размышления - во время бритья мне всегда хорошо думалось - о своей
нескладной судьбой.
Итак, что же со мной происходило?
Посещение командующего Кашебладе закончилось поручением мне некой
миссии.
После осмотра помещений с коллекциями был арестован первый
офицер-инструктор, затем исчез второй, оставив меня один на один с открытым
сейфом, после чего туда пришел шпион, я убежал, случайно наткнулся на
старичка в золотых очках, после его смерти имело место самоубийство
следующего, уже третьего по счету офицера, затем визит в часовню с телом. Я
вынудил аббата Орфини дать мне номер комнаты Эрмса, потом был Прандтль, мухи
в чае, исчезновение инструкции, отчаяние, затем ошибочное ("Нет, - вмешался
я в ход собственных рассуждений, - не будем делать заключения заранее"), не
ошибочное, не просто так, пребывание в архиве, затем секретариат какого-то
должностного лица, к которому меня пустили, сцена у адмирадира с
разжалованиями и пощечинами и, наконец, второй разговор с Эрмсом. Вот,
пожалуй, и все. Теперь от перечисления событий я перешел к людям, которые в
них участвовали. Если я не хотел сразу же погрузиться со своим анализом в
интерпретационную трясину, следовало исходить из чего-то абсолютно
достоверного, из чего-то непреложного, в чем нельзя усомниться. Я выбрал в
качестве такого фундамента смерть, и потому начал со старичка в золотых
очках.
Мне сказали - сделал это капитан-самоубийца - что отравился он потому,
что принял меня за кого-то другого. Я представился ему сотрудником Здания,
но он думал, что я являюсь посланцем _тех_, а на кодированные реплики не
отвечаю должным образом потому, что прибыл покарать его за предательство.
Правда, вообще-то он даже стариком не был. Слишком хорошо я запомнил черные
волосы, которые во время агонии выползли у него из-под парика.
Однако капитан в разговоре называл его все время "стариком". Это
"старик" не сходило у него с языка. Или капитан лгал?
Это было вполне вероятно, тем более что он сам тут же вслед за этим
застрелился - разве это внезапное самоубийство не ставило под сомнение
достоверность его слов? Быть может, подумал я, имела место история, в
какой-то мере сходная с развитием отношений между мной и Эрмсом? Капитан
застрелился, поскольку боялся меня. Само по себе обнаружение незначительного
по сути нарушения не могло склонить его к такому отчаянному шагу,
следовательно, и он был агентом _тех_. Старичок - мысленно я по-прежнему
называл его так, тем более что с этой фальшивой старостью он последовал в
гроб - тоже должен был быть их агентом. Ибо если бы он им не был и полагал,
что я им являюсь, то как лояльный сотрудник Здания наверняка передал бы меня
в руки властей. Однако он отравился. Смерти, свидетелем которой я был в
обоих случаях, пожалуй, следовало верить. Потому я решил, что так оно на
самом деле и есть. Итак, старичок и офицер были агентами _тех_, первый,
однако, незначительной фигурой, мелкой рыбешкой, а второй - уже хотя бы
из-за занимаемого высокого положения начальника или заместителя начальника
Отдела - фигурой очень важной. Приняв меня за суперревизора, направленного
Штабом, он без колебаний пожертвовал честью старика, который во время нашего
разговора и так уже был мертв, разоблачая его передо мной. Сокрытие же своей
осведомленности относительно двойной роли умершего он пытался оправдать
чрезмерной амбицией и служебным рвением. Увидев, что я его объяснения не
принимаю - на самом деле я его просто не понимал, поскольку он изъяснялся
шифром, - он застрелился.
Таким образом, этот объемлющий две смерти эпизод был понятен, но
какова, однако, была в нем моя роль, отводившаяся лично мне, а не
узурпированная мною для выхода из неожиданной ситуации? Это оставалось
неясным.
"Двинемся дальше, - подумал я. - Быть может, анализ дальнейших событий
что-нибудь прояснит".
Тем временем я закончил бритье. Было очень приятно освежиться холодной
водой, смывая со щек засохшую пену. Я не особо обращал внимание на шум,
производимый льющейся из крана водой. Результат, который я получил, был,
быть может, весьма незначительным, но наполнил меня, однако, бодростью. "Не
все в Здании абсолютно непонятно, - сказал я себе. - Кажется, мне удалось
сложить часть рассыпанной мозаики". Вытирая лицо грубым полотенцем, я снова
обратил внимание на лежавшего на полу человека, о котором почти забыл,
поглощенный мыслями.
Я внимательно посмотрел на него. Он по-прежнему спал. У меня не было ни
малейшего желания идти в секцию Поступлений или снова кружить по коридорам.
Я уселся на край ванны с другого ее конца, оперся об облицованную кафелем
стенку, поджал колени к подбородку и вернулся к своим размышлениям.
Эрмс, сердечный Эрмс. С ним дело обстояло хуже. Если бы я даже не
подозревал его в двойной игре по отношению к Зданию, то и тогда я все равно
не доверял бы ему.
При всей искренности, с которой он ко мне относился, он ни разу даже не
заикнулся о моей миссии. Все, что он говорил, состояло из комплиментов,
которых я не заслужил, и общих слов, которые ничего не значили.
Вняв моим просьбам, он передал мне, наконец, инструкцию, которую у меня
выкрали у Прандтля. "Оставим пока в покое инструктора, - подумал я, -
гораздо важнее сейчас сама инструкция. Если Эрмс дал мне ее, зная, что я
недолго буду радоваться обладанию ею, то сделал он это, пожалуй, затем,
чтобы я мог в нее заглянуть".
А была ли вообще инструкция? Ведь она должна была быть составлена
специально для меня, представлять план моих якобы столь важных и
ответственных действий, содержать описание сущности миссии, но в таком
случае ей и следовало выглядеть как мой дневник, как какая-то история о
судьбе затерявшегося в Здании человека. Или так внешне выглядит, как меня
пытались убедить, шифр?
Да, он вполне мог так выглядеть, если подходить к этому с точки зрения
Прандтля, который продемонстрировал мне, что можно расшифровать даже
трагедии Шекспира. А в самом ли деле можно? Ведь относительно этого я
располагал лишь его заверениями.
Машина-дешифратор?.. Да ведь не было никакой машины, была лишь женская
рука, которая через отверстие в стене подавала соответствующим образом
приготовленные ленты.
Пожалуй, я увяз окончательно. Кислота скептицизма разъедала все.
Следовало, наверное, отказаться от столь радикального подхода. Оставалась,
правда, еще одна зацепка: это поведение Прандтля в дверях, словно он хотел
мне что-то сказать, признаться мне в чем-то, и взял свои слова назад прежде,
чем они слетели с кончика его языка. Выдох и выражение его глаз в ту минуту.
Нельзя пренебрегать этим непроизвольным актом, и не только из-за его
Скачать книгу [0.18 МБ]
Пирамида
