хором: "Молчун! Молчун!" Колченог встрепенулся.
- Пойдем! - сказал он, торопливо поднимаясь. - Пойдем, посмотреть
хочу.
Атос встал, вытащил из-за пазухи скальпель и зашагал к окраине.
9
- Сегодня мы наконец улетаем, - сказал Турнен.
- Поздравляю, - сказал Леонид Андреевич. - А я еще останусь немножко.
Он бросил камешек, и камешек канул в облако. Облако было совсем
близко внизу, под ногами. Леса видно не было. Леонид Андреевич лег на
спину, свесив босые ноги в пропасть и заложив руки за голову. Турнен сидел
на корточках неподалеку и внимательно, без улыбки смотрел на него.
- А ведь вы действительно боязливый человек, Горбовский, - сказал он.
- Да, очень, - согласился Леонид Андреевич. - Но вы знаете, Тойво,
стоит поглядеть вокруг, и вы увидите десятки и сотни чрезвычайно смелых,
отчаянно храбрых, безумно отважных... даже скучно становится, и хочется
разнообразия. Ведь правда?
- Да, пожалуй, - сказал Турнен, опуская глаза. - Но я-то боюсь только
за одного человека...
- За себя, - сказал Горбовский.
- В конечном итоге - да. А вы?
- В конечном итоге - тоже да.
- Скучные мы с вами люди, - сказал Турнен.
- Ужасно, - сказал Леонид Андреевич. - Вы знаете, я чувствую, что с
каждым днем становлюсь все скучнее и скучнее. Раньше около меня всегда
толпились люди, все смеялись, потому что я был забавный. А теперь вот вы
только... и то не смеетесь. Вы понимаете, я стал тяжелым человеком.
Уважаемым - да. Авторитетным - тоже да. Но без всякой приятности. А я к
этому не привык, мне это больно.
- Привыкнете, - сказал Турнен. - Если раньше не умрете от страха, то
привыкнете. А в общем-то вы занялись самым неблагодарным делом, какое
можно себе представить. Вы думаете о смысле жизни сразу за всех людей, а
люди этого не любят. Люди предпочитают принимать жизнь такой, какая она
есть. Смысла жизни не существует. И смысла поступков не существует. Если
поступок принес вам удовольствие - хорошо, если не принес - значит, он был
бессмысленным. Зря стараетесь, Горбовский.
Леонид Андреевич извлек ноги из пропасти и перевалился на бок.
- Ну вот уже и обобщения, - сказал он. - Зачем судить обо всех по
себе?
- Почему обо всех? Вас это не касается.
- Это многих не касается.
- Да нет. Многих - вряд ли. У вас какой-то обостренный интерес к
последствиям, Горбовский. У большинства людей этого нет. Большинство
считает, что это не важно. Они даже могут предвидеть последствия, но это
не проникает им в кровь, действуют они все равно, исходя не из
последствий, а из каких-то совсем других соображений.
- Это уже другое дело, - сказал Леонид Андреевич. - Тут я с вами
согласен. Я не согласен только, что эти другие соображения - всегда
собственное удовольствие.
- Удовольствие - понятие широкое...
- А, - прервал Леонид Андреевич. - Тогда я с вами согласен полностью.
- Наконец-то, - сказал Турнен язвительно. - А я-то думал, что мне
делать, если вы не согласитесь. Я уже собирался вас прямо спрашивать:
зачем вы, собственно, здесь сидите, Горбовский?
- Но ведь вы не спрашиваете?
- В общем - нет, потому что я и так знаю.
Леонид Андреевич с восхищением посмотрел на него.
- Правда? - сказал он. - А я-то думал, что законспирировался удачно.
- А зачем вы, собственно, законспирировались?
- Так смеяться же будут, Тойво. И вовсе не тем смехом, какой я привык
слышать рядом с собой.
- Привыкнете, - сказал Турнен. - Вот спасете человечество два-три
раза и привыкнете. Чудак вы все-таки. Человечеству совсем не нужно, чтобы
его спасали.
Леонид Андреевич натянул шлепанцы, подумал и сказал:
- В чем-то вы, конечно, правы. Это мне нужно, чтобы человечество было
в безопасности. Я, наверное, самый большой эгоист в мире. Как вы думаете,
Тойво?
- Несомненно, - сказал Турнен. - Потому что вы хотите, чтобы всему
человечеству было хорошо только для того, чтобы вам было хорошо.
- Но, Тойво! - вскричал Леонид Андреевич и дате слегка ударил себя
кулаком в грудь. - Разве вы не видите, что они все стали как дети? Разве
вам не хочется возвести ограду вдоль пропасти, возле которой они играют?
Вот здесь, например, - он ткнул пальцем вниз. - Вот вы давеча хватались за
сердце, когда я сидел на краю, вам было нехорошо, а я вижу, как двадцать
миллиардов сидят, спустив ноги в пропасть, толкаются, острит и швыряют
камешки, и каждый норовит швырнуть потяжелее, а в пропасти туман, и
неизвестно, кого они разбудят там, в тумане, а им всем на это наплевать,
они испытывают приятство от того, что у них напрягается мускулюс глютеус,
а я их всех люблю и не могу...
- Чего вы, собственно, боитесь? - сказал Турнен раздраженно. -
Человечество все равно не способно поставить перед собой задачи, которые
оно не может разрешить.
Леонид Андреевич с любопытством посмотрел на него.
- Вы серьезно так думаете? - сказал он. - Напрасно. Вот оттуда, - он
опять ткнул пальцем вниз, - может выйти братец по разуму и сказать: "Люди,
помогите нам уничтожить лес". И что мы ему ответим?
- Мы ему ответим: "С удовольствием". И уничтожим. Это мы в два счета.
- Нет, - возразил Леонид Андреевич. - Потому что едва мы приступили к
делу, как выяснилось, что лес - тоже братец по разуму, только двоюродный.
Братец - гуманоид, а лес - не гуманоид. Ну?
- Представить можно все, что угодно, - сказал Турнен.
- В том-то и дело, - сказал Горбовский. - Поэтому-то я здесь и сижу.
Вы спрашиваете, чего я боюсь. Я не боюсь задач, которые ставит перед собой
человечество, я боюсь задач, которые может поставить перед нами кто-нибудь
другой. Это только так говорится, что человек всемогущ, потому что, видите
Скачать книгу [0.08 МБ]
Пирамида