будущего, феномен еще более удивительный.
В том, что отклонения от статистического ожидания
происходили, не может быть не малейшего сомнения. Была открыта
даже своеобразная кривая протекания эксперимента. У человека,
который исключительно хорошо читал мысли (или же закрытые карты),
в начале сеанса процент угадывания был выше вероятностного, но
все же не слишком высок; примерно на середине часового сеанса
попадания учащались, а затем довольно быстро их число падало до
чисто вероятностного уровня. Некое умение как бы пробуждалось,
нарастало и усиливалось, а в конце опыта исчерпывалось словно от
утомления, вызванного постоянной сосредоточенностью.
Правда, все эти данные (а испытуемыми были преимущественно
студенты, которым платили за участие в сеансах, то есть люди
заинтересованные) не прогрессировали. Райну вроде бы удалось
однажды найти человека, который отгадывал почти 90% всех карт, а
вероятность такого чисто случайного совпадения просто
астрономически низка (если все время брать по две все время
перетасовываемые колоды и выкладывать из каждой колоды по одной
карте, то понадобилось бы ждать миллионы лет, пока по чистой
случайности карты обоих рядов совпадут на 90%). Но в лабораторных
условиях такой феномен никогда больше не повторился, и речь может
идти только об отклонениях от вероятностного распределения,
правда, отклонениях, импонирующих любому естествоиспытателю, --
порядка 1:10 000 или даже 1:100 000, но эти явления обладали бы
доказательной силой только в длительных сериях опытов. В
отдельной же серии обычно было не больше, чем 7, 8, изредка 9
угаданных карт из 25, в то время как среднее ожидаемое равно
пяти. Я так подробно останавливаюсь на этом, потому что это
единственные полностью надежные, не подлежащие сомнению научные
данные, которыми мы на сегодняшний день располагаем. Ничего более
значительного с тех пор не было продемонстрировано столь
неопровержимо. Когда студенты измучились, фонды, предназначенные
на исследования, иссякли, а вместе с ними и первоначальный
энтузиазм экспериментаторов, все понемногу распалось само собой.
Наиболее радикальную гипотезу, отрицающую существование всех
вообще сверхчувственных явлений в контексте исследований школы
Райна, выдвинул англичанин, довольно эксцентричный мыслитель и в
какой-то степени философ науки, Спенсер Браун. Он утверждал, что
то, что наблюдается в описанных выше исследованиях, вовсе не
реальные явления и не феномены сверхчувственного познания, но
совершенно пустые, лишенные какого-либо субстрата длинные
вероятностные серии. Именно такие серии, говорил Браун, имеют
тенденцию к развитию отклонений от среднего вероятностного
значения, отклонений, которые сперва появляются, а потом
исчезают. Грубо и обиходно говоря, здесь имеют место редкие
случаи или, вернее, исключительные совпадения, за которыми
абсолютно ничего не стоит, так же как ничего не стоит за
восьмикратно подряд выпадающим в рулетке красным цветом.
Пожалуй, в этой аргументации есть доля истины. Случаи,
крайне маловероятные статистически, бывают с каждым человеком, но
обращают на себя внимание только при особых обстоятельствах.
Недавно, будучи на книжной ярмарке во Франкфурте, я договорился с
одним американцем о встрече, но заблудился среди павильонов (а
это настолько большая территория, что посетителей по ней возят
автопоезда) и понял, что не найду его на условленном месте,
потому что назначенный час уже миновал. Уже не надеясь на
встречу, я вдруг столкнулся с ним почти в километре от
назначенного места. Произошло это в толпе среди многих тысяч
людей, и если бы кто-нибудь из нас появился позднее на две-три
секунды или прошел через то место с аналогичным упреждением, то
встреча наверняка бы не состоялась, а значит, это событие следует
считать крайне маловероятным, хотя вероятность эта не поддается
точному расчету.
Кстати, американец в отличие от меня не обратил внимания на
обстоятельства нашей встречи, и это я объясняю тем, что я
"натренирован" в мышлении категориями статистики. Если совпадение
несущественно, как описанное выше, его забывают, если же оно
связано с драматическим событием, таким, как чьято смерть,
болезнь, катастрофа и т. д., то сочетание случайностей выступает
в ореоле таинственности и необычайности и побуждает искать
объяснения, которые не сводятся к чистой случайности. А отсюда
один только шаг до того, чтобы заподозрить вмешательство
парапсихологических факторов.
Случайные серии имеют место также в играх (например, в
азартных) в виде так называемых "полос" удач и неудач. Поскольку
игрок заинтересован и эмоционально вовлечен в игру не меньше, чем
приверженец парапсихологии, у них обоих над тенденцией к
статистической оценке шансов одерживает верх склонность
доискиваться связи между явлениями, скрытой от непосвященных.
Тому, кто проиграл последнюю рубашку, играя в рулетку по "верной
системе", нельзя объяснить, что он пользуется ложной стратегией,
ибо шансы на выигрыш совершенно случайны; а человек, которому
приснилась смерть брата за две недели до того, как тот скончался,
никогда не поверит, что между его сном и этим событием нет
никакой связи.
Однако (я уже писал об этом в "Фантастике и футурологии")
возможно, что вещие сны и прочие формы предсказания будущего
существуют и в то же время не существуют. Они существуют в
субъективном смысле и не существуют как явления, которые требуют
обращения к чему-либо кроме статистики совпадений в численно
больших множествах. Если десять миллионов жителей большого города
каждую ночь видят сны, то весьма вероятно, что какой-то их части,
к примеру 24 тысячам, приснится смерть близкого человека. В свою
очередь, вероятно, что в течение ближайших недель у кого-нибудь
из этих 24 тысяч действительно умрет родственник или знакомый. А
у кого же нет больных родственников, и среди чьих знакомых не
случается несчастных случаев?"
Но таким -- статистическим -- образом никто не рассуждает.
Никто не смотрит на себя как на элемент численно весьма большого
множества, и, вместо того чтобы счесть сон и явь двумя
Скачать книгу [0.02 МБ]
Пирамида