имевшего целью узаконить Вселенную, а вернее, сотворить ее! С.Разглыба,
будучи человеком кристально честным, в беседах с проф. Тарантогой, а также
со своими ассистентами и сотрудниками, неоднократно подчеркивал, что идея
Сотворения Мироздания принадлежит мне и, в сущности, это я, а не он должен
называться как Творцом, так и Спасителем Мира. Я упоминаю об этом не для
того чтобы хвастаться - скорее наоборот. Похвалы и дифирамбы, которых
тогда, в Бомбее, я наслушался вдоволь, боюсь, вскружили мне голову, а в
результате я не проследил за работой, как следовало бы. Я, к несчастью,
почил на лаврах, по наивности полагая, что главное сделано усилием мысли,
а с техническими вопросами справятся и без меня.
Роковая ошибка! Все лето и немалую часть осени мы с проф. Разглыбой
определяли параметры, то есть свойства и качества, того, что должно было
проклюнуться из электрона, - нашего космического зерна. Собственно, лучше
было бы назвать его творящим боезарядом, поскольку техническая сторона
дела выглядела так: мортирой, нацеленной на Начало Времен, нам послужил
огромный университетский синхрофазотрон, соответствующим образом
перестроенный. Всю его мощность, сфокусированную на одной-единственной
частице- том самом творящем электроне, - предполагалось высвободить
двадцатого октября; профессор Разглыба настаивал, чтобы именно я, как
автор этой идеи, сделал миротворящий выстрел из хрономортиры. И коль уж
подворачивался такой небывалый, единственный в истории случай, было
решено, что из нашей махины, нашего миромета вылетит не первый попавшийся,
заурядный электрон, а частица, переделанная, перекроенная, перелицованная
так, чтобы из нее возник Космос во всех отношениях более пристойный и
доброкачественный, нежели существующий ныне. Особое внимание мы уделили
тому побочному и отдаленному результату Космотворения, которым должно было
стать человечество.
Конечно, запрограммировать в одном электроне, запихнуть в него такую
адскую массу управляющей и контролирующей информации - дело нелегкое. И я
не стану утверждать, будто сделал все сам. Разделение труда между мной и
проф. Разглыбой состояло в следующем: я разрабатывал улучшения и
усовершенствования, а он переводил их на точный язык физических
параметров, теории вакуума, теории электронов, позитронов и прочих
многочисленных "тронов". Мы также устроили нечто вроде инкубатора или
питомника, в котором покоились надежно изолированные опытные частицы; из
этих частиц нам предстояло выбрать одну, наиболее удачную, а из нее, как я
уже говорил, двадцатого октября должна была родиться Вселенная!
Сколько прекрасного и даже, не побоюсь сказать, совершенного я
спроектировал в те горячие дни! Сколько ночей просидел я над грудами
физических, этических, зоологических сочинений, чтобы собрать воедино, в
один кулак, самую ценную информацию, которую профессор затем, на рассвете,
заносил в электрон - наш вселенский зародыш! Мы добивались, в частности,
того, чтобы Космос развивался гармонично, а не беспланово, как до сих пор,
чтобы его не сотрясали взрывы Сверхновых, чтобы энергия квазаров и
пульсаров не транжирилась так бестолково, чтобы звезды не потрескивали и
не коптили, как огарки с подмокшим фитилем, чтобы межпланетные расстояния
были поменьше и космоплавание благодаря этому стало более совершенным
средством общения и сплочения разумных существ. Долго пришлось бы
рассказывать обо всех улучшениях подобного рода, разработанных мною всего
лишь за несколько месяцев. Да и не это самое главное; надо ли пояснять,
что больше всего я потрудился над человечеством? Чтобы улучшить его, я
изменил основополагающий принцип естественной эволюции.
Как известно, эволюция- это либо массовая обжираловка, когда сильные
за обе щеки уплетают тех, кто послабее, то есть зооцид, либо сговор
слабейших, которые берутся за тех, кто сильнее, изнутри, то есть
паразитизм. В нравственном отношении безупречны лишь зеленые растения: они
живут на собственный счет, заведенный в солнечном банке. А потому я
замыслил хлорофилизацию всего живого и, в частности, набросал проект
Человека Лиственного. Поскольку тем самым высвобождался живот, я перенес
туда нервную систему, соответственно ее увеличив. Конечно, располагая лишь
одним электроном, все это я делал не напрямую; по договоренности с
профессором я установил - в качестве основного закона эволюции в Новом, Не
Обремененном Долгами Космосе - правило приличного поведения каждого
организма по отношению ко всем остальным. Кроме того, я разработал гораздо
более эстетичное тело, более деликатную половую жизнь и много иных
усовершенствований, которые даже не стану перечислять, ибо сердце
обливается кровью при одной только мысли о них. Скажу лишь, что в конце
сентября была готова Миротворящая Мортира и ее электронный заряд. Но еще
оставались некоторые, весьма сложные вычисления, которыми занялся
профессор и его ассистенты, ведь наведение на цель во времени (а вернее, с
небольшим перелетом за начало времени) - задача, требующая исключительной
точности.
Разве не должен я был сидеть на месте, не отходя ни на шаг и
приглядывая за всем, коль скоро на мне лежала такая чудовищная
ответственность? Что поделаешь - я решил отдохнуть... и отправился на
морской курорт. Стыдно сказать, но все-таки я признаюсь: комары меня
просто заели, я весь распух и мечтал о прохладных морских ваннах. И вот из-
за этих чертовых комаров... но я не вправе сваливать собственную вину ни
на что и ни на кого на свете. Перед самым отъездом случилась небольшая
стычка между мной и одним из сотрудников профессора. Собственно, это не
был даже сотрудник Разглыбы, а простой лаборант, хотя он и приходился
профессору земляком; звали его Алоиз Кучка. Этот субъект, которому было
поручено присматривать за лабораторными установками, ни с того ни с сего
потребовал, чтобы и его включили в список Творцов Мироздания: дескать,
если б не он, то криотрон не работал бы как полагается, а если бы криотрон
не работал, то и электрон не повел бы себя должным образом... и т.д. Я,
понятно, поднял его на смех, а он, вроде бы отказавшись от своих
смехотворных претензий, начал тайком строить собственные прожекты. Сам-то
он ничего толкового сделать не мог, но сговорился с двумя случайными
дружками, которые околачивались возле Бомбейского института ядерных
исследований, рассчитывая на какое-нибудь теплое местечко. Это были: немец
ACT А. Рот и наполовину англичанин, наполовину голландец Веелс Э.Вулл.
Как показало расследование - увы, запоздавшее, - А. Кучка впустил их
ночью в лабораторию, а остальное довершила нерадивость младшего ассистента
проф. Разглыбы, некоего магистра Серпентина. Он оставил на столе ключи от
сейфа, что облегчило злоумышленникам задачу. Впоследствии Серпентин
оправдывался болезнью, показывал какие-то медицинские справки, но весь
институт знал, что этот вздорный молокосос завел роман с замужней женщиной
Евой А., ползал у ее ног, добиваясь благосклонности, и начисто позабыл о
служебных обязанностях. Кучка провел сообщников в зал с криотронной
Скачать книгу [0.01 МБ]
Пирамида