Она застала его склонившимся над столом, на котором лежало справленное
в янтарь зеркало. Зеркало было засыпано белым порошком.
"Начинается", - подумала она.
Ауберон небольшим ножичком собрал наркотик в два валика. Взял со стола
серебряную трубочку и втянул порошок в нос, сначала в левую ноздрю, потом в
правую. Его глаза, обычно блестящие, словно немного пригасли и потускнели,
заслезились. Цири сразу поняла, что это не первая порция.
Он сформировал на столе два новых валика, пригласил ее жестом, подал
трубку. "А, да что там, - подумала она, - Легче пойдет".
Фисштех был невероятно сильный.
Немного погодя оба уже сидели на ложе, прижавшись друг к другу, и
пялились на луну слезящимися глазами.
- Зашнурованная ночь, - сказала она по-эльфьему, вытирая нос рукавом
шелковой блузки.
- Зачарованная, - поправил он, вытирая глаз. - Ensh'eass, а не
en'leass. Тебе следует поработать над произношением.
- Поработаю.
- Разденься.
Сначала казалось, что все будет хорошо, что наркотик подействовал на
него так же возбуждающе, как и на нее. А на нее он подействовал так, что она
сделалась активной и предприимчивой, больше того, прошептала даже ему на ухо
несколько очень неприличных - в ее понимании - слов. Это вроде бы немного
разгорячило его, эффект был, х-м-м-м, осязаем, в определенный момент Цири
показалось, что все вот-вот получится. Но все отнюдь не было "вот-вот". Во
всяком случае, не до конца.
И именно тут он занервничал. Встал, накинул на худощавые плечи
соболиный мех. Стоял так, отвернувшись, глядя в окно и на луну. Цири села,
обхватила коленки руками. Она была разочарована и зла, но одновременно на
нее снизошла какая-то совершенно не свойственная ей сентиментальность. Явно
действовал крепкий наркотик.
- Виной всему я, - пробормотала она. - Шрам на лице меня уродует, я
знаю, знаю, что ты видишь, глядя на меня. Маловато во мне осталось от
эльфки. Золотой самородок в куче перегноя.
- Ты невероятно скромна, - процедил он, резко обернувшись. - Я бы
сказал - жемчужина в свином дерьме. Бриллиант на пальце разложившегося
трупа. В порядке работы над языком отыщи еще и другие сравнения. Завтра я
проведу экзамен, маленькая Dh'oine. Человеческое существо, в котором ничего,
абсолютно ничего не осталось от эльфки.
Он подошел к столу, взял трубку, склонился над зеркалом. Цири сидела
будто каменная и чувствовала себя так, словно ее оплевали.
- Я прихожу сюда не из-за любви к тебе! - чуть не пролаяла она. - Меня
шантажируют, и ты прекрасно об этом знаешь! Но я соглашаюсь и делаю это
ради...
- Ради кого? - запальчиво прервал он, совсем не по-эльфьему. - Ради
меня? Ради заточенных в твоем мире Aen Seidhe? Ты, глупая девчонка! Ты
желаешь это ради себя, ради себя ты Приходишь сюда и пытаешься мне отдаться.
Потому что в этом твоя единственная надежда, единственная спасительная
соломинка. И скажу тебе еще: молись! Истово молись своим человеческим
идолам, божкам или тотемам. Ибо или я, или Аваллак'х и его лаборатория.
Поверь мне, я не хотел бы попасть в лабораторию и познать это "или".
- Мне все равно, - сказала она глухо, скорчившись на постели, - я
согласна на все, лишь бы получить свободу. Чтобы иметь наконец возможность
освободиться от вас. Уйти. В мой мир, К моим друзьям.
- Твои друзья? - насмешливо спросил он. - Вот они, твои друзья!
Он резко отвернулся и подсунул ей под нос запорошенное наркотиком
зеркало.
- Здесь твои друзья, - повторил он. - Погляди, полюбуйся.
Он вышел, развевая распахнутыми полами шубы. Вначале в мутном стекле
она видела только собственное неясное отражение. Но почти тут же зеркало
посветлело, стало млечно-белым, заполнилось дымом. А потом возникло
изображение.
Йеннифэр, висящая в бездне, напрягшаяся, с руками, воздетыми кверху.
Рукава платья раскинуты, как крылья птицы. Волосы колеблются, между ними
шмыгают маленькие рыбки. Целые косяки искрящихся юрких рыбок. Некоторые уже
щиплют щеки и глаза. От ног Йеннифэр спускается ко дну озера веревка, на
конце веревки увязшая в иле и водорослях большая корзина с камнями. Наверху,
высоко, сверкает и, поблескивает поверхность озера. Платье Йеннифэр
колеблется в том же ритме, что и волосы. Запыленную фисштехом поверхность
зеркала затягивает дым.
Геральт, стеклянисто-белый, с закрытыми глазами, сидит под свисающими
со скалы длинными сосульками, неподвижный, обледеневший. Наносимый метелью
снег быстро засыпает его. Белые волосы уже стали белыми льдинками, белые
сосульки уже свисают с бровей и ресниц, с губ. А снег все идет и идет, все
больше увеличивается сугроб, покрывающий ноги Геральта, все выше пушистые
холмики снега на его плечах. Вьюга воет и свистит...
Цири сорвалась с постели, с размаху ударила зеркалом о стену. Треснула
янтарная рамка, стекло разлетелось на миллион осколков.
Она узнавала, знала, помнила такого рода видения. Из своих давних снов.
- Неправда все это! - крикнула она. - Ты слышишь, Ауберон? Я не верю!
Это неправда! Это всего лишь твоя злоба, бессильная и хилая, как и ты сам!
Твоя злоба...
Она опустилась на паркет. И расплакалась.
Цири подозревала, что у стен дворца есть уши. На следующее утро она не
могла отделаться от скользких взглядов, чувствовала за спиной усмешки,
ловила шепотки.
Аваллак'ха не было нигде. "Знает, - подумала она, - знает, что
случилось, и избегает меня. Заранее, еще прежде, чем я встала, уплыл либо
уехал куда-нибудь подальше со своей позлащенной эльфкой. Не желает со мной
разговаривать, не хочет признаться, что его план рухнул!"
Нигде не было и Эредина. Впрочем, это вполне нормально, он часто уезжал
со своими Dearg Ruadhri, Красными Всадниками.
Цири вывела Кэльпи из конюшни и поехала за реку. Все время лихорадочно
размышляла, не замечая вокруг ничего.
"Бежать отсюда. Не все ли равно, лживыми или правдивыми были
изображения в зеркале. Ясно одно - Йеннифэр и Геральт там, в моем мире. И
там, рядом с ними, мое место. Необходимо отсюда убежать, убежать немедленно.
Должен же найтись какой-то способ. Я вошла сюда сама, значит, должна сама и
выйти. Эредин говорил, что у меня дикий, стихийный магический дар, то же
самое подозревал и Высогота. Из Тор Зиреаэль, которую я исследовала
Скачать книгу [0.41 МБ]
Пирамида