это была управляемая по радио ракета, на борту которой находились
телевизионные "глаза". Несколько минут царила мертвая тишина. Рычаги
подъемников лежали неподвижное гнездах, потом диск сигнального щита как бы с
трудом перевернулся еще раз, на нем показалась цифра "22", и в открытом люке
появилась последняя уцелевшая ракета. Вход в нее не открылся сам. Поворотный
механизм входного люка ухватили своими клещами механоавтоматы.
Ослепительно сиял операционный зал. Шестеро астронавтов внесли на руках
тело, плотно завернутое в резиновый кокон, и положили его на обогреваемую
фарфоровую плиту.
Резцы инструментов вонзились в эластичную массу резины. В разрезах
сверкнул скафандр. Хрустнули спирали арматуры. Спустя несколько секунд мы
увидели лицо Аметы.
Когда он сорвал ограничители и на страшной скорости повернул ракету,
его кровь, отяжелевшая, как свинец, разрывая ткани, прилила к внутренностям
и ногам. Он представлял собой одну трепещущую рану: уцелели лишь голова и
руки, белые, без кровинки.
С первого взгляда я понял, что спасти его нельзя. Можно было либо
сократить, либо продлить агонию. Мы немедленно приступили к работе. Были
включены искусственные легкие и сердце, перевязаны все доступные для такой
операции лопнувшие сосуды, через которые двигалась кровь, пущены в ход
аппараты для переливания крови. Мы отбрасывали залитые кровью инструменты и
брали новые, обмениваясь лишь отрывистыми словами. Зона поражения
расширялась, шок охватывал жизненно важные органы. Речь шла уже не о
спасении Аметы - это было невозможно, - а о том, чтобы привести его в
чувство на несколько минут или хотя бы на одну долгую минуту, в течение
которой он мог бы выразить свою последнюю волю.
Поршни в прозрачных шприцах доходили до дна. Возбуждающая жидкость,
нагнетаемая аппаратурой искусственного кровообращения, омывала трепещущее
сердце. Дрожь пронизала тело Аметы, казалось, вот-вот он откроет глаза, но
лишь глубже стали тени вокруг них, да громче заработал пульсометр -
усиливалось кислородное голодание организма.
- Он в сознании, - сказал Шрей.
Низко склонившись над умирающим, мы затаили дыхание.
По неподвижному, как маска, лицу, начали пробегать судороги. Губы
раскрылись, обнажив сжатые изо всех сил, обведенные кровавой каймой зубы.
Амета был в сознании, но боль оборванных нервов с такой страшной силой
отражалась в его мозгу, что он напрягал все силы, чтобы подавить готовый
вырваться крик.
Он уже не мог говорить.
Последний укол. Стеклянная ампула с тонким звоном упала на пол и
разбилась. Не отводя взгляда от умирающего, Шрей сделал шаг назад. Мы с
Анной последовали его примеру и, опустив окровавленные руки, стояли
неподвижно, как бы показывая, что все возможное сделано.
У стены стояло несколько десятков человек. Выделялись серебристые
скафандры пилотов, которые приехали сюда прямо с ракетодрома. У одного из
них, Зорина, шлем не был отвинчен, а лишь отброшен от скафандра назад,
словно необычайное крыло. Зорин вдруг отвернулся и выбежал. Минуты две мы
стояли неподвижно, тишину прерывало только хриплое дыхание, вырывавшееся из
груди Аметы, и чуть слышный звон, издаваемый искусственным сердцем. Вдруг
двери раскрылись от сильного толчка, вошел Зорин, который так и не успел
снять скафандр. Он нес в руках дугообразный штурвал, вынутый из ракеты
Аметы. Зорин подошел к операционному столу, поднял сначала одну, затем
другую руку Аметы, бессильно висевшие по сторонам, и охватил его пальцами
штурвал. С нечеловеческим усилием умирающий приподнял голову; пальцы,
трепещущие в руках Зорина, попытались повернуть штурвал.
Веки Аметы дрогнули, розовая пена выступила из его рта, раздался
булькающий хриплый шепот:
- Большие ракеты... дойдут... места... видел... вы дальше... на больших
ракетах... телевизоры... на больших...
Он судорожно прижал штурвал к груди, его руки как бы попытались
направить ракету вверх, вздрогнули и успокоились навсегда.
Люди, стоявшие вокруг, стали расходиться. Я видел фарфоровый угол
операционного стола с засохшими брызгами крови, пустой, разрезанный
скафандр, брошенный на пол к ногам Шрея, его судорожно сжавшееся, чужое, как
бы увиденное в первый раз лицо и освещенную боковым рефлектором Анну, все
еще продолжавшую чего-то ждать.
Пульсометр продолжал работать, нагнетая кровь в глубь мертвого тела. Я
хотел выключить его и сделал шаг вперед, но что-то преградило мне путь. Меня
остановил взгляд Зорина, слепой от страшной боли.
ЦВЕТЫ ЗЕМЛИ
Целую ночь "Гея" удалялась от планеты. В восемь часов утра репродукторы
передали, что совет астронавигаторов созывает экипаж на собрание.
Большой зал наполнился людьми. В нем стоял низкий, глухой гул. На
трибуну у стены поднялся Тер-Акониан и сказал:
- Слово имеет профессор Гообар.
Гообар, слегка наклонившись вперед, смотрел на нас. В наступившей
тишине прозвучал его голос:
- Я изложу гипотезу, которая должна объяснить случившееся и определить
наши дальнейшие шаги. Вчерашние трагические события на первый взгляд
свидетельствуют о том, что обитатели Белой Планеты - кровожадные существа,
руководствующиеся в своих поступках непонятными людям законами. Именно так
думают многие из вас. Этот взгляд я считаю ошибочным. Мы знаем очень мало об
этих существах, но не подлежит сомнению одно: они разумны. Если же оценивать
их действия, исходя из этого ошибочного взгляда, они представляются
бессмысленными. К планете приближается из глубин Космоса корабль; ракеты,
которые он посылает, подвергаются уничтожению. Почему? С какой целью?
Вначале я считал, что у нас слишком мало данных, чтобы восстановить целиком
ход событий, то есть действия не только наши, но и действия другой стороны.
Однако дело обстоит не так.
Он помолчал несколько мгновений.
- Разберем последние события. В верхних слоях атмосферы было создано
силовое поле, которое уничтожило девять ракет. Ракета, на которой находились
телевизоры и которая первой прошла зону уничтожения, уцелела. Почему? Все,
что происходило до и после этого - непрекращающийся контроль за нашими
Скачать книгу [0.29 МБ]
Пирамида