– Правда, что ли?
– Правда, – ответил Лэнгдон. – А известно ли вам, кем была партнерша Амона?
Египетская богиня плодородия. Как ее звали?
Аудитория молчала.
– Изис, или Исида, – сказал Лэнгдон и взял кусок мела. – Итак, у нас имеется бог
мужчина, Амон. – Он написал на доске ото слово. – И богиня женщина, Изис. В
древности ее имя египтяне отражали пиктограммой, которую можно прочесть как Л'
ИЗА.
Лэнгдон дописал и отступил на шаг от доски.
АМОН Л' ИЗА
– Ну, смекаете, что у нас получилось? – спросил он.
– Мона Лиза... святый Боже! – ахнул кто то из заключенных. Лэнгдон кивнул:
– Так что, как видите, джентльмены, не только лицо Моны Лизы представляет собой
загадку. Само ее имя является анаграммой божественного слияния двух начал,
мужского и женского. Это и есть маленький секрет да Винчи, именно поэтому Мона
Лиза так загадочно улыбается нам. Будто знает нечто особенное, недоступное
больше никому.
– Дедушка был здесь! – воскликнула Софи и резко опустились на колени футах в
десяти от картины. И указала на высвеченное фонариком на паркетном полу пятно.
Снимала Лэнгдон ничего не увидел. Затем, опустившись на колени рядом с ней,
разглядел крошечную капельку высохшей жидкости, издававшую слабое свечение. Что
это? Чернила? И тут он вспомнил, как обычно используются специальные маркеры.
Кровь! Софи права. Перед смертью Жак Соньер действительно нанес визит «Моне
Лизе».
– Он бы сюда просто так не пришел, – прошептала Софи и поднялась. – Знаю, где то
здесь он оставил мне еще одно сообщение. – Она подбежала к картине и осветила
пол прямо под ней. Потом начала водить лучиком света по голому паркету. – Здесь
ничего!
В этот момент Лэнгдон различил на пуленепробиваемом стекле какое то слабое
свечение. Взял Софи за руку и медленно притянул ее к себе. Теперь оба они
смотрели на картину.
И застыли, точно громом пораженные.
На стекле поперек лица Джоконды высвечивались красным шесть слов.
Глава 27
Сидя за столом в кабинете Жака Соньера, Колле прижимал трубку к уху и
недоверчиво щурился. Правильно ли я понял Фаша?
– В куске мыла? Но как Лэнгдон мог узнать о маячке?
– Софи Невё, – ответил Фаш. – Это она ему сказала.
– Но зачем?
– Чертовски хороший вопрос, но я только что слышал запись, подтверждающую, что
именно она помогла ему сорваться с крючка.
На миг Колле лишился дара речи. О чем только думала эта Невё? И у Фаша есть
доказательства, подтверждающие, что она сорвала операцию судебной полиции? Софи
Невё следует не просто уволить, ее надо отдать под суд!
– Но, капитан... а где сейчас Лэнгдон?
– Там, в музее, где нибудь еще сработала сигнализация? – Нет, сэр.
– И ни один человек не пролезал под решеткой у входа в Большую галерею?
– Нет. Мы поставили там охранника музея. Как вы приказали. – Ладно. В таком
случае Лэнгдон должен быть где то в Большой галерее.
– Здесь, у нас? Но что ему тут делать?
– Охранник Лувра вооружен?
– Да, сэр. Он старший по званию.
– Отзовите его, – скомандовал Фаш. – Всех людей надо бросить на охрану выходов
из здания. Чтобы расставить моих людей по периметру, понадобится несколько
минут. И я не хочу, чтобы Лэнгдон ускользнул. – Фаш умолк и после паузы добавил:
– И еще скажите охране, что агент Невё, по всей видимости, где то с ним. С
Лэнгдоном.
– А я думал, агент Невё ушла.
– Вы что, видели, как она выходила?
– Нет, сэр, но...
– Никто из наших людей, дежуривших на улице, тоже не видел, как она выходила. А
вот как входила – видели.
Колле был просто потрясен наглостью и безрассудством Невё. Неужели она еще в
здании?
– Давайте действуйте! – рявкнул Фаш. – Ко времени, когда вернусь, чтоб Лэнгдон и
Невё были у вас в наручниках!
Водителя грузовика отпустили, и Фаш принялся инструктировать своих людей. Роберт
Лэнгдон доставил им сегодня немало хлопот. А с учетом того, что теперь ему
помогает агент Невё, пинать его в угол будет труднее, чем он предполагал.
И Фаш решил не рисковать.
Половину своих людей он отправил обратно к Лувру следить за всеми входами и
выходами. А остальных послал к единственному месту в Париже, которое могло бы
служить Лэнгдону безопасным пристанищем.
Глава 28
Лэнгдон с изумлением разглядывал шесть слов, начертанных на пуленепробиваемом
стекле. Казалось, они парят в воздухе, отбрасывая неровную тень на загадочную
улыбку Моны Лизы. – Приорат, – прошептал Лэнгдон. – Еще одно доказательство, что
ваш дед был членом братства!
Софи взглянула на него с недоумением:
– Вам понятно, что это?
– Да, – рассеянно кивнул Лэнгдон, погруженный в собственные мысли. – Это
провозглашение одного из самых фундаментальных философских принципов братства!
Софи растерянно взирала на отсвечивающие красным слова, выведенные поперек лица
Моны Лизы:
ТАК ТЕМЕН ОБМАННЫЙ ХОД МЫСЛИ ЧЕЛОВЕКА
– Дело в том, Софи, – сказал Лэнгдон, – что традиция поклонения богине была
основана у братства на веровании, что могущественные люди эпохи раннего
христианства «обманывали» мир, пропагандируя лживые идеи. Идеи, обесценивающие
значение женского начала и возвышающие значение начала мужского.
Софи не ответила, молча глядя на слова.
– Приорат Сиона считал, что Константину и его преемникам по мужской линии
удалось отвратить мир от языческого матриархата и насадить патриархальное
христианство. И делали они это, развернув пропагандистскую кампанию, где
демонизировалось священное женское начало, что привело к исчезновению богини из
современной религии.
На лице Софи отразилось сомнение.
Пирамида
