылью дупле, на балконе, причем -
чужом, на перилах моста, в раскачивающейся на бешеной реке лодке и во
время левитации в тридцати саженях над землей. Но хуже всего был единорог.
Наступил все же счастливый день, когда кукла сломалась под ними,
развалилась и разлетелась на куски, подбросив массу поводов для смеха.
- Что тебя так забавляет, ведьмак? - спросил Истредд, присаживаясь к
длинному столу, уставленному неимоверным количеством истлевших черепов,
костей и ржавых железяк.
- Всякий раз, когда я вижу такое, - ведьмак уселся напротив и указал
на банки и склянки, - я задумываюсь, действительно ли нельзя заниматься
магией без всей этой мерзопакости, при одном взгляде на которую желудок
подскакивает к горлу.
- Дело вкуса, - сказал чародей, - и привычки. Что одному противно,
другого как-то не трогает. А что противно тебе, Геральт? Интересно, что
может быть противно тому, кто, как я слышал, ради денег может по шейку
лезть в дерьмо и нечистоты? Пожалуйста, не принимай мой вопрос за
оскорбление или провокацию. Мне действительно интересно, чем можно вызвать
у ведьмака чувство отвращения.
- А в этой баночке ты, случайно, хранишь не менструальную ли кровь
невинной девицы, Истредд? Понимаешь, мне становится противно, когда я
представляю себе, как ты, серьезный чародей, пытаешься с бутылочкой в руке
капля по капле добыть эту ценную жидкость, преклонив колени у самого, так
сказать, источника.
- В самое яблочко, - усмехнулся Истредд. - Я, разумеется, говорю о
качестве шутки, потому что относительно содержимого баночки ты
промахнулся.
- Но тебе доводилось использовать такую кровь, правда? К некоторым
заклинаниям, я слышал, и не приступишь, если под рукой нет крови девушки,
лучше всего убитой во время полнолуния молнией с ясного неба. Чем,
интересно, такая кровь лучше крови старой проститутки, которая спьяну
свалилась с частокола?
- Ничем, - согласился чародей, мило улыбнувшись. - Но если вылезет
наружу, что эту роль практически столь же успешно может выполнять кровь
хряка, которую гораздо легче добыть, то любой голодранец примется
экспериментировать с чарами. А вот если голытьбе придется набирать в
бутылочки и использовать так заинтересовавшую тебя девичью кровь, драконьи
слезы, яд белых тарантулов, бульон из отрезанных ручек новорожденных или
из выкопанного в полночь трупа, то у многих, уверяю, отпадет охота.
Они замолчали. Истредд, казалось, в глубокой задумчивости постукивал
ногтями по лежащему перед ним потрескавшемуся, коричневому, утратившему
нижнюю челюсть черепу и при этом указательным пальцем водил по зубчатому
Скачать книгу [0.26 МБ]
Пирамида