горошинками и вытер ей глаза. Эта вольность тоже поразила ее, и она не
знала, как на нее ответить. А Престо продолжал:
- Не будем больше плакать. Слезами не помочь. Поговорим серьезно. Вы
оскорбили меня тем, что усомнились в моей любви к вам. Я не чудовищный
преступник, каким изображают меня газеты, но уж и не такой рыцарь, как вы
себе представляете. Я горячо воспринимаю всякую несправедливость, но,
поверьте мне, не поспешил бы делать предложение первой обиженной, если бы
в этой обиде был даже сам косвенно виноват. Признаюсь, не будь этих
омерзительных газетных статей, я сделал бы вам предложение не сегодня, а
завтра, быть может, послезавтра. Но я сделал бы его. Газеты только дали
толчок, заставили меня самого понять острее и глубже, как я люблю вас, как
дороги мне ваши интересы и ваша честь. Ведь поймите, если бы даже вы
сейчас ушли из моего дома, это ничего уже не изменило бы. Ваша репутация
все равно осталась бы запятнанной. Могу ли я допустить это, любя вас? Ваш
уход только подлил бы масла в огонь, дал новую пищу для грязной клеветы и
очень сильное доказательство правоты врагов, а моей виновности. Нет, на
удар этих бесчестных и бессовестных людей, которые не пощадили даже вас,
не остановились перед вторжением в частную жизнь, оскорбили честь девушки,
можно было ответить только таким ударом, каким отвечаем мы. Наш брак сразу
выбьет оружие из их рук, заткнет им рот, и кампания клеветы прекратится.
Вот почему я и спешил не только с предложением, но и с широкой оглаской,
которая так удивила вас. Вам все станет ясным, - продолжал он, передохнув,
- если вы подумаете о причинах, которые создали всю эту гнусную газетную
кампанию. Ведь это только одно звено цепи их борьбы со мною. Им надо во
что бы то ни стало погубить мое дело. Они боятся не только конкуренции. Их
пугает то, что это первый шаг к объединению киноработников в их борьбе с
предпринимателями. Их пугает и то новое лицо в моем творчестве, которое им
уже известно, - вскрывать социальные язвы нашего строя. Вот почему они так
яростно ополчились на меня. Сначала они хотели уничтожить меня, доведя до
разорения прежде, чем первая картина увидит свет. Это почти удалось им, но
я нашел поддержку в моих товарищах по работе. Попутно враги все время
клеветали на меня. И вот теперь решили нанести новый коварный удар:
последней клеветой поссорить, разлучить нас с вами, раздавить морально,
причинить психическую травму и тем самым вывести из строя двух главных
действующих лиц фильма - вас и меня. И фильм, рассчитывали они, не будет
окончен, если бы даже у меня хватило денег. И чем острее вы будете
воспринимать удар, тем скорее они достигнут цели, тем больше будут
торжествовать. Неужели мы сделаем им такое удовольствие? Пережить это,
конечно, нелегко. Мне самому кажется, что за несколько часов я постарел на
двадцать лет. Но я креплюсь, и сегодня как будто играл даже лучше
обычного, хотя уже знал о газетных статьях еще вчера и носил эту тяжесть в
груди. И еще одно. От окончания фильма зависит судьба не только нас с
вами, но и товарищей по работе, готовых отказаться даже от заработка,
только бы спасти дело. Общественные организации приходят нам на помощь.
Неужели же у нас не хватит сил, и мы уступим? Неужели именно теперь вы
покинете меня и возьмете обратно свое слово?.. Судьба фильма, судьба всего
предприятия в ваших руках.
Эллен уже не плакала. Но лицо ее выражало страдание. Она колебалась.
Престо с волнением наблюдал за нею, ожидая ответа. Наконец она сказала:
- Мне очень трудно, но я постараюсь закончить картину.
- И стать моей женой? - быстро спросил Престо.
- На этот вопрос сейчас ответить еще труднее... Не торопите меня.
Престо. Дайте мне подумать.
- Хорошо. Я подожду. Работа над фильмом успокоит вас, и тогда мы
займемся нашими личными делами Не так ли?
И, успокоенный, уверенный, что все кончится благополучно, он
поцеловал ее руку.
40. ТРИУМФ
Объявления о предстоящем браке мисс Эллен Кей с мистером Антонио
Престо сделали свое дело. Газетная кампания клеветы и инсинуаций затихла.
Но следы ее остались. Престо видел, как глубоко страдает Эллен. Играя роль
героини, она собирала все свои силы, чтобы сосредоточиться, но ее
внимание, видимо, раздваивалось. Чего не бывало с самого начала постановки
фильма, - некоторые кадры приходилось переснимать. К счастью, конец
сценария был полон трагических переживаний героя и героини. Престо и Эллен
могли вкладывать в исполнение личные глубокие переживания. И некоторые
сцены проходили с потрясающей силой жизненной правды. Даже Гофман,
привыкший ко всему, чувствовал необычное волнение и нервную дрожь в руке,
вертевшей ручку киноаппарата. Игра Эллен временами поднималась до вспышек
подлинной гениальности. После окончания съемки таких сцен в ателье
наступала необычайная тишина. Все были потрясены, подавлены исполнением.
На глазах женщин и даже мужчин блестели слезы. Однажды рыжий, дюжий
шотландец-плотник, сам немало переживший в жизни, неожиданно шумно
захлипал носом, и по его белому с веснушками лицу покатились крупные
слезы. Он сам был удивлен этим и смущен. Никогда в жизни он не плакал над
собственными несчастьями, а тут не выдержал. Но разве миллионы таких же
простых людей не переживали подобного? Гофман больше не сомневался в том,
что это будет один из тех мировых фильмов, которые везде и всюду потрясают
сердца и исторгают слезы. "Быть может. Престо и прав, избрав этот новый
путь", - думал Гофман.
А Престо, окончив съемку, с головой уходил в хозяйственные дела.
Теперь ему помогали комитет и правление официально открытого
кооперативного товарищества. Начатое им дело было подхвачено другими. Это
вначале несколько смущало его, подчас вызывало и неудовольствие - он уже
больше не являлся единоличным вершителем судеб предприятия. Для него
нелегко было освоиться с новым положением вещей, но отступать было поздно
- другого выхода не было.
Скоро выяснилось, что отказ коллектива от части заработной платы еще
не спасает положения. Денег по-прежнему не хватало. Комитет и правление
обратились к профессиональным организациям и организациям народного
фронта. Предприятие приобретало, к неудовольствию Гофмана, все более
широкий общественный характер, становилось все более "левым", все более
"красным". И борьба обострялась. Газеты писали о финансовом крахе
престовского предприятия, потом о том, что оно захвачено "жидомасонами",
либералами, коммунистами, что Престо "продался красным" и стал игрушкой в
Скачать книгу [0.14 МБ]
Пирамида