маршрутами для землян, поскольку те посещают Энтеропию не чаще одного раза
в столетие. Взамен она предложила мне руководство для юпитериан,
сославшись на общее солнечное происхождение Юпитера и Земли. Я взял его за
неимением лучшего и попросил зарезервировать мне номер в "Космонии". Я
также записался на охоту, которую устраивал "Галакс", и вышел на улицу.
Неудобство моего положения заключалось в том, что сам я не светился;
поэтому, встретив на перекрестке ардрита-регулировщика, я подошел к нему и
в его свете перелистал полученный справочник.
Как и следовало ожидать, там сообщалось, где можно запастись
метановыми продуктами, куда девать щупальца на официальных приемах, и так
далее. Швырнув руководство в мусорную урну, я остановил проезжавший мимо
эборет и велел ехать в квартал пневмоскребов. Эти великолепные чашевидные
здания уже издалека сверкали разноцветными огоньками ардритов,
предававшихся радостям семейной жизни, а в конторах дивно переливались
яркие ожерелья служащих.
Я отпустил эборет и пошел пешком; когда я с восхищением разглядывал
возвышавшийся над площадью пневмоскреб Главсупа, оттуда вышли двое
сотрудников - должно быть, важные птицы, судя по их особенно яркому блеску
и красным гребешкам вокруг абажура. Они остановились неподалеку, и я
услышал их разговор:
- Пригас обрамленцев уже отменен? - спрашивал один из них, высокий,
весь в орденах.
Второй в ответ посветлел и сказал:
- Нет. Начальник говорит, что мы сорвем план, а все из-за Грудруфса.
Не остается, мол, ничего другого, как переиначить его.
- Грудруфса?
- Ну да.
Первый померк - только его ордена продолжали светиться радужными
венчиками - и, понизив голос, заметил:
- Вот запузырится он, бедолага!
- Пускай пузырится, это ему все равно не поможет. А то порядка
никакого не будет. Не затем столько лет трансмутируют всяких субчиков,
чтобы больше было сепулек!
Заинтригованный, я невольно приблизился к беседующим, но те,
замолчав, отошли. Странно, но лишь теперь до моего слуха стало доноситься
слово "сепульки". Я бродил по тротуарам, стремясь окунуться в ночную жизнь
столичного города, и из перекатывающихся толп до меня все чаще долетало
это загадочное слово, произносимое сдавленным шепотом или же страстно
выкрикиваемое; оно виднелось на рекламных шарах, извещавших об аукционах и
распродажах антикварных сепулек, и в огненных неоновых надписях,
рекламирующих модные сепулькарии. Напрасно силился я понять, что бы это
могло быть; наконец около полуночи, освежаясь курдельными сливками в баре
на восьмидесятом этаже универмага, я услышал в исполнении ардритской
певички шлягер "Ах, сепулька-крохотулька", и любопытство разобрало меня до
такой степени, что я спросил подошедшего кельнера, где можно приобрести
сепульку.
- Напротив, - ответил он машинально, выписывая счет. Потом взглянул
на меня внимательнее и слегка потемнел. - Вы один? - спросил он.
- Да. А что?
- Так, ничего. Мелких нет, извините.
Я отказался от сдачи и спустился на лифте вниз. Действительно, прямо
напротив сияла огромная реклама сепулек; толкнув стеклянную дверь, я
очутился в пустом в эту пору магазине. Я подошел к прилавку и, стараясь
казаться невозмутимым, попросил сепульку.
- Вам для какого сепулькария? - осведомился продавец, спускаясь со
своей вешалки.
- Ну, для какого... для обычного, - ответил я.
- Как это для обычного? - удивился он. - Мы отпускаем только сепульки
с подсвистом...
- В таком случае мне одну...
- А где ваш фуфырь?
- Э, гм... у меня его нет с собой...
- Так как же вы возьмете ее без жены? - спросил продавец, испытующе
глядя на меня и постепенно мутнея.
- У меня нет жены, - неосмотрительно брякнул я.
- У вас... нет... жены? - пробормотал, весь почернев, продавец. Он
смотрел на меня с ужасом. - И вы хотите сепульку?.. Без жены?..
Его колотила дрожь. Как прибитый, выбежал я на улицу, поймал
свободный эборет и в ярости велел гнать в какое-нибудь ночное заведение.
Эборет примчал меня в "Мыргиндрагг". Когда я вошел, оркестр как раз умолк.
Здесь свисало, пожалуй, сотни три с лишним народу. Я протискивался сквозь
толпу, высматривая свободное место; кто-то меня окликнул, я с радостью
заметил знакомое лицо - это был коммивояжер, с которым когда-то я свел
знакомство на Аутропии. Он висел с женою и дочкой. Я представился дамам и
принялся развлекать порядком уже захмелевшее общество, причем время от
времени все поднимались с места, чтобы под ритмичную мелодию покататься по
паркету. Супруга знакомого так горячо меня уговаривала, что в конце концов
и я отвалился выйти на круг; крепко обнявшись, наша четверка покатилась в
зажигательном блистанго. По правде сказать, я все-таки не уберегся от
ушибов, однако не подавал виду и прикидывался восхищенным. Когда мы
возвращались к столику, я задержал коммивояжера и спросил его на ухо о
сепульках.
- Что, что? - переспросил он.
Я повторил вопрос и добавил, что хотел бы купить сепульку. Должно
быть, я говорил слишком громко - висевшие рядом поворачивались в нашу
сторону и смотрели на меня с помутневшими лицами, а мой знакомый в ужасе
сложил присоски.
- Побойтесь Друмы, Тихий, - вы же один!
- Так что же, - выпалил я уже с некоторым раздражением, - значит, я и
сепульку взять не могу?
Эти слова прозвучали в наступившей внезапно тишине. Жена знакомого
без чувств рухнула на пол, он катнулся к ней, а находившиеся поближе
ардриты покатились ко мне, выдавая окраской недружелюбные намерения; в эту
минуту появились три кельнера, взяли меня за шиворот и выкинули на улицу.
Я был вне себя. Остановив эборет, я велел ехать в отель. Всю ночь я
не сомкнул глаз - что-то кололо меня и впивалось в бока; лишь на рассвете
я обнаружил причину: не получив разъяснений от "Галакса", гостиничная
прислуга, наученная горьким опытом обслуживания постояльцев, прожигающих
матрацы до самой сетки, постелила мне на ночь асбест. В утреннем свете
печальные инциденты минувшего дня быстро поблекли. Я с радостью встретил
Скачать книгу [0.02 МБ]