- Блирррпп, - сказала Мышка и пустила слюнку, потому что у нее
разошлась верхняя губа.
- Привет, Ярек, - сказал Прусак. - В шуле топаешь?
- Топаю. А ты нет?
- Да нет. Ты что, не слышишь? - Прусак махнул рукой в сторону Маневки
и вообще на север. - Хрен его знает, что из этого получится. Война,
братан, на всю катушку.
- Эт'точно, - согласился я. - И слышно, что ударом отвечают на удар.
Ху'з файтинг хум?
- Кайне Анунг. Да и какая разница? Но я же не оставлю Мышку одну.
На втором этаже дома из-за открытых балконных дверей были слышны
вопли, визги, звуки ударов и плач.
- Новаковский, - объяснил Прусак, проследив за моим взглядом. -
Пиздит жену, она записалась в свидетели Иеговы.
- Ясно. И не будешь иметь богов иных, кроме меня, - кивнул я.
- Чего?
- Урпппль, - произнесла Мышка, кривя мордашку и прищурив единственный
глаз. Это означало у нее улыбку. Я погладил ее по реденьким светлым
волосикам.
Со стороны Маневки раздались взрывы и бешеный лай автоматов.
- Ладно, я пошел, - сказал Прусак. - Мне еще надо окно на кухне
скотчем заклеить, а то снова стекло вылетит. Бай, Ярек.
- Бай. Па, Мышка.
- Биирппп, - пискнула Мышка и прыснула слюной.
Мышка некрасивая. Но все ее любят. Я тоже. Ей шесть лет, но никогда
не исполнится шестнадцать. Чернобыль, как вы и догадываетесь. Мать Прусака
и Мышки как раз лежит в больнице. Нам всем очень интересно, что у нее
родится.
- Ах ты сучара! - ревел сверху Новаковский. - Ах ты жидерва! Я эту
погань из тебя-то повыбью, макака рыжая!
Я клацнул уокменом и побежал дальше.
Джули, Джули
Мне остается только любить тебя
Надеюсь, что эта любовь не из тех, что умирают
Мне нравится, какая ты сегодня
Джули
Ты так чудесна
Ты - все, что по-настоящему важно
На Новом Рынке людей почти не было. Хозяева магазинов запирали двери
на засовы, опускали железные решетки и жалюзи. Работал один только
"Макдональдс", потому что "Макдональдс" экстерриториален и
неприкосновенен. Как обычно, там сидели и обжирались корреспонденты и
тележурналисты со своими группами.
Еще была открыта книжная лавка "Афина", принадлежащая моему знакомому
Томеку Ходорку. У Томека я бывал часто, покупал из-под прилавка всякую
книжную контрабанду, самиздат и нелегальную литературу, запрещенную
Курией. Помимо книгопродажи Томек Ходорек долбался с изданием весьма
читабельного и популярного журнала "Ухажер", местной мутации "Плейбоя".
Томек как раз стоял перед лавкой и смывал растворителем с витрины
надпись "МЫ ТЕБЯ ПОВЕСИМ, ЖИД".
- Сервус, Томек.
- Сальве, Ярек. Кам инсайд! Есть "Мастер и Маргарита" издательства
"Север". Еще "Жестяной барабан" Грасса.
- У меня есть и то, и другое. Еще старые издания. Когда палили, так
пахан спрятал. Вот Салман Рушди у тебя имеется?
- Через пару недель получу. Отложить?
- Спрашиваешь. Ну, пока. Бегу в школу.
- А не боишься сегодня? - Томек показал в сторону Маневки, откуда
доносился все более громкий обмен залпами. - Плюнь на школу, возвращайся
домой, санни бой. Inter arma silent musae.
- Audaces fortuna juvat, - отвечал я без особой уверенности.
- Ер бизнес. - Томек вынул из кармана чистую тряпку, сплюнул на нее и
протер витрину до глянца. - Бай.
- Бай.
Перед зданием масонской ложи "Гладиус", рядом с памятником Марии
Конопницкой, стоял полицейский броневик с установленным на башенке
пулеметом М-60. На цоколе памятника красной краской кто-то намалевал:
"УНЗЕРЕ КОБЫЛА", а чуть пониже - "НЕ ССЫ ПРОХОЖИЙ КОБЫЛА НАШ ПРОРОК".
Неподалеку от памятника была установлена пропагандистская витрина, а на
ней под стеклом - фотографии, изображающие осквернение могилы писательницы
на Лычаковском кладбище.
Джули
Ты так чудесна
Так чудесна...
Я пошел по улице Элигиуша Невядомского, бывшей Нарутовича, пробежал
вдоль стены неработающей фабрики химволокна. К стене был прикреплен
огромный плакат, где-то девять на девять, изображающий покойную мать
Терезу. На плакате огромными каракулями из баллончика кто-то намалевал
"ГЕНОВЕФА ДУРА". Потом я свернул на улицу, ведущую к Черной Ганче.
И там наткнулся на Белых Крестоносцев.
Их было человек двадцать, все наголо обритые, в кожаных куртках,
оливковых футболках, мешковатых серо-зеленых камуфляжных штанах и тяжелых
десантных ботинках. Человек пять, вооруженные "Узи" и контрабандными
полицейскими "Геклер-Кохами", охраняли мотоциклы. Один малевал звезду
Давида на витрине бутика Малгоськи Замойской. Другой, стоящий посреди
улицы, держал на плече комбайн "Шарп" и дергался в ритм "Спасителю", хита
группы "Мегадет" из альбома "Потерявшиеся в вагине". И песня, и сам альбом
были в черных списках.
Остальные Белые Крестоносцы занимались тем, что вешали какого-то типа
в лиловой рубахе. Тот выл, вырывался и дергал связанными за спиной руками,
а Крестоносцы пинали и били его куда попало, волоча в сторону каштана, где
с ветки уже свисала элегантная петля из телефонного провода. На тротуаре
валялся звездно-полосатый пластиковый мешок, тут же были раскиданы
разноцветные блузки, леггинсы, свитера, упаковки колготок, видеокассеты и
камкордер "Панасоник".
Скачать книгу [0.03 МБ]
Пирамида
