- У костоломки есть такой винт сверху, так он сломался. А я виноват?
Он меня выпер. "Дубина, - говорит, - стоеросовая, получи, - говорит, -
пять по мягкому и опять приходи..."
- А вот узнать бы, кто сечет, может, наш же брат студент и сечет. Так
договориться заранее, грошей по пять с носу собрать и сунуть...
- Когда жиру много, накалять зубец не след, все одно в жиру остынет.
Ты щипчики возьми и сало слегка отдери...
- Так ведь поножи господа бога для ног, они пошире будут и на
клиньях, а перчатки великомученицы - на винтах, это для руки специально,
понял?
- Смехота, братья! Захожу, гляжу - в цепях-то кто? Фика Рыжий, мясник
с нашей улицы, уши мне все пьяный рвал. Ну, держись, думаю, уж порадуюсь
я...
- А Пэкора Губу как с утра монахи уволокли, так и не вернулся. И на
экзамен не пришел.
- Эх, мне бы мясокрутку применить, а я его сдуру ломиком по бокам,
ну, сломал ребро. Тут отец Кин меня за виски, сапогом под копчик, да так
точно, братья, скажу вам - света я невзвидел, до се больно. "Ты что, -
говорит, - мне матерьял портишь?"
Смотрите, смотрите, друзья мои, думал Румата, медленно поворачивая
голову из стороны в сторону. Это не теория. Этого никто из людей еще не
видел. Смотрите, слушайте, кинографируйте... и цените, и любите, черт вас
возьми, свое время, и поклонитесь памяти тех, кто прошел через это!
Вглядывайтесь в эти морды, молодые, тупые, равнодушные, привычные ко
всякому зверству, да не воротите нос, ваши собственные предки были не
лучше...
Его заметили. Десяток пар всякого повидавших глаз уставился на него.
- Во, дон стоят. Побелели весь.
- Хе... Так благородные, известно, не в привычку...
- Воды, говорят, в таких случаях дать, да цепь коротка, не
дотянуть...
- Чего там, оклемаются...
- Мне бы такого... Такие про что спросишь, про то и ответят...
- Вы, братья, потише, не то как рубанет... Колец-то сколько... И
бумага.
- Как-то они на нас уставились... Отойдем, братья, от греха.
Они группой стронулись с места, отошли в тень и оттуда поблескивали
осторожными паучьими глазками. Ну, хватит с меня, подумал Румата. Он
примерился было поймать за рясу пробегающего монаха, но тут заметил сразу
трех, не суетящихся, а занятых делом на месте. Они лупили палками палача:
видимо, за нерадивость. Румата подошел к ним.
- Во имя господа, - негромко сказал он, брякнув кольцами.
Монахи опустили палки, присмотрелись.
- Именем его, - сказал самый рослый.
- А ну, отцы, - сказал Румата, - проводите к коридорному смотрителю.
Монахи переглянулись. Палач проворно отполз и спрятался за баком.
- А он тебе зачем? - спросил рослый монах.
Румата молча поднял бумагу к его лицу, подержал и опустил.
- Ага, - сказал монах. - Ну, я нынче буду коридорный смотритель.
- Превосходно, - сказал Румата и свернул бумагу в трубку. - Я дон
Румата. Его преосвященство подарил мне доктора Будаха. Ступай и приведи
его.
Монах сунул руку под клобук и громко поскребся.
- Будах? - сказал он раздумчиво. - Это который же Будах? Растлитель,
что ли?
- Не, - сказал другой монах. - Растлитель - тот Рудах. Его и
выпустили еще ночью. Сам отец Кин его расковал и наружу вывел. А я...
- Вздор, вздор! - нетерпеливо сказал Румата, похлопывая себя бумагой
по бедру. - Будах. Королевский отравитель.
- А-а... - сказал смотритель. - Знаю. Так он уже на колу, наверное...
Брат Пакка, сходи в двенадцатую, посмотри. А ты что, выводить его будешь?
- обратился он к Румате.
- Естественно, - сказал Румата. - Он мой.
- Тогда бумажечку позволь сюда. Бумажечка в дело пойдет. - Румата
отдал бумагу.
Смотритель повертел ее в руках, разглядывая печати, затем сказал с
восхищением:
- Ну и пишут же люди! Ты, дон, постой в сторонке, подожди, у нас тут
пока дело... Э, а куда этот-то подевался?
Монахи стали озираться, ища провинившегося палача. Румата отошел.
Палача вытащили из-за бака, снова разложили на полу и принялись деловито,
без излишней жестокости пороть. Минут через пять из-за поворота появился
посланный монах, таща за собой на веревке худого, совершенно седого
старика в темной одежде.
- Вот он, Будах-то! - радостно закричал монах еще издали. - И ничего
он не на колу, живой Будах-то, здоровый! Маленько ослабел, правда, давно,
видать, голодный сидит...
Румата шагнул им навстречу, вырвал веревку из рук монаха и снял петлю
с шеи старика.
- Вы Будах Ируканский? - спросил он.
- Да, - сказал старик, глядя исподлобья.
- Я Румата, идите за мной и не отставайте. - Румата повернулся к
монахам. - Во имя господа, - сказал он.
Смотритель разогнул спину и, опустив палку, ответил, чуть задыхаясь:
"Именем его".
Румата поглядел на Будаха и увидел, что старик держится за стену и
еле стоит.
- Мне плохо, - сказал он, болезненно улыбаясь. - Извините,
благородный дон.
Румата взял его под руку и повел. Когда монахи скрылись из виду, он
остановился, достал из ампулы таблетку спорамина и протянул Будаху. Будах
вопросительно взглянул на него.
- Проглотите, - сказал Румата. - Вам сразу станет легче.
Будах, все еще опираясь на стену, взял таблетку, осмотрел, понюхал,
поднял косматые брови, потом осторожно положил на язык и почмокал.
- Глотайте, глотайте, - с улыбкой сказал Румата.
Будах проглотил.
- М-м-м... - произнес он. - Я полагал, что знаю о лекарствах все. -
Он замолчал, прислушиваясь к своим ощущениям. - М-м-м-м! - сказал он.
Любопытно! Сушеная селезенка вепря Ы? Хотя нет, вкус не гнилостный.
Скачать книгу [0.15 МБ]
Пирамида