дороги, по которой с грохотом проносились электрички. Сисс жил
неподалеку, на пустынной темной улочке; только зеленая неоновая
реклама фотопластикона одиноко горела на ней. Дом, в который
вошел Грегори, казался в полумраке бесформенной глыбой с
нависающими над тротуаром выступами то ли карнизов, то ли
балконов. Серо-зеленый отсвет рекламы, отраженный окнами дома
напротив, чуть освещал подъезд, лестница же утопала в темноте.
Грегори включил свет и пошел наверх. Конечно же Сисс, логичный,
самоуверенный, всласть поиздевается над ним. И он уйдет от него,
не только понимая, что потерпел поражение, но и уверовав в
собственную непроходимую глупость. Доктор ни за что не упустит
возможности продемонстрировать собеседнику свое превосходство.
Собираясь нажать кнопку звонка, Грегори вдруг увидел, что дверь
не заперта. Подумал: "Надо позвонить", -- и легонько толкнул
дверь. Она бесшумно растворилась. В сухом, жарком воздухе
прихожей плавал слабый, еле уловимый запах пыльной теплой кожи. И
чуть попахивало погребом, чувствовался какой-то холодный,
застойный душок, слегка отдающий тлением, склепом. Запах этот был
здесь так неуместен, что Грегори, ослепленный темнотой,
остановился, недоверчиво втягивая ноздрями воздух, но тут заметил
полоску света и ощупью двинулся к ней.
Он наткнулся на неплотно притворенную дверь: в комнате,
заслоненная дверцей шкафа, стояла на полу настольная лампа.
Огромная тень дрожала на потолке, раскачиваясь из стороны в
сторону; казалось, будто какая-то уродливая птица поднимает
попеременно то левое, то правое крыло.
Сзади, со стороны прихожей, очевидно в кухне, тихо, но
пронзительно шипела газовая горелка, временами ее шипение
переходило в свист, да стучали капли, падая в металлическую
раковину. И больше ни звука -- хотя, нет, Грегори уловил хриплое
дыхание того, кто был в комнате.
Комната была большая, квадратная, с угловым эркером; в
эркере трехстворчатое окно, занавешенное черными шторами, сейчас
чуть раздвинутыми. По стенам стояли книги. Грегори сделал еще шаг
и увидел Сисса; тот сидел на полу возле письменного стола и
перекладывал пухлые папки с бумагами. Здесь было еще жарче, чем в
прихожей; в сухом воздухе, свойственном квартирам с центральным
отоплением, совершенно явственно ощущался противный затхлый запах.
Грегори долго стоял в дверях, не зная, как выбраться из
этого неловкого положения. Сисс сидел к нему спиной и
сосредоточенно разбирал папки, вытаскивая их из ящиков стола.
Одни он отбирал, с других сдувал пыль, отгоняя ее рукой и
недовольно фыркая. На кухне все так же шипел газ. Грегори
подумал, что, наверное, там и находится женщина, с которой он
разговаривал по телефону. Он сделал еще шаг, пол скрипнул, но
Сисс не обратил на это внимания. И тут, подчиняясь внезапному
импульсу, Грегори поступил совершенно непонятно: громко постучал
в дверцу шкафа.
-- Что такое? -- Сисс поднял взлохмаченную голову и
повернулся к двери.
-- Добрый вечер и... прошу меня извинить, -- чуть громче,
чем следовало бы, произнес Грегори. -- Не знаю, помните ли вы
меня, я -- Грегори из Скотленд-Ярда. Мы встречались на совещании
у инспектора Шеппарда... Входная дверь была открыта, и я...
-- Да. Помню. Что вам угодно?
Сисс с видимым усилием поднялся, отпихнул ногой ближайшую
стопку папок, сел на стол и вытер платком руки.
-- Я веду следствие... занимаюсь этой серией. -- Грегори с
трудом подыскивал слова. -- Инспектор Шеппард познакомил меня с
вашим письмом. Вы пишете, что подобных случаев больше... не
предвидится. В связи с этим я и пришел...
-- Да. Но я написал, что обоснования смогу представить
только через некоторое время. Я работаю в одиночку и не знаю...
Сисс не договорил, умолк. Это было не похоже на него. Сунув
руки в карманы, он прошел, ступая на прямых, негнущихся ногах,
мимо Грегори. Подошел к окну, резко повернулся, неожиданно уселся
на батарею, обнял руками колени и уставился на лампу. Какое-то
время оба молчали.
-- Впрочем, это неважно, -- вдруг произнес Сисс. -- В моих
планах произошли изменения, весьма существенные изменения.
Грегори стоял в пальто и внимательно слушал, хотя понимал,
что Сисс разговаривает не с ним, он говорит сам с собой.
-- Я побывал у врача. Уже давно я чувствую себя неважно.
Производительность моя упала. На основании среднего, выведенного
из продолжительности жизни моих родителей и дедов, я полагал, что
у меня в запасе лет тридцать пять. Однако я не учел влияния
интенсивной работы мозга на сердечно-сосудистую систему. Мне
осталось... куда меньше. И это меняет дело. Не знаю еще...
Сисс опять прервал на полуслове и вскочил так резко, словно
намеревался выбежать из комнаты и оставить Грегори в одиночестве,
чему тот нисколько бы не удивился. Грегори не представлял, как
реагировать на эту исповедь; правдивость ее не вызывала сомнений.
В сдержанности, в сухости тона, так не сочетавшегося с
лихорадочными, порывистыми движениями Сисса -- он срывался с
места, пробегал несколько шагов и вдруг опускался, садился, точно
спугнутая усталая муха, в бесстрастности повествования было
что-то, вызывающее жалость. Сисс не вышел из комнаты -- уселся на
низкий диванчик, стоящий возле стены. Над его птичьей головкой с
растрепанными, торчащими в разные стороны космами седеющих волос
темнела большая репродукция "Сумасшедшей" Клее. [Клее Пауль
(1870--1940) -- швейцарский художник, один из лидеров
экспрессионизма.]
-- У меня был составлен план на ближайшие два десятилетия.
Третье оставалось резервным. Теперь придется все менять. Я
вынужден пересмотреть планы -- исключить все второстепенное,
компилятивное. Я не желаю оставлять незавершенных работ!
Грегори молчал.
-- Не знаю, буду ли я продолжать вашу работу. Теперь
проблема становится тривиальной -- остается подгонять гипотезы. А
это не по мне. Неинтересно. Обработка статистических данных
Скачать книгу [0.14 МБ]
Пирамида