Ксирдаль поспешил поставить свою подпись всюду, где этого требовал его
крестный и опекун, банкир Робер Лекер, которого Зефирен с детства привык
называть "дядей". Затем, свободный от всяких забот, он поселился в двух
крошечных комнатках в седьмом этаже дома на улице Кассет в Париже.
Он жил там еще и тогда, когда ему минул тридцать один год.
С тех пор как он поселился в этих комнатах, стены не раздвинулись, а
между тем неимоверным было количество предметов, которые Зефирен Ксирдаль
умудрился здесь накопить. В одну кучу были свалены электрические машины и
батареи, динамомашины, оптические инструменты, реторты и множество других
аппаратов и разрозненных частей к ним. Целые пирамиды брошюр, книг, бумаг
поднимались от пола, почти достигая потолка, громоздились и на
единственном стуле и на столе. Их уровень постепенно повышался, но наш
чудак даже не замечал перемены. А когда весь этот бумажный хлам начинал
мешать ему, Зефирен находил простой выход из положения. Одним движением
руки он отшвыривал бумаги в противоположный конец комнаты, после чего со
спокойной душой усаживался работать за столом, на котором теперь царил
полный порядок, - ведь на нем не оставалось ничего и можно было опять
навалить на него новые груды бумаг и книг.
Чем же занимался Зефирен Ксирдаль?
Чаще всего, - нельзя не признаться в этом, - окутанный душистыми
клубами табачного дыма, исходившими из его неугасимой трубки, он
предавался мечтам и размышлениям. Но иногда, через самые неопределенные
промежутки времени, случалось, что в мозгу его зарождалась идея. В такие
дни он обычным для него способом наводил на столе порядок, скидывая с него
ударом кулака все, что там лежало, и усаживался за стол, из-за которого
поднимался не раньше, чем работа приходила к концу - будь то через сорок
минут или через сорок часов. Поставив последнюю точку, он оставлял на
столе лист бумаги, содержавший результаты его изысканий, и этот лист
служил основой будущей груды бумаг, которой предстояло быть сброшенной с
этого места при следующей вспышке, исследовательской страсти.
При подобных порывах, повторявшихся через неопределенные промежутки, он
углублялся в самые разнообразные вопросы. Высшая математика, физика,
химия, физиология, философия, чистые науки и науки прикладные - поочередно
привлекали его внимание. Какова бы ни была задача, он увлекался ею с
одинаковой горячностью, с одинаковым пылом и не отступал, пока не
добивался решения... разве что...
Разве что... какая-нибудь новая идея так же неожиданно не завладевала
им. В таких случаях этот безудержный фантазер пускался в погоню за новой
бабочкой, яркие краски которой действовали на него, как гипноз, и,
опьяненный своим новым увлечением, даже и думать забывал о том, чем еще
недавно был полностью поглощен.
Но в конце концов он некоторое время спустя возвращался к нерешенной
проблеме. В один прекрасный день, случайно натолкнувшись на забытые
наброски, он с новым пылом впрягался в эту работу и доводил ее до конца,
даже если подобных перерывов на протяжении всей работы бывало несколько.
Сколько подчас остроумных, подчас глубоких гипотез, сколько интересных
заключений и выводов в самых трудных и сложных вопросах, как точных наук,
так и наук экспериментальных, сколько практических изобретений покоилось в
бумажной груде, которую Зефирен Ксирдаль презрительно попирал ногой!
Никогда этому странному человеку не приходило даже на ум извлечь выгоду из
своей сокровищницы, разве что кто-нибудь из его немногих друзей пожалуется
в его присутствии на бесплодность своих поисков в какой-нибудь области.
"Погодите, - говорил тогда Ксирдаль, - у меня как будто есть что-то по
этому поводу".
И протянув руку, он, руководствуясь удивительным чутьем, сразу же
вытаскивал из-под тысячи других измятых листков нужную ему заметку и
отдавал ее приятелю, разрешая использовать ее как угодно. Ни разу при этом
не мелькнуло у него даже и мысли, что, поступая так, он нарушает
собственные интересы.
Деньги? К чему они ему? Когда ему бывали нужны деньги, он заходил к
своему крестному, господину Роберу Лекеру. Перестав быть его опекуном,
Робер Лекер продолжал оставаться его банкиром, и Ксирдаль был уверен, что,
возвращаясь от крестного, он будет иметь в своем распоряжении нужную ему
сумму и сможет ее расходовать, пока она не иссякнет. С того самого
времени, как он поселился на улице Кассет, Ксирдаль поступал именно так, и
был вполне удовлетворен. Испытывать без конца новые желания, имея притом
возможность их осуществить, - в этом несомненно кроется одна из форм
счастья. Но не единственная. Не испытывая и тени каких-либо желаний,
Зефирен Ксирдаль был вполне счастлив.
Утром 10 мая этот счастливый смертный сидел удобно развалившись в своем
единственном кресле так, что ноги его, опиравшиеся на подоконник,
находились на несколько сантиметров выше головы, и с особым наслаждением
покуривал трубку. Забавы ради он при этом занимался разгадкой ребусов и
загадок, отпечатанных на бумаге, из которой был склеен кулек, полученный
от бакалейщика, отпускавшего ему какие-то припасы. Покончив с этим важным
делом, то есть разгадав все загадки, Ксирдаль швырнул кулек в груду бумаг
и небрежно протянул левую руку в сторону стола со смутным намерением
достать оттуда какой-нибудь предмет, - безразлично, какой именно.
Его левая рука ухватила пачку неразвернутых газет. Зефирен Ксирдаль
вытащил из нее наудачу первую попавшуюся. Как выяснилось, это был номер
газеты "Журналь", полученный с неделю назад. Такая старая газета не
способна была отпугнуть читателя, живущего вне времени и пространства.
Ксирдаль опустил глаза на первую страницу, но не прочел ни одной
строки. За первой страницей последовала вторая, третья, и так до
последней. Здесь он углубился в чтение объявлений. Затем, полагая, что
переходит к следующей странице, по рассеянности вернулся к первой.
Взгляд его совершенно случайно коснулся строк первой статьи, и какой-то
проблеск сознания мелькнул в его зрачках, до сих пор выражавших полнейшее
отупение.
Блеск в глазах разгорался, превращаясь в пламя, по мере того как чтение
приближалось к концу.
- Так!.. Так!.. Так!.. - бормотал Зефирен Ксирдаль, и каждое "так"
звучало по-разному. Затем он принялся вторично, уже с полным вниманием, за
чтение статьи.
Ксирдаль привык громко разговаривать, сидя в одиночестве у себя в
комнате. Он охотно даже обращался к воображаемому слушателю на "вы",
создавая себе приятную иллюзию, что перед ним внимательно слушающая его
аудитория. Эта воображаемая аудитория была очень многочисленной; ведь в
состав ее входили все ученики, поклонники и друзья, которых у Зефирена
Ксирдаля никогда не было да никогда и не будет.
Скачать книгу [0.17 МБ]
Пирамида