началась в конце лета, а теперь горная осень, вся в пурпуре и желтизне,
уже угасала в долинах, но, словно не замечая листьев, мчащихся в пенных
горных потоках, солнце было все еще теплым, и в безоблачные дни на этом
плоскогорье даже припекало. Только густеющие туманы напоминали о
приближении морозов и снега. Но тогда на планете уже не должно было
остаться никого; и эта побелевшая каменная пустыня, которую представил
себе Пиркс, внезапно показалась ему особенно желанной.
Казалось бы, заметить, что тьма редеет, было невозможно, однако с
каждой минутой мрак уступал и вырисовывались новые детали. Небо уже совсем
побледнело - еще не день, но уже не ночь, ничего похожего на зарю в это
чистое и спокойно начинающееся утро, словно все оно было заключено в шар
из охлажденного стекла. Поднявшись выше, они попали в полосу
молочно-белого тумана, цепляющегося гибкими щупальцами за грунт, а когда
туман остался позади, Пиркс увидел еще не освещенную солнцем, но уже
различимую цель пути. Это был скалистый столб, примыкающий к основной
горной цепи, а над ним, на несколько сотен метров выше, чернела двуглавая
вершина, самая высокая из всех. На булавообразной вершине столба Анелу
предстояло сделать последние замеры. Путь в обе стороны был легким -
никаких неожиданностей, расщелин, ничего, кроме однообразной серой осыпи,
кое-где пересеченной полосами плесени зеленовато-желтого цвета.
Пиркс, все еще легко перепрыгивая с одних гулких валунов на другие,
вглядывался в совершенно черную на фоне неба стену и, может, затем, чтобы
отогнать иные мысли, вообразил себе, что совершает обычное восхождение. И
тотчас он другими глазами увидел скалы - действительно, можно было
подумать, что целью экспедиции является покорение вершины, коль они идут
прямо к хребту, тяжело выступающему из массы гравия. Гравий подходил к
стене, закрывая одну треть ее, затем шло нагромождение заклиненных плит, а
уже оттуда огромная плоскость устремлялась вверх; она словно замерла,
взметнувшись в небо; в каких-нибудь ста метрах над плитами стену
перерезала другая горная порода - это выходил на поверхность диабаз;
красноватый, светлее гранита, он неровной полосой наискось пересекал весь
скат обрыва.
Некоторое время вершина приковывала взгляд Пиркса своей патетической
линией, но стоило им приблизиться, как с пиком произошло то, что обычно
происходит с горой: перспектива исчезла, распавшись на отдельные,
заслоняющие друг друга участки, причем основание утратило прежнюю
покатость, выдвинулись отроги, и взору открылись бесконечные террасы,
полки, кончающиеся тупиками расщелины, хаос старых трещин, а над этим
нагромождением блестела сама вершина, позолоченная первыми лучами солнца,
со странно мягким контуром; наконец и она исчезла, заслоненная более
близкими пиками; Пиркс уже не мог оторвать глаз от колосса - да, даже на
Земле эта стена была бы достойна внимания и усилий, особенно из-за
отчетливо видного диабазового вала. От него до вершины, залитой солнечным
светом, путь казался коротким и легким, однако известную сложность
представляли козырьки, особенно самый большой, внизу блестевший от влаги и
льда, скорее черный, чем красный, словно свернувшаяся кровь.
Пиркс дал волю фантазии. Ведь это могла быть не безымянная вершина
под чужим солнцем, а гора, которую не раз штурмовали и при этом терпели
поражения, гора, покоряющая альпиниста присущим только ей своеобразием, -
подобное чувство возникает, когда видишь хорошо знакомое лицо, на котором
каждая морщина и каждый шрам имеет свою историю. Небольшие, едва
различимые змейки трещин, темные нитки полок, мелкие выщерблины - каждая
из них могла стать отметиной, которую достигаешь во время очередного
штурма, местом длительных остановок, молчаливых раздумий, бурных натисков
и мрачных отступлений, поражений, понесенных несмотря на то, что все
тактические и технические ухищрения были использованы, - гора, настолько
слившаяся с человеческими судьбами, что каждый альпинист, которого она
отвергла, возвращался к ней снова и снова, с тем же неистощимым запасом
надежды и веры в победу, и при новом штурме примерял к гладкой скалистой
поверхности выношенный в памяти маршрут. У этой горы могла быть богатая
история: окольные обходы, различные варианты ее покорения, хроника успехов
и жертв, фотографии, помеченные пунктиром трассы и крестиками - самые
высокие из достигнутых мест; Пиркс ухитрился представить себе это с
величайшей легкостью; более того, ему казалось странным, что это не так.
Массена шел первым, слегка сутулясь. Постепенно разлившийся дневной
свет не оставил больше никаких иллюзий насчет "легких мест" стены - это
обманчивое ощущение легкости и безопасности было порождено голубоватой
дымкой, так мирно обволакивающей каждый участок блестящей скалы. День,
ясный и чистый, уже добрался до путешественников, от их ног тянулись
длинные, колеблющиеся тени. От каменной стены к осыпи вели два больших
стока, еще полных ночи; застывший поток гравия вздымался там и неожиданно
исчезал, поглощенный кромешной тьмой.
Уже давно невозможно было охватить массив одним взглядом. Пропорции
изменились, стена, издалека ничем не примечательная, являла неповторимую
индивидуальность форм, а впереди, как бы постепенно вырастая из-под
рассыпавшейся карточной колоды плоских плит, все увеличиваясь, вздымался
вверх гигантский столб; он расширялся, рос, пока наконец не оттеснил и не
заслонил все остальное и остался один в холодной, мрачной тени никогда не
видавших солнца мест.
Они как раз ступили на пятно вечного снега, покрытое брызгами камней,
слетавших с высоты, когда Массена замедлил шаг, потом остановился, словно
прислушиваясь. Пиркс, который подошел к нему первым, понял - Массена ткнул
пальцем в собственное ухо, где торчал шарик динамика.
- Он был здесь?
Массена кивнул, поднеся к грязной, спрессовавшейся поверхности снега
металлический прутик индикатора радиоактивности. Подошвы ботинок Анела
были насыщены радиоактивным изотопом, и счетчик обнаружил его след. Робот
прошел здесь вчера, только неизвестно, по пути туда или уже обратно. Во
всяком случае, они отыскали его трассу. Начиная с этого места, замедлили
шаг.
Казалось, темный каменный столб вздымается рядом, но Пиркс знал, что
в горах нельзя определять расстояние на глаз. Теперь они были выше линии
снегов и валунов и шли по древней округлой грани. В полной тишине Пирксу
казалось, будто он слышит попискивание в наушниках Массены, хотя это было,
конечно, совершенно невозможно. Время от времени Массена останавливался,
водил концом металлического прута, опускал его, почти касаясь скалы,
рисовал в воздухе петли и восьмерки, будто древний маг, наконец, отыскав
след, снова пускался в путь. Они уже приближались к этому участку, где
Анел должен был провести замеры; Пиркс внимательно разглядывал скалу,
словно искал следы, оставленные пропавшим.
Скачать книгу [0.03 МБ]